Ротмистр Гордеев - Дашко Дмитрий Николаевич

– Есть, вашбродь!

По лицу контрразведчика вижу, что Николов с трудом сдерживается, чтобы не заржать. Со стороны обделавшийся шалый солдатик и впрямь выглядит комично. А ежели влезть в суть – уцелевший в аду человек. Пожалеть его надо. Я и пожалею, но малость погодя. Как только мы с Николовым удовлетворим необходимое любопытство.

– Что ты видел?

– Баба. Бабу видел…

Неужели опять длинношеяя монстриха?

– Шея какова? Длинная? Как змея?

– Никак нет. Шея обычная.

– А что необычного?

– Харя. Ни глаз, ни носа, один рот. И зубы – острые, чёрные. Щёлк-щёлк-щёлк! Страшно. Съесть меня хотела. А я убёг… убёг… И крест не помог, и слово святое не справилось… Токмо ноги быстрые и спасли. А потом как бахнуло!.. Я аж оглох малость…

Глаза Хмарина снова шалеют, а на штанах проступает новое мокрое пятно. Поворачиваюсь к Николову.

– Боюсь, это всё, что мы сможем из него вытянуть по горячим следам.

Начсклада горестно вздыхает.

– Волосы его седые видели? А ведь до этого дня Хмарин был рыжим. Балагур, матерные частушки исполнял – заслушаешься.

– Африкан Евстафьевич, – обращается Николов к Селиверстову, – обиходьте бедолагу. И надобно его в госпиталь, врачам показать. Николай Михалыч, – это контрразведчик уже мне, – едемте. Я увидел и услышал достаточно.

Понимаю, что Сергей Красенович хочет наедине поделиться со мной своими мыслями и, возможно, услышать мои соображения. Но события не тороплю. Пусть господин подполковник сам проявит инициативу.

Мы уже минут десять пылим по дороге, прежде чем Николов нарушает тишину:

– Есть мысли, господин штабс-ротмистр?

– Демон появился первым, а уже за ним, когда часовой сбежал от ужаса, японцы-диверсанты.

Николов согласно кивает.

– Вряд ли диверсантов было много, – продолжаю излагать свои мысли. – Один-два плюс демон. Кстати, что это за демон? Не похоже по описанию на рокурокуби.

– Это Охагуро-Бэттари. Есть такое существо на Японских островах. Очень страшное, но довольно безвредное. Всерьёз навредить не может.

– Логично, что её задачей было напугать бедолагу Хмарина. И она с ней успешно справилась. Часовой убежал и едва не лишился ума, а диверсанты получили возможность взорвать склад без всяких помех.

– Как думаете, три этих происшествия связаны меж собой?

– Думаю, да. Основная группа устраивает нападение на эшелон, эта ваша Охагуро-Бэттари и пара человек разбираются со складом, и длинношеяя Джу устраивает резню в заведении мадам Сяо Вэй. То, что акции произошли почти одновременно, говорит о том, что так и было изначально спланировано, чтобы гарнизон не смог отреагировать на все угрозы и не пустился бы в погоню за диверсантами – не разорваться же. Операция спланирована и осуществлена японской разведкой, а хунхузы – это, возможно, переодетые японцы.

– Что ж, неплохой анализ, – печально улыбается Николов.

– Я всего лишь любитель. А что скажет профессионал?

Николов задумчиво барабанит пальцами по дверце машины.

– Думаю, японских агентов было немного – демоны (причём Джу, как мы знаем, была внедрена в бордель заблаговременно) и, возможно, ещё пара человек, включая самого руководителя операции.

– А остальные?

– А остальные – настоящие хунхузы, нанятые японцами за деньги или действовавшие из вражды к России.

Некоторое время едем молча. Думаю о своих охотниках. Пока я сидел на губе да разбирался с Дзатоевым (вернее, как раз он пытался разбираться со мной), что там происходило во взводе? Не расформировали ли его ещё? С местного командного состава станется.

Машину неожиданно бросает в сторону, я еле успеваю выкрутить руль, чтобы не съехать в кювет. Очередная засада?

– Господин подполковник, из машины, живо!

Вываливаемся из салона, прячемся за корпусом автомобиля с револьверами в руках, напряжённо вслушиваемся и всматриваемся в окрестности. Всё тихо. Враги, если они и есть, не спешат нападать.

Похоже, ошибся я насчёт засады. А что же тогда послужило причиной странного поведения нашего авто? Твою же дивизию налево! Похоже, на этот раз всё обошлось без происков диверсантов. Левое переднее колесо спущено и стоит на ободе. Надо менять.

Скидываю китель, чтобы не замарать. Красенович подсказывает, где у покойного вампира хранился ящик с ЗИП, роюсь в нём, перебирая инструменты. Откручиваю с багажника запасное колесо, ставлю домкрат. Кто менял колёса на дедовских «жигулях», тот и со старинным автомобилем справится. Убили на устранение неисправности не меньше получаса.

– Повторю своё предложение, Николай Михалыч, перейти к нам в контрразведку, – поворачивается ко мне Николов. – Под моё непосредственное начало.

Будь я карьеристом, принял бы предложение не задумываясь. Но контрразведка – это всегда интриги, даже внутри одной конторы. Как будут говорить в моём будущем, «не всё так однозначно» и «есть нюансы». А я как-то по-простому привык воевать и жить: друг – друг, враг – враг.

– Мне кажется, Сергей Красенович, что на своём нынешнем месте, со своими бойцами, я буду более полезен. Прошу без обид.

– Да какие обиды, помилуйте. – Всё-таки чувствуется, что мой повторный отказ задел Николова за живое. – Но не обольщайтесь. Али Кули Мирза благоволит вам: персидский принц – человек прогрессивных взглядов, он одержим техническим прогрессом. Но в армии много и тех, кто привык воевать по старинке: пуля – дура, штык – молодец. Они и будут ставить вам палки в колёса.

Глава 20

Как ни грустно расставаться с Николовым, но я возвращаюсь в часть. Самое отрадное – лица бойцов: никогда б не подумал, что они так обрадуются моему возвращению. У меня едва не наворачиваются слёзы на глаза, приятно до жути. А ординарец прямо-таки из кожи вон лезет, чтобы угодить. Прикажи ему добыть для меня птичьего молока – в лепёшку разобьётся, а достанет.

– Мы уж не чаяли вас увидеть, – улыбается Бубнов. – Боялись, что вас совсем заарестуют или разжалуют.

– Пока обошлось, – вздыхаю я.

Привожу себя в порядок и отправляюсь к Шамхалову.

– Слава аллаху! – говорит тот. – Как вовремя вас выпустили! Надеюсь, больше не будете устраивать драк с другими офицерами?

– Ничего не могу обещать, господин ротмистр. Была затронута моя честь. Поскольку идёт война, пришлось проучить обидчика доступными средствами.

– Как дворянин дворянина понимаю вас, но как непосредственный начальник должен предупредить: постарайтесь держать себя в руках, Николай Михалыч. Впереди нас ждёт большое и важное дело.

– Снова разведка? – загораюсь я.

– Вынужден вас разочаровать, мы нужны в другом качестве.

Видя мой недоумённый взгляд, комэск поясняет:

– Готовится большое наступление с целью оттянуть силы японцев от Порт-Артура. Скажу по секрету: дела там обстоят неважно, поэтому командование хочет дать гарнизону передышку. Если повезёт, в Порт-Артур успеют подойти свежие пополнения.

– Погодите, мы что, будем использоваться как обычная пехотная часть? – начинаю догадываться я.

– Для штаба бригады мы все – драгуны.

Ну да, ну да… Конная пехота, едрить-растудыть! Понятно, что комбриг – генерал-майор Степанов – не обязан вникать в ситуацию с каждым взводом, но всё-таки использовать моих орлов в качестве пехоты – всё равно что забивать гвоздь микроскопом.

– Не расстраивайтесь так, Николай Михалыч. Есть и хорошие новости, – пытается приободрить комэск.

– Неужели? Даже не верится.

– А зря! Я ведь знаю вашу любовь к автоматическому оружию… Так вот, моряки передали в нашу бригаду дополнительную пулемётную команду – целых восемь пулемётов «максим».

Откуда растут ноги у этой команды, понятно. В конце девятнадцатого века именно флотские произвели массовую закупку новомодных пулемётов, приобретя почти триста «максимов». Жил в тот момент флот понятиями времён сражения при Синопской бухте и покупал пулемёты, чтобы отражать их огнём абордажные атаки врага. Теперь вот сами или по просьбе свыше решили с нами поделиться.