Сергей Михонов - Ад
Тот в то же самое мгновение отреагировал на него, низко поклонился.
— Командира-сан…
— Японися… и тебя в том числе, — подыграл ему Глеб. — Стало быть, он — японец? Случаем не самурай? Угадал? Вот только почему не в рай попал, а сюда, куда и все после смерти? И двум не бывать, а здесь не миновать!
Выслушав внимательным образом тираду спецназовца, фехтовальщик заулыбался. Из-за чего Глебу показалось у него закрылись и без того его узкие глаза, напоминающие щёлочки.
— А у тебя чувство юмора ничего — и с нервишками полный порядок, — отметил лишний раз он. — Будем знакомы…
Глеб протянул руку для приветственного рукопожатия.
— Шизука, насяльника-сан…
— Шиза — говоришь, таким и будет твой позывной, он же псевдоним, — приглянулся "интервент" Глебу — и начинал подбирать себе людей в разведгруппу. — А я — Глыба! Глеб…
— Хлеб?!..
— Нет, "Г" — Глеб…
— Х…
— Г… Глеб — Глыба…
— Хлиба…
— Я тоже бы не против чего-нибудь поесть, да прежде необходимо раздобыть…
— Насяльника-сан… — вновь склонился в низком поклоне самурай, протянув те жалкие крохи, кои припас в качестве заначки — делился.
— Нет-нет, оставь себе, я сыт… — пытался уверить Глеб, но желудок — и предательски заурчал.
— Твоя воз… ми — моя от… дать…
— А мне нечем взамен поделиться, хотя готов с тобой дальше делиться всем, коль ты со мной уже сейчас.
Так и завязался у Глеба разговор с фехтовальщиком. Как в последствии выяснилось: Шизука и впрямь был потомственным самураем и призван в ряды вооружённых сил Японии в годы Второй Мировой, вот только повоевать не успел, угодив под ядерный взрыв — то ли в Хиросиме, то ли Нагасаки… Глеб не стал уточнять, и так всё было понятно для него, каким образом угодил тот в пекло оазиса на пепелище. Похоже, все, кого жгли американцы, оказывались здесь. То-то столько "гастрабайтеров" из числа вьетнамцев и работали, как мыши. Они за один день вырыли столько подземных ходов и лазов в холмах и не только в поселении, но и в стороне за его пределами в качестве запасного места дислокации в случае нашествия отродья исчадий, сколько бы наши люди возились месяц, а неделю уж точно. Что ни могло не порадовать Глеба.
Да и у него начал образовываться будущий отряд — он подбирал таких ребят, которые бы могли обходиться длительное время не только без еды и воды, но и боеприпасов к огнестрельному оружию, а пользовались в совершенстве бивнями и клыками, да луками из рёбер порождений пекла.
— Банда, — обозвал Глеб свою ватагу бродяг. И где-то ближе к сумеркам вспомнил про Любу. Едва нашёл. Да и то не сразу — пришлось побегать и потратить немало времени.
— Вспомнил… — всхлипнула она.
— Ну ты чего, а? Прям как маленькая… — укорил Глеб, неожиданно отметив про себя: она ещё совсем юна, а он… Он почти в два раза старше её — ему перевалило за тридцатник, и не то что бы прилично, но возраст — и не утаить. — Боже! И за что мне это счастье?
— Я для тебя несчастье?! — вспылила по обыкновению Люба.
— Глупенькая, не говори глупости, — прижал её к себе Глеб, заключая в крепкие объятия. Поцеловал в висок. — Да я в тебе души не чаю — растворяюсь! Как увижу — всё забываю, что было… Даже не думаю о том, что будет! А чревато…
— Возьмёшь меня с собой? — снова обескуражила Люба.
— С собой — это куда? — переспросил Глеб.
— Тебе видней, ведь подбираешь же с какой-то известной только тебе целью людей в отряд. И потом сдал свои полномочия Семёну, то есть начальнику… или коменданту? Как правильно?
— Да не всё ли равно! Сказал же: не брошу — значит так и будет! Обязательно вернусь!
— Не пущу — не отпущу! Я за тобой на край света пойду и дальше, если потребуется…
— Да уж куда дальше — и не требуется! Я здесь — в оазисе! В пекле делать нечего…
— Как же…
Люба что-то знала, о чём опять не был осведомлён Глеб.
— А ну выкладывай как на духу: кто чего затеял, а я не в курсе!?
— Наш новый комендант! Ему требуется вода из гейзеров…
— Кипяток!?
— И уже придумал, как и в чём доставлять, а азиаты смастерили из шкур и костей исчадий бурдюки вместо вёдер, даже коромысла. Им лошади нужны. И люди для охраны каравана!
— Вот подполковник! Одно слово — Семён! Не прощаюсь… — стремился Глеб покинуть Любу столь же неожиданно, как и нагрянул…
— А поцеловать?
— Ах да, чуть не забыл, — резко обернулся он, и, запрокинув её чуть назад спиной себе на руку — сделал своё дело.
Люба покачнулась, едва устояв на ногах после неожиданного кавалерского выпада Глеба. Снова запрыгала от счастья — и даже завизжала, а возможно и пищала. Во всяком случае, Глеб слышал невольно. Сам не мог сдержать дурацкой улыбки, с которой предстал пред ясные очи нового коменданта поселения переселенцев-мертвецов.
— Чего такой весёлый? От Любы?
— Ой, люба! Одно слово она — Люба! — был на седьмом небе от счастья Глеб.
— Тогда добро пожаловать в ад! Ты нужен мне здесь — со своими людьми для прикрытия…
— В курсе — уже, и что затеял, — обескуражил Глеб.
— От разведка! Ну ничего не утаишь!
— Работа такая, а навык…
— Что думаешь о моей затее? Только честно!
— Честно — получи…
— Не очень-то, — в корне изменился к вечеру некогда скромный гость, а теперь вёл себя так, будто он хозяин положения, а должность обязывала — ответственность велика.
— Разведать бы не мешало, что да как, прежде чем вам отправляться в пекло к гейзерам. А то ведь и оазис пусть и застолблён нами, да и то не до конца! Исчадия так и снуют, а уж порождения…
— Так как, даёшь добро?
— Очень надо, Семён?
— Даже не представляешь как! И потом я намерен сделать подземный резервуар. Лишней воды точно не будет — пригодится, и сам понимаешь, для каких именно нужд.
Нужда — жажда заставляла.
— Как скажешь, а ведь комендант…
— Вот и договорились?
— До чего, а поговорили?!
— Это что ща было? Типа шутка?
— Ага, она — юмора!
— Иди, умора… — отмахнулся Семён. — Сам знаешь, кто ждёт, а не дождётся!..
Глеб не успел скрыться.
— Погодь, чуток!.. — осадил его подполковник.
— Ну, Бульбаш?
— Не испорть девку!
— Я ж не отродье, да и она сама вроде не против того… Сам понимаешь чего!
— И всё же…
— Да ей уже восемнадцать исполнилось… вроде бы…
— Иди уж, чертяка! Но помни, о чём мы тут условились, а договорились!
— Это ты ща, Сёма, насчёт чего — каравана в пекло к гейзеру?
— И про это не забудь! — намекнул подполковник тонко на толстые обстоятельства.
— Нет, лучше бы мне кое-что тогда отхватило при взрыве, — поправил Глеб на поясе штаны. За последнее время они стали ему велики — он похудел, благо не отощал в конец. И то самое ещё трепыхалось в них.
— Ишь, ты его — самец… — бросил напоследок подполковник.
Уже идя к Любе, Глеб неожиданно уяснил: сумерки — самое удачное время для разведки, поскольку пекло накрывает мгла. А соваться в зной туда чревато.
— Нехорошо получается… — осознал он: свидание у него с Любой отменяется.
* * *— По коням! — раздался призыв Глеба, который ускользнул от ушей одной из девиц.
— Наглец… — рассердилась она. — Вот где нахал!..
Люба опоздала — и проводить Глеба не удалось. Закашлялась, угодив в облако пыли.
— Кто позволил? А посмел покинуть поселение без моего на то ведома… — наткнулся подполковник на медсестру. — Ты…
— Вы…
— А где Глеб?
— И кто у кого должен о том спрашивать? Ведь после визита к вам, он даже не удосужился заглянуть ко мне и… — у Любы навернулись слёзы на глаза, — …попрощаться…
— Не понял! — затупил комендант. — Я приказа не отдавал! Ну, капитан!.. Удачи…
И перекрестил конный отряд, уносящийся в пекло с наступлением сумерек.
— Да хранит вас Бог…
— Вы верующий? — удивилась Люба.
— И коммунист тоже!
— Бывает…
— Шла бы ты… красавица, к себе дожидаться своего парня… Гм, мужчину!..
Комендант не сразу отпустил Любу, решил расспросить, а заодно упокоить её — и сам.
— У вас с ним это серьёзно или как? Тебе сколько годков, дочка?
— Папа?!..
— Нет, но чем тебе не отчим?
Так и закрепилась с этой поры за комендантом сия кличка-псевдоним — Отчим.
* * *Удалившись на значительное расстояние от поселения, Глеб приказал сбросить заданный изначально темп скорости, давая возможность коням перевести дух после стремительной скачки, а сам прислушивался, как и его люди к тому, что творилось в округе, пытаясь уяснить: находятся в оазисе или уже пересекли туманность и забрели в пекло. Продолжали брести.
Грохота вырывающейся с шипением кипящей воды пока что не удавалось уловить на слух, впрочем, и иные звуки, кои могли издавать порождения или исчадия. На зрение не было никакой надежды, даже на обоняние. В запахах люди несильны, но те, какие зачастую встречались им ранее, улавливали — гниющей или горящей плоти. А то и вовсе свежей крови. Иные по определению отсутствовали, если не брать в расчёт пот.
