Сергей Шкенёв - Красный властелин
Медведик открыл рот, чтобы сообщить свою точку зрения на Северную армию вообще и Двенадцатый легион в частности, но всё испортил не вовремя пришедший в сознание профессор Баргузин. До того он спокойно лежал в углу, предусмотрительно связанный по рукам и ногам, и дёрнула же его нелёгкая открыть левый глаз и громко произнести:
– Ш-ш-шайзе!
– Что он сказал? – с нездоровым интересом переспросил особист. – Колдует?
– Шаманит, – со знанием дела пояснил Барабаш. – Это же знаменитый знаток древнебиармийского шаманизма.
– Да? И как же сей учёный оказался на фронте?
– Известно как, по призыву резервистов. Только ведь древности древностями, но я бы не стал с ним шутить. Вот, давеча Ерёма как дал в бубен…
– И?..
– И поносное проклятие сразу на три драконьих полка! Ты, сынок, неприятности в желудке ещё не ощущаешь? Мы-то к профессору привычные, на нас не действует, но попервой ой как несладко приходилось. И чего мне цвет твоего лица не нравится? Не иначе, как съел что-то негодящее. Или Ерёма… того самого…
– Натюрлихь! – Баргузин открыл второй глаз. – Дас ист фантастиш!
Сотник Блюминг побагровел и потянулся к огнеплюйке на поясе, но его рука на половине пути остановилась. А сам он замер, прислушиваясь к внутренним ощущениям. Что-то в них не понравилось, и особист крикнул во весь голос:
– Караул!
– Ты чего? – удивился Матвей. – Не бойся, не смертельно же…
Появившаяся в землянке охрана как бы намекала, что Барабаш несколько ошибся с выводами.
– Расследование закончено, увести мерзавцев! Заседание Особого Совещания вечером. И не развязывать!
Остаток дня прошёл на редкость уныло. Больше всего досаждали стянутые за спиной руки, вернее, невозможность воспользоваться ими для отправления естественных надобностей. В Михасе проснулась неизвестно откуда взявшаяся мстительность, и он предложил напрудить в штаны, дабы непотребством и запахом досадить будущим судьям. Понимания Кочик не нашёл.
– Решат, будто со страху, – заметил Медведик. – Позору не оберёшься и всю жизнь потом будешь носить не самое приличное прозвище. Оно тебе надо? Как говорится, береги честь смолоду.
– Да сколько той жизни осталось? До ближайшей стенки?
– В степи стенок нет, это во-первых. А во-вторых… неужели думаешь, что кто-то решит пустить в расход четверых более-менее опытных бойцов? Утром под горячую руку вполне могли шлёпнуть, но никак не сейчас. Нет, мой юный друг, ты ещё повоюешь. Мы все повоюем.
– Но очень недолго, – вставил Барабаш. – Кто-нибудь помнит легенду об отряде десятника Никодима Бесогона?
Вольдемар рассмеялся. Старинную байку, рассказываемую каждому новобранцу Роденийской армии, он знал хорошо, являлся автором одной из самых непристойных её версий. Там прославленный герой во искупление многочисленных грехов был отправлен выполнять безнадёжное и самоубийственное задание во главе сформированного из преступников и подонков отряда. Потом, конечно же, погиб, но перед смертью успел насовершать немыслимое количество подвигов, включая соблазнение пиктийской императрицы. Казалось бы, при чём здесь черенок от лопаты? Особый шарм истории придавало приписываемое Никодиму изобретение парусных самоходов, на коих сей похититель женских сердец ездил покорять вражеских красавиц – особый шарм, и смех более-менее понимающих людей.
– И мне думается, что засунут нас в исправительно-искупительную баталию с одной огнеплюйкой на трое человек.
– Как это на троих? – удивился Михась. – Тем более нас четверо.
– Расчёт ДШК как раз из троих человек. А ты что подумал? Профессора корректировщиком возьмём, пойдёте, товарищ Еремей?
Баргузин прореагировал на своё имя несколько непонятно:
– Яволь!
Верёвки, стягивающие руки, заклинания не перенесли.
– Силён! – обрадовался Вольдемар, растирая онемевшие конечности. – Но всё равно поосторожней с экспериментами в закрытом пространстве.
Матвей профессорского колдовства не опасался, так как давно привык к его проявлениям и опасностям. Он вздохнул, с облегчением расправил плечи и мечтательно заявил:
– Мордобою бы сейчас хорошего. И пива.
– Не надо о грустном, – Михась лихорадочно оглядывался в поисках укромного места. Не нашёл. И тут его взгляд остановился на куче сваленных в углу папок с какими-то документами. – Да гори оно всё синим пламенем!
– Что? – на ладони Баргузина мгновенно возник огромный огненный шар.
– Я же не в том смысле, профессор!
Заседание Особого Совещания проходило на редкость уныло и предсказуемо – невнятно зачитанное обвинение в государственной измене, недоказанном, но подразумеваемом соучастии в убийстве мастер-воеводы Серафима Копошилы, расхищении народной собственности. Последнее выражалось в угоне бронехода противодраконьей обороны с намерением реализовать его по спекулятивной цене в целях личного обогащения. Вот это и переполнило чашу терпения Вольдемара Медведика, до того момента с интересом прислушивающегося к монотонному перечислению собственных, а также общих с подчинёнными преступлений.
– Ты мудак, сынок? И вообще, сотник, ты совесть имеешь, да?
– Помолчите! – председательствующий на заседании провиант-мастер легиона грохнул кулаком по столу. – Ходят тут всякие, а потом бронеходы пропадают.
– Так мне уйти? – приподнялся старший сотник.
– Я тоже пойду, – оживился Барабаш.
– И прекратите балаган! – столешница опять вздрогнула от сильного удара. – Итак, приступим к делу.
– Предлагаю его закончить, – сотник Блюминг демонстративно потряс листком с обвинительным заключением. – Здесь на двенадцать расстрелов каждому хватит.
– Экий вы кровожадный, Ставр! Тем более у нас приказ.
– Под его действие ещё нужно постараться попасть. Впрочем, как хотите, товарищ провиант-мастер.
Особист больше не настаивал на высшей мере народной защиты, и у Медведика появились смутные сомнения относительно дальнейшей их судьбы. Не лучше ли один раз отмучиться, чем потом стократно пожалеть об упущенной возможности достойно уйти из жизни? В Двенадцатом легионе наверняка чтут традиции, и расстрельный десяток преподносит уходящему в последний путь кружку лучшей раки… И под рокот барабанов оно так-то приятнее… Нет, точно сейчас загонят в позабытую Триадой и Владыкой дыру, где снежные головастики сойдут за изысканный деликатес, а охота на тараканов за единственное развлечение. Там и возможность умыться чистой водой проходит по разряду сказочных событий. Есть такие места, да… Ими даже вездесущие винторогие кагулы брезгуют. Или боятся, что скорее всего. Вот, говорят, в Кушкийском гарнизоне кобыл… хм…
Монотонный и усталый голос объявляющего приговор провиант-мастера отвлёк Вольдемара от размышлений и сравнений зачуханности отдалённых мест службы. Что это маркитант там внушает? Лишение воинских званий. Поражение в правах, но сохранение роденийского гражданства? Не жуй сопли, дяденька, объяви итог.
– …и направить вышеобозначенных Вольдемара Медведика, Еремея Баргузина, Михася Кочика и Матвея Барабаша в Масюковскую отдельную морскую бригаду специального назначения и определить срок службы в ней до тех пор, пока все четверо не издохнут.
Какая ещё Масюковщина? Так вроде бы туда изначально и направлялись?
– Погодите! – председательствующий прервал чтение и с недоумением похлопал глазами. – Кто писал приговор?
Следующие события произошли практически одновременно – побледневший сотник Блюминг выстрелил из ручной огнеплюйки провиант-мастеру в лицо, сапог мечтавшего о хорошем мордобое Барабаша влетел особисту в живот, благо опрокинутый стол не стал помехой, а вдруг возникший в землянке мерцающий туман заставил огнешар остановиться в воздухе и в нём же растаять.
– Какого хрена? – упавший на четвереньки Медведик помотал головой. – Что здесь происходит?
– Операция контрразведки Северной армии происходит, товарищ старший сотник, – третий участник суда с досадой бросил на пол почерневший от копоти защитный амулет и представился: – Младший воевода Феликс Демидко, честь имею!
– Однако.
– Извините за небольшие накладки, товарищ Вольдемар, но кто же мог предполагать, что ублюдок так нервно отреагирует на вполне невинное замечание?
– Какое?
Вместо младшего воеводы ответил провиант-мастер, только что с помощью Матвея и Михася закончивший вязать уже бывшего сотника Блюминга:
– Феликс, ты сволочь! Неужели не мог предупредить?
– У нас защита была.
– Хреновая!
– Хорошая.
– Да? А мои опалённые усы?
– Кагул с ними.
– Как ты меня назвал?
– Товарищи… – поспешил вмешаться Медведик. – Вы хотели объяснить.
– Ах да, – кивнул провиант-мастер. – Фразой об обязательном издыхании осуждённого заканчивается любой смертный приговор в Пиктийской империи. Но Феликс всё равно сволочь!
