Василий Гавриленко - Теплая Птица (отредактированный вариант с альтернативной концовкой)
Прикосновение металла неприятно. Наручники защелкнулись. Я повернулся
лицом к решетке. Киркоров откинул полу плаща. На поясе у него помимо кобуры
висела связка ключей.
-Бука, светани.
Киркоров зазвенел ключами. С потолка капала вода.
Я скоро увижу Марину. Радость в душе сменилась холодом, таким же, как
холод наручников на запястьях. Что она сделала со мной? Я был игроком,
возможно, лучшим в Джунглях, я оберегал Теплую Птицу, и вдруг… Я здесь, за
решеткой, с этими странными людьми, и виновата во всем она. Скорее увидеть ее
- я должен знать, что истинно: то, что происходит со мной сейчас, либо то, что
случилось в доме, затерянном в Джунглях.
-Наконец – то.
Киркоров нашел ключ, вставил в замок. Ржавый скрип был сигналом
свободы. Как только решетка распахнулась, я ринулся вперед. Длинная нога
Киркорова преградила путь, я потерял равновесие и полетел на пол, носом - в
щербатый камень.
-Ты, ублюдок, - зашипел Киркоров, склоняясь надо мной. – Еще одна такая
выходка, и я вышибу тебе мозги к е…ной матери.
Единственный глаз этого человека полыхал такой яростью, что сомнений не
было, - да, вышибет.
-Поднимайся.
Букашка помогла мне встать на ноги.
-Эх, Андрей, - голос Киркорова снова стал миролюбивым. – На твоем месте
я радовался бы: в этих застенках томились цари и генсеки.
Букашка рассмеялась:
-Брешешь, Киркоров.
Ее смех мне понравился. Хороший смех.
-Почему вру? - возмутился одноглазый. – Я слыхал, что здесь сгноили
Ленина.
-Ленин помер на даче с золотыми перилами. И не от того, что его сгноили, а
потому, что впал в младенчество.
-Он из младенчества и не выходил. Тем более - на даче мог быть двойник
Ленина.
-Ты бы это ленинцам сказал….
Я слушал странный диалог, мало что понимая, и думал: не рвануть ли
вверх по коридору, пока на меня никто не смотрит.
-Ладно, хватит, - точно прочтя мои мысли, жестко сказал Киркоров. – Ты
вечно споришь, Букашка. Иди вперед, освещай дорогу. Андрей - за ней.
Женщина пожала плечами и, направив перед собой луч фонаря, пошла по
коридору. Я двинулся вслед. Тяжелые ботинки Киркорова застучали по
каменному полу за моей спиной.
Коридор узкий, извилистый. Никаких ответвлений, либо дверей, - кишка,
оканчивающаяся камерой, какую я только что покинул. Точно нора кролика, только
не теплая и сухая, а сырая и мертвая, типичная человеческая нора…
На другой стороне кишки - противоположность камере - светлая зала. Как
это по-человечески! Из света – во тьму за какие-то секунды…
От электрического света я на мгновение ослеп.
Длинный стол из красного дерева, окруженный черными креслами. На
дальней стене – герб: золотой двуглавый орел. Посреди стола на листе металла
полыхает костер.
-Снегирь, гаси свет. Генератор посадишь, – крикнул кто – то.
Во главе стола, прямо под двуглавым орлом, в кресле с высокой спинкой
сидел подросток. Мальчик лет четырнадцати. Я никогда не видел в Джунглях
детей и с изумлением уставился на него.
Но тут погасло электричество. Пока мои глаза привыкали к тусклому свету
костра, Киркоров сообщил:
-Учитель, мы привели дикого.
- Я же просил не называть меня учителем, Киркоров, - голос мальчика был
не по-детски хриплым. – И, тем более, не нужно называть диким нашего гостя.
Присаживайся, Андрей.
Он показал рукой на ближайшее ко мне кресло. Я уже не удивлялся: здесь,
похоже, все знали мое имя.
-Снимите с меня наручники, – сказал я, глядя в глаза мальчика, в которых
отражался огонь костра. Он спокойно выдержал мой взгляд и кивнул Киркорову.
-Сними.
Киркоров заколебался.
Мальчик повторил приказание. Вздохнув, одноглазый подчинился. Потирая
запястья, я примостился у стола.
-Меня зовут Христо, - представился мальчик.
Морщины на лбу, седина на висках. Но, особенно, - глаза: усталые,
равнодушные, холодно-мудрые... Как две бездонные пропасти. Нет, это не
мальчик. Пожилой мужчина, неведомой силой заключенный в теле ребенка.
-Что это за место?
Христо широко, по-мальчишески, улыбнулся. У него не было ни единого
зуба – плоские изжеванные десны.
- Подземный бункер. Называется Кремль – 2. Отсюда власти бывших
намеревались управлять страной в случае Дня Гнева. Но … не успели спрятаться.
Вышел немец из тумана, вынул ножик из кармана, кто не спрятался, я не виноват.
Христо то ли издал смешок, то ли кашлянул. За моей спиной захохотал
Киркоров, которого сразу одернула Букашка.
Я пожал плечами.
-Ну, допустим. Но я – то здесь причем? И … где Марина?
-Ты прав, Андрей, – сказал Христо.- Без Марины мы не должны ничего
обсуждать с тобой. Букашка, позови всех.
Букашка подошла к темному пролому в стене. Я догадался, что раньше это
была шахта лифта, курсирующего от первого Кремля, общеизвестного, ко
второму, тайному, подземному. Что скажешь, вымысла бывшим не занимать…
-Все к учителю. Учитель зовет!
Глухое эхо потащило слова сквозь землю наверх.
-Букашка, - поморщился Христо. – Я же просил…
Марина присела в кресло напротив. Одета в серый комбинезон, белая
шапочка надвинута на лоб, рыжие пряди волос разметались по плечам. Сцепив
пальцы у подбородка, я исподлобья посмотрел на нее. Она отвела глаза.
-Все в сборе, - удовлетворенно сказал Христо. – Познакомься, Андрей. Это
Снегирь.
Над столом приподнялся широкоплечий краснолицый детина с окладистой
бородой.
-Кисть потерял по пьяной лавочке.
-Спасибо за пояснение, Христо, - пробасил Снегирь и салютовал мне
обрубком правой руки.
-Вовочка.
Мне улыбнулся щербатым ртом старичок с подвижными глазами.
Морщинистое личико его обрамляли седые, похожие на паутину, волоски, каким-
то чудом держащиеся на висках. Макушка Вовочки была блестящая и ровная, как
яйцо, окунутое в масло, и в ней отражалось пламя костра.
-С Киркоровым и Букашкой ты уже знаком. Ну и с Мариной, конечно.
-Кто вы такие? – спросил я, обращаясь к Христо.
-В первую очередь, мы просто люди, - ответил тот, задумчиво глядя на
огонь. – Во вторую, - мы возрожденцы.
-Возрожденцы?
-Да.
-Что это значит?
-Андрей, это трудно, почти невозможно объяснить тому, кто не знает
всполохов.
-Он знает, - произнесла Марина.
-Да, - кивнул Христо. – И потому ты здесь, Андрей. Марина, кажется, уже
говорила с тобой на эту тему?
-Нет, - соврал я, с удовольствием увидев, как лицо девушки краснеет.
-Ну что ж, - спокойно продолжил Христо. – Тогда я скажу тебе. Мы все
видим всполохи, тот, кто утверждает, что не видит их, – лжет. Это проблески
истины, отголоски прошедшей грозы. День Гнева одолел человека, однако ему не
удалось до конца истребить память. Память бессмертна, как бы кому-то не
хотелось обратного.
-Мне хотелось бы.
-Понимаю, Андрей. Я сам поначалу боялся всполохов, и не желал быть тем,
чей образ предлагала мне память. Христо Ивайловым, сыном советника
болгарского посольства, избалованным мальчиком, больше всего в жизни
любящим ночные клубы, девочек и таблетки экстази. Или вот, Вовочка…
Всполохи больше всех донимают его. В мире бывших он был важной шишкой,
настолько важной, что мог бы предотвратить День Гнева. Во всяком случае, ему
так кажется. Я прав, Вовочка?
-Прав, - отозвался старик. – Страх помешал мне…
-Ну, не расстраивайся, - мягко сказал Христо.
-А я не хотел быть Олегом Снегиревым, - произнес Снегирь. –
Коррумпированным полицейским, за взятку пропустившим на футбольный матч
женщину, оказавшуюся террористкой.
-Вот именно, - кивнул Христо. – А Киркоров не хотел петь глупые песни и
носить блестящие одежды.
-Упаси Бог, - ужаснулся Киркоров.
-Букашка не желала быть Ольгой Букашиной, секретарем приемной
комиссии, а Марина…
-Нет, Христо.
Марина резко выпрямилась, глядя на учителя вспыхнувшими глазами.
-Хорошо, - спохватился Христо. – Так вот…
-Если вы так страшитесь прошлого, - перебил я, посмотрев на Марину, – то
какого же дьявола вы намерены возрождать?
Лицо Христо просияло:
-Ты не ошиблась, Марина. Похоже, он как раз тот, кто нам нужен.
Можно подумать, что вы нужны мне.
-Мы намерены возродить человека, Андрей. Не мир, в котором он жил, ибо
тот мир был ужасен. Мир похоти и злобы, мир тела, бесконечной погони за
комфортом и совершенного забвения души. День Гнева был неизбежен и
необходим, как дождь в снедаемом зноем городе. Но человек не заслужил столь
глубокого падения. Человек, при наличии воды, умывается так же легко, как
