Владимир Свержин - Гнездо Седого Ворона
— Идите, — напутствовал староста. — А мы позаботимся об угощении для всех нас и вот для них, — он кивнул на Черного и его зубастых собратьев. Вожак на всякий случай приподнял верхнюю губу, обнажив клыки. В отсутствие Лешаги пес вновь становился во главе Стаи и, конечно, головою отвечал за безопасность подруги хозяина. По всему выходило, что этот неизвестный, обхвативший ее своими лапищами, вовсе не желает ей зла. Но все же положение обязывало, и Черный немедленно дал понять — он здесь, он все видит, и если что, готов ринуться в бой, хотя бы и один против всех. А ведь он тут вовсе не один. В его оскаленной улыбке сквозило гордое превосходство того, кто живет вне стен, над теми, кто трусливо запирается в укрытиях.
* * *— Расскажи о своем хозяине, — попытался было начать беседу Леха.
— Он не хозяин, — доброжелательно объяснил юнец. — Я Ступающий Вслед. У людей нет хозяев. В лучшем случае, они могут стать хозяевами для самих себя, и то лишь отчасти.
— Как так?
— Люди, как стрелы. Рождение пускает их в неведомую цель. Кто-то достигает ее, кто-то — нет. Есть шанс, что стрела обретет собственную волю, но по большей мере она зависит от изначальной меткости Предвечного Стрелка, добротности лука и ветра, который в разное время дует в разные стороны.
Он подошел к дому, прилепившемуся у самого обрыва скалы, почти над бездной, и указал на дверь.
— Как обращаться к твоему… — ученик Старого Бирюка повернулся к провожатому, — наставнику?
Тот покачал головой.
— К нему не следует обращаться. Если ты пришел с добром — он знает это. Если в тебе зло — тоже знает. Если захочет что-то сказать, я тебе передам.
— Тогда почему не передал там? Для чего было идти сюда? — недоумевал Леха.
— Он хотел тебя видеть.
— Зачем, если не будет говорить?
— Ты не понимаешь, воин, — юноша покачал головой. — Он говорит, но ты не в силах услышать. Я сам учился этому много лет.
— Как можно услышать того, кто молчит?
Леха невольно осекся, понимая, что сморозил глупость. Ему и самому не раз удавалось прочесть намерения противника, даже и не думавшего открывать рот, а уж Сохатому это и вовсе не стоило ни малейшего труда.
Речь послушника Глядящего Вдаль была спокойна и безмятежна, как течение прохладного ручья. Ни тени насмешки, ни грана превосходства.
— Когда ты видишь дерево, ты можешь сказать: это дерево. Но ничего не расскажешь о его сути. Ты можешь уточнить: это дуб или береза. Можешь описать цвет листьев, кору, корневища, но это тоже лишь малые частицы сути. Мой учитель пребывает одновременно в каждом из деревьев, в каждом из камней, и не сейчас, а всегда.
Прости, что я объясняю так неловко, но всякое слово лишь затемняет смысл. Слова только одежды сущности. Но я чувствую, ты умеешь видеть сокрытое за пестротой одежд. — Провожатый чуть склонил голову, открывая дверь перед гостем. — Входи, я перескажу тебе все то, чего ты пока не в силах услышать.
— Сильный мужчина, — тяжело вздохнул староста. — Очень сильный.
— Он тебе не понравился? — вскинулась Лил, уловив в словах отца скрытую озабоченность.
— Отчего же, понравился. — Отец Лилии вымученно усмехнулся, пытаясь изобразить радость. — Сразу видно, храбрый и умелый воин. Такой бы очень пригодился здесь.
— Он не только воин. Он — добрый, — запальчиво проговорила Лил.
— Верю тебе, мое сердечко. Ты бы не приняла другого.
— Но что-то не так? — голос девушки звучал настороженно.
— Да. Вы скоро уйдете неведомо куда, а после этого селение, долгие годы дававшее приют нам и нашим отцам…
Он замолчал, словно опасаясь, что слова разбудят притаившееся рядом зло. Затем отвернулся от дочери и махнул рукой:
— …вероятно, перестанет существовать.
* * *Заурбек склонился над караванщиком, перерезая веревки.
— Откуда ты здесь взялся, караван-баши? Раньше я тебя никогда нэ видел, ни в Трактире, ни в Диком Поле!
— Я первый раз тянул нитку, — потирая запястья, чтобы восстановить ток крови, ответил Тимур. — Пришел в Трактир из Ориенбунка. На торжище услышал, что оттуда был изгнан знаменитый страж Лешага с отрядом. Для меня — редкая удача! Я иду в Питербунк. Сам знаешь, путь далекий и опасный. Когда б Лешага согласился идти со мной — хорошую бы цену ему дал!
— И что, враг дней своих, ты в одиночку пустился за ним?! — насмешливо хмыкнул горец.
— Зачем в одиночку? Пару стражей взял. Мне сказали, у Лешаги два возка, значит, быстро не пойдет. Всаднику его догнать можно быстро. Кто же мог подумать, что здесь, прямо у стен Трактира, эти гнусные твари… — Он вздохнул, потом внимательно оглядел чешуйчатого. — Должно быть, ваше имя Марат.
— Ну да, — кивнул польщенный юнец.
— В Трактире много говорят о летающем навесе, который вы придумали.
— То был дельтаплан, — раздуваясь от гордости, поправил драконид.
— Если вам будет угодно так его называть, — улыбнулся купец, переводя взгляд на статного воина с кинжалом в руке. — А вы, стало быть, знаменитый страж Лешага?
— Нэт, нэ он! Я Заурбек — его правая рука! — метнув гневный взгляд на непристойно заржавшего Марата, выпалил Заур. — Вон, Анальгин — левая рука, а это, точно, Марат. Он даже нэ спина.
— Вот еще! — взметнулся чешуйчатый. — Я сам по себе. Я — его ученик, напарник и друг, а не какая-нибудь там безмозглая часть тела!
— Прошу извинить, почтенные воины, — перебил Тимур, — но я был бы счастлив говорить с самим Лешагой.
— Э, слушай, — горец положил на плечо освобожденного пленника тяжелую руку, — не выйдет сейчас.
— Неужели он убит?! — длинные ресницы молодого купца удивленно взметнулись.
— Ха! — Марат оскалился. — Как написано в древнем сказании, убить же славного витязя злым ворогам в попе было не кругло.
— Как ты сказал? — переспросил Тиль, мгновенно выходя из задумчивости. — Можно, я запишу?
— Чего уж там, — с легким кокетством махнул рукой юнец, позволяя сказителю увековечить его слова.
— Не убит он, просто… Словом, занят. Ну, ты сам подумай, они с дэвушка, туда-сюда… Гулять пошел, в общем.
— Вот жалость, — покачал головой караванщик.
— Волноваться нету. Возвращайся в Трактир, там хороших стражей наймешь.
— Эх, как я теперь вернусь?! — покачал головой караванщик. — Мы трое ехали, с оружием, а эта свора нас перехватила. В единый миг выскочили из леса, петли кинули, и все. Стражей моих в яме сожгли, а меня хотели оскопить, государю своему в гарем продать.
— Откуда знаешь? — насторожился Заурбек.
— Я ж из Ориенбунка, у нас наречие схожее. Одним словом, никак мне одному назад ехать нельзя. Людожеги только отошли, непременно вернутся. Я так понял, они тоже Лешагу ищут. А сколько таких отрядов Эргез, повелитель их злобный, на эту сторону переправил, одному только Ноллану ведомо.
Марат и Заур тревожно переглянулись.
— В недавнем бою у Трактира младший брат Эргеза погиб. Халиф такой обиды ни за что не простит. Для него кровная месть превыше всего.
Горец понимающе кивнул.
— Уходить отсюда надо, — подошел Анальгин с окровавленной рукой на перевязи. — Не ровен час, вернутся, сволочи, еще и с подмогой. А у нас трое убитых, шестеро раненых. — Он поморщился от боли. — Со мной — семеро.
— А с этим как быть? — Заурбек ткнул острием кинжала в сторону караванщика.
У подножия горки воцарилась тишина.
— Помнится, однажды славный воитель Лешага поверил и помиловал целый отряд раздольников, — нарушил тишину сказитель. — Конечно, мое слово ничего не значит среди воинов, но если мы считаем Светлого рыцаря Лешагу своим вождем…
— Верно-верно! — поддержал Марат. — Бросить этого несчастного здесь или отправить в Трактир — значит обречь на гибель.
— Возьмите меня с собой, прошу вас! Хотя бы до первого селения! — взмолился Тимур. — Я неплохо стреляю, умею ставить шатры и разводить костер, я не буду обузой! Я понимаю язык людожегов. Это может пригодиться!
— Прошу извинить, — снова вмешался Тиль. — Кажется, я слышу топот копыт.
— Я ничего не слышу, — повертел головой Заурбек.
— У меня чрезвычайно тонкий слух, — напомнил песнопевец.
— Не время спорить! — рыкнул горец. — И да пребудет с тобой Ноллан Всемудрейший! Дайте ему коня и один из захваченных автоматов. Запомни, я даю тебе их в долг.
— Я щедро отплачу, храбрейший Заурбек, — благодарно склонил голову Тимур.
— Чего расселись?! Уходим!
* * *Библиотекарь склонился над распластанным телом раба, который еще совсем недавно так резво убегал, наводя панику на все честное торжище. Сейчас он лежал на спине, открыв полные ужаса глаза в последнем немигающем взгляде.
— Жаль, — вздохнул старик, опуская ему веки. Молодой был, сильный.
— Очень странная смерть, — покачал головой лейтенант Нуралиев. — Я такой прежде никогда не видел.
