Стас Северский - Тени прошлого — тени будущего
— Вряд ли — Хантэрхайм один из самых больших и древних городов AVRG…
— Там всегда снег — снег чистый, колючий, искристый и лучистый… А когда воздух не застывает в оглушающей тиши, стылый ветер воет пуще сигнала воздушной тревоги. Он поднимает метели, вихри и вьюги на ледниках, по наледи, насту ползает поземка… Все сносит, заносит, скрывает белой мглой налетевший буран…
— Достаточно.
— А больше ничего… Все сияет и днем, и ночью. Те, кто там воюет, называют это светом единым с тьмой.
— Слышал… Слепит так, что ничего не видно…
— Видел я это — теней нет, нет неба, земли нет — все белое. Хантэрхайм — ледяные пустыни. У нас не было ни одного города, ни одной базы, которая была бы под ударом столько лет. Хантэрхайм наша опора и их основная цель. Там все свои и одновременно чужие, там — в этой мертвой пустоте — ощущаешь себя особенно живым и так же мертвым. Но после того, как там побываешь, очень сложно не искать обратной дороги. Хантэрхайм не отпускает, и завтра я вернусь.
— С пополнением Борга?
— Да, я с вами… Прямо в бездну с головой…
Говорухин продолжает смеяться глазами — с его рассказом это не вяжется. Что-то доктора давно нет…
— Ты про нашего лейтенанта говорил… Что за человек?..
— Не знаешь? Айнер — S9.
— S9 — лейтенант? Дефектный?
— Нестабильный. Но я даже не представляю ситуацию, в которой такие люди могут дать сбой.
— Что ж его списали?
— Им там виднее… Характер у него скверный очень — это точно… Держись поближе в бою и подальше после боя — не прогадаешь. Зато Айнер настоящий стрелок — без наводок такую скорость выдает, как машина. Много споров — везучий он или нет… Он у нас частый гость — по кусочкам собираем, но жив еще, а он сколько живет, столько и воюет — в Хантэрхайме.
— Слышал, кого за месяц не срезали, тот так долго может тянуть — главное к скорости приспособиться.
— Всякое бывает… От командира много зависит, от нас… Не для людей там работа. А ведь пока Пересмотр Задач не расколол AVRG, люди только присматривали за всем. Теперь снова в бою — машинам так, как раньше, никто не доверяет. Теперь ничего нельзя из рук выпускать… Из-за D40 все…
— Совершенные машины?..
— Да, только мы всегда начеку должны быть. С подвохом наши «защитники».
— Да ладно. Я с ними уже сколько воюю и не в курсе.
— В Штраубе быть в курсе нужды нет. D40 защищают нас не только от внешней угрозы, но и от наших ошибок. Такие машины никогда не исполнят приказ, не обдумав его, не просчитав последствия, а исходят они только из цели базовой программы — ограничений в условиях задачи у них не много. «Защитники» слишком умны, чтобы по мелочам размениваться, — они ситуацию в целом рассматривают. Это избавляет нас от возможности пересмотра задачи на нижних ступенях осмысленности, но никто не знает, когда они до чего додумаются. Они-то могут учесть и то, до чего не дойдем мы. Это хорошо, конечно… с одной стороны.
— Я, может, тонкостей и не знаю, но программы «защитников» совершенны.
— Да, только «защитники» могут уничтожать людей без подтверждения командования или центра — наших людей.
— Ну да — прикончить раненных — тех, кому вы заведомо в восстановлении откажите.
— Не начинай… Они могут ликвидировать человека, если сочтут опасным для системы — и ни у кого нет неприкосновенности — это тебе не «спутники».
— Слушай, Говорухин, это крайняя мера, применяемая при серьезной угрозе. А кому, как не «защитникам», решение таких проблем доверять? Сам же говорил, что они умнее нас — им виднее.
— В этом все и дело… им многое виднее. И защищают они нас, пока имеют такую возможность. Задачу-то они исполнить должны, а в программных условиях могут и обходные пути найти. Если нет перспективы для «защитников» — нет «защитников».
— Разумная техника всегда стирает системы, когда задача исполнена или неисполнима.
— «Защитники» могут смотреть дальше — исходить не только из очевидного. На них можно рассчитывать, но все зависит от того, насколько ситуацию спрогнозируешь ты.
— Никогда не слышал ничего подобного.
— Об этом знают только те, кто работает с ними в провокационных условиях. А вообще, знания — привилегия офицеров, а мы так, по крупицам собираем.
Столько времени с этими машинами провел и ничего подозрительного не заметил. Либо у Говорухина фантазия разыгралась, либо наши командиры сотворили еще более страшных техночудовищ и скрывают… Я уже привык слушать, что говорят. И все это мне совсем не нравится — знаю я, что из себя «защитники» представляют, на что способны. И так воздух уже позвякивает напряжением — пока разреженным, но очень четким.
— Герф, ты надеюсь, понимаешь, что это гласности не придается, и я не должен тебе этого говорить?..
— Да, конечно, но почему?..
— Чтобы людей не пугать.
— Почему ты мне это говоришь?
— Потому, что тебе нужно это знать.
На деле система не совсем такая, какой мы ее видим. Она для каждого из нас иная — только главнокомандующие и генералы Совета знают ее в лицо, потому что создают ее в большей степени, чем мы.
Говорухин задумался…
— Герф… Я дам тебе координаты места явки.
— Что?
— Следи, чтобы мозг объекта особого внимания не обратил…
— Не продолжай. Я в такие дела не полезу.
— Можешь их чему-нибудь научить — они быстро учатся. Многие знают азы строевой подготовки…
— Кто — они?
— Крысы. В Хантэрхайме больше никого нет — там ничего нет — только мы да крысы.
У Говорухина проблемы… Вообще в этом секторе работают только люди на высших ступенях устойчивости, но все, что он про «защитников», про крыс говорит…
— Но что с ними делать?
Медбрат оживился…
— Крысы умные — потом тебя везде узнают, запомнят. Они неприхотливые. Можешь давать все, что есть. Сахар любят и мясо.
— Я тоже.
— С ними пищу надо будет делить, но они много не возьмут.
Мой браслет уже принял информацию…
— Это обычай такой?
— Можно и так сказать. Крысы — это как бы наши души.
— Знал, что вы нас недолюбливаете, хотя мы головы за вас кладем.
— Да я не имел в виду… Крысы напоминают нам о том, что еще где-то есть жизнь, что мы еще живы…
— Знаешь, мне об этом напоминать не нужно.
— Недели в Хантэрхайме хватит, чтобы забыть…
— Ну… Это легальный обычай или нарушение?
— Не то и не другое. В сводах закона это не учтено. Чтобы крысы подпали под статью ликвидации, должно случиться настоящие крысиное засилье. Но лучше, чтобы офицерам наши обычаи под руку не попадали. А компьютерам до крыс дела нет.
— Ясно…
— Только лейтенанту вашему на глаза с крысами… да и без крыс — вообще на глаза ему не попадайся.
— Неужто совсем изверг?
— Характер у него скверный, но не стоит забывать, что он по уровню развития выше вашего капитана. Ты просто не нарывайся, и все нормально будет. А вот и он… Только не это… Герф, ты не говори, что я здесь, пока командир не придет…
— Он твой фон засечет.
Говорухин покраснел до оттопыренных ушей — ушам больше всего досталось, они аж засветились багровым заревом.
— Нет, он не заметит — просчитается на пару метров…
— Да ты что? Прячешься от него? Что вы натворили?
— Да ничего. Я вообще ни при чем, только объяснять не хочу. Его здесь восстановили — проверяют сейчас. Старались, конечно, но с такими повреждениями… В Хантэрхайме не справились и сразу в Штрауб… Правда, там после боев условий никаких. Но и у нас восстановительный корпус битком забит — не могут командиры одного человека на аппаратах больше получаса держать…
Он замолчал, оборвал передачу и снова засуетился… Я посмотрел на монитор — действительно, на входе высокий худой человек S9. Новая форма лейтенанта подразделений А2 ни о чем не говорит, а его сапоги начищены не хуже, чем у нашего ядовитого Стикка. За ним идет груженый оружием «спутник» — его личный, судя по потрепанному виду, — по нему сразу видно, сколько боев позади. Прямо у двери их нагнал и остановил патруль DIS — похоже, тут и до применения силы недалеко… Лейтенант нервный — не зря Говорухин решил срочно наводить порядок… Но это свидетельствует о том, что он не стал тупой машиной. Есть такая закономерность — если офицер, прошедший черт знает что, не стал машиной, значит, стал человеком… или настоящим чудовищем. Это иногда выяснить не так просто… но совершенно необходимо — этому человеку подчинено мое будущее… мое очень сомнительного будущее… Ничего, если он что-то вроде Стикка, — я привык уже…
Медбрат пошел загружать врачебно-диагностическую пыточную систему, как мне показалось, со слишком деловитым видом. Патруль, хоть и с трудом, но выпроводил «спутника» из корпуса, а лейтенант повернулся к двери — идентификацию проходит… Когда объект его пропустил, он так и остался в дверях стоять, расставив ноги и сжав кулаки.
