Курс на юг - Батыршин Борис Борисович
Напомним, что “Рюдзе” был флагманом японской эскадры, посланной в 1874 году на остров Формоза, находившийся в составе империи Цин, в ответ на жестокое убийство команды торговой джонки государства Рюкю. На настоящий момент “Рюдзе” – это сильнейшая боевая единица военно-морских сил Японии.
Власти империи Цин в свою очередь объявили, что не потерпят столь бесцеремонной демонстрации. Бэйянский флот, пополнившийся недавно боевыми кораблями, полученными из Германии, готовится выйти в море.
Коммодор N, согласившийся прокомментировать для нас это сообщение, заявил следующее: “Нет никаких сомнений в том, что следующим после Кореи объектом агрессии империи Цин станут русские владения на Дальнем Востоке. Огромные расстояния и полнейшее отсутствие железнодорожного сообщения с остальной Россией делают эти территории легкой добычей…”».
Декабрь 1879 г.
«С.-Петербургские ведомости»
«…Государь Император Александр III подписал указ, согласно которому в мае следующего, 1880 года от Рождества Христова начнутся работы на строительстве Транссибирской железной дороги. Она должна соединить европейские губернии империи с Дальним Востоком и станет таким образом…»
Декабрь 1879 г.
Франция. Париж. «Le Petit Journal»
«…Война в Южной Африке, начавшаяся с восстания трансваальских буров в Почефструме, разгорается! [20]
Войска буров под предводительством ком-мандант-генерала Жубера очистили от англичан окрестности порта Дурбан.
Отряд боевых кораблей кайзеровского флота явился в Дурбан якобы для защиты жизни и имущества находящихся там подданных Второго рейха. Германские моряки стали невольными свидетелями страшной резни, учиненной бурами индийским рабочим, ранее завезенным в Африку англичанами, однако не стали вмешиваться, объявив это внутренним делом Республики Трансвааль.
Лондон обвиняет Берлин и Санкт-Петербург в поставках бурам оружия, в том числе и современной полевой артиллерии. Приток добровольцев из Голландии, Германии, Франции и России набирает силу с каждым днем…»
Декабрь 1879 г.
«Сан-Франциско Кроникл»
«…британская эскадра контр-адмирала Джона Хэя, вышедшая из Гамильтона (Бермудские острова), три дня назад была замечена на траверзе острова Барбадос. Ее встреча с французской эскадрой может состояться в любой момент и, скорее всего, приведет к столкновению. Мы затрудняемся предположить, кто выйдет из него победителем…»
Декабрь 1879 г.
Чили. Где-то в окрестностях
Вальпараисо
Остелецкий еще раз пробежал глазами газетный лист.
– О войне ни слова, как и о ситуации в Перу, – посетовал он, обращаясь к корнету Серебренникову. Тому самому николаевцу, которого он присмотрел для своей группы еще в Красносельских лагерях и сделал своим заместителем. – Неужели перуанцы наконец-то додумались выкинуть прочь из страны всех соглядатаев, прикидывающихся репортерами?
– Сомневаюсь, – отозвался несостоявшийся конногвардеец. – Насколько я понял, просматривая тамошние газеты, в Кальяо работают по большей части североамериканские репортеры, а эта страна числится у Перу в союзниках. Просто эти новости проходят в редакциях больших газет по разряду третьестепенной важности и не всегда попадают в очередной номер…
Остелецкий кивнул. Серебренников оказался ценнейшим приобретением. Если дело пойдет так и дальше, мальчишка сделает неплохую карьеру в нарождающейся «особой разведочной службе». Ловок, бесстрашен, сообразителен, не обделен аналитическими способностями… Что еще нужно будущему «рыцарю плаща и кинжала»?
В сарае, где они беседовали, было душно. Ветер с океана, прежде чем добраться до восточных окраин Вальпараисо, где Остелецкий подыскал для морских «пластунов» убежище в виде заброшенной коптильни, успевал напитаться пылью и угольной копотью. А еще – неистребимым запахом копченой, соленой, протухшей рыбы.
«И как долго теперь от нас будет разить, как от бочки из-под гнилой селедки?..»
Но ничего не попишешь, безопасность важнее. Место оказалось удобным, с хорошо просматривающимися подходами. И, что немаловажно, снять его удалось за сущие гроши. Не то чтобы Остелецкий был ограничен в средствах, скорее наоборот, но слух о подозрительных личностях, готовых отсыпать серебряных песо по запросу за аренду укромного местечка, сразу же разойдется по окрестностям. И наверняка привлечет к группе нежелательное внимание. И ладно бы если одних только здешних бандитов…
– Господин старший лейтенант! Игнат Осадчий вернулся из города. Просится до вас с рапортом!
Вахтенный (порядки на базе завели флотские) окликнул его по-русски – лишних ушей тут не было. Остелецкий сложил газеты в стопку.
– Чего встал, зови! Послушаем, что у него там.
Унтер-офицер, ушедший в морские «пластуны» с клипера «Яхонт» и побывавший в каждом порту от Сингапура до Марселя, был отправлен на разведку. Испанского он не знал, зато владел «пиджином» – дикой смесью из английского, испанского и французского языков, на котором изъясняются моряки по всему миру. В свое время Игната по пьяной лавочке затащили на борт американского китобойца из Нантакета («зашанхаили», как называют такой метод вербовки), и два года он бороздил южные моря, пока однажды не встретил в одном порту русский корвет и не сбежал вплавь с опостылевшей американской посудины. Унтер при случае мог объясниться с матросом любой национальности, был хитер, сообразителен, хорошо знал повадки портового жулья. Лучшего лазутчика Остелецкий не смог бы найти при всем желании.
Доклад не занял много времени. В числе прочего Осадчий поведал, что в военной гавани разгружается британский пароход – на пирс с него спускают пушки, ящики и даже небольшую миноноску.
– Портовые власти, – рассказывал унтер, – видать, не поделили с военными, кто будет отвечать за ценный груз. Сам видел, как таможенный чиновник сцепился с офицером, и тот его чуть не по зубам хлестал. В результате и орудия, и ящики, и миноноска на деревянных козлах так и стоят на пирсе, и стоять, надо думать, будут до самого утра. Вот здесь, вашбродие, я на бумажке отметил…
Остелецкий развернул засаленный листок, на котором карандашом довольно толково была набросана схема порта. Жирный крестик отмечал нужный пирс.
– И что, даже часовых не выставили?
– Как можно! – прогудел унтер. – Стоят, конечно, но не англичане, а местные, которые чилийцы. Одно слово, вашбродь, что часовые: кто цигарку смолит, кто на ящики присел и баланду травит, а кто и вовсе в теньке прикорнул. У нас бы таким прописали ума в задние ворота! Так что не сомневайтесь, вашбродь: сейчас до ентого груза добраться – пустячное дело, и даже без ножиков обойдемся, без крови. И до ящиков доберемся, и до орудиев, и до миноноски. С ней сейчас возятся механики, заводскую смазку с механизмов снимают, то-се, но к вечеру, надо полагать, уйдут. И вот тогда самое время будет, вашбродие!
Остелецкий покачал головой. Идея была соблазнительной. Он представлял, какую ценность для чилийцев представляет английская военная помощь. Если и вправду пробраться на вожделенный пирс…
– Слышь, Игнат, ты в порту, часом, чугунных труб не приметил? Чтобы можно стянуть без особого шума?
– А то как же! – расплылся в довольной ухмылке Осадчий. – Вот туточки, вашбродие, за стенкой склада, лежат штабелем, перетянутые проволокой. И сторожа нет – приходи, бери!
– Зачем вам понадобились трубы, Вениамин Палыч? – удивился Серебренников.
– Про бомбочки-македонки когда-нибудь слышали? Балканские инсургенты нередко ладили их из обрезков чугунных труб. Вот и мы можем их наделать. Динамита у нас в достатке, осталось раздобыть трубы. А их, спасибо нашему унтеру, теперь есть где позаимствовать. Снаряжать бомбочки поручим юнкеру Лукину, это как раз по его части.
