Саймон Кларк - Кровавая купель
– Ты же не Бог, Ник. Ты не можешь сделать все. – Она улыбнулась. – Не возражаешь, если я сяду к тебе на колени?
– Абсолютно не возражаю, мисс Хейес.
Так хорошо было снова ощутить близость ее тела. Она села ко мне на колени и поцеловала меня сначала нежно, потом страстно.
– Господи милостивый. Ник Атен, как я по тебе скучала!
Не прерывая поцелуя, она вытащила рубашку у себя из джинсов, стиснула мою руку и прижала ее к своим обнаженным грудям. Они были тугие и твердые, соски напряглись. Я их погладил, чувствуя, как у меня колотится сердце. Господи, да я не просто ее хотел, мне было даже больно от этой необоримой жажды. Я крепко стиснул ее груди. И представил себе, как оно будет, когда мы найдем новое место. Может быть, отель на побережье. Завтра-послезавтра мы с Сарой снова будем в одной постели. И можете мне поверить, найдем чем заняться.
– Прости…
– За что. Ник?
– Я слишком груб.
– Ой, нет! Стисни сильнее… мне так хорошо… еще сильнее. Ник… Ах! Вот так.
Она дышала мне в ухо, и это был теплый ветер рая. И, держа ее в руках, я вдруг понял, что одна из причин, почему я увожу их из Эскдейла, – это не только режим или факт, что Креозоты возвращаются. Я просто боялся, что Курт отнимет у меня Сару.
– Сара, я возьму эти диски, папки и… Ой, простите! Я не хотел.
Дел-Кофи, смешавшись, пятился из комнаты. Мы с Сарой рассмеялись.
– Все в порядке, Мартин! – сказал я. – Нам все равно пора было разорвать этот клинч. Мне надо вернуться в гостиницу и кое-что подготовить.
И я вылез в окно.
– Будь острожен. Ник!
Сара высунулась в окно и больше всего на свете была похожа на Рапунцель с висящими вдоль стены золотыми волосами.
– Буду, не беспокойся. Только постарайтесь быть в нужном месте в нужное время. И тогда за вами придет автобус.
Я снова поцеловал ее, и она так крепко меня обняла, что я даже испугался. Будто у нее было предчувствие, что она видит меня в последний раз.
Помахав рукой, я направился обратно в деревню, то и дело оглядываясь. Сара все еще смотрела мне вслед; и каждый раз, когда я оглядывался, она все уменьшалась с расстоянием. Возле школы я срезал дорогу через лес.
Я шел, думая о Саре, о том, что мне сегодня предстоит сделать, о новой общине. Я все еще был глубоко погружен в свои мысли, когда на просеке передо мной появилась фигура. На миг между облаками вспыхнул солнечный луч и осветил просвет между деревьями, как прожектор. Полуослепленный, я прищурился на яркий свет.
Фигура шагнула вперед, и меня закружило узнавание.
– Мама?…
Мама улыбнулась, но это не была материнская любовь. Это была улыбка охотника, сделавшего удачный выстрел.
Первый удар упал на меня сзади. Я полетел вперед, под черепом гудела боль. Поднявшись на колени, я увидел, как мама заносит у меня над головой камень. И снова улыбается. Потом камень пошел вниз, и я только помню капающую на опавшие листья красную кровь – и больше ничего.
Глава тридцать восьмая
Когда ко мне вернулся слух, вот что я услышал первым делом:
– Пора уже, спящая красавица. Я думал, ты никогда не проснешься.
Глаза у меня были открыты, но ни хрена я не видел. Полная темнота.
– Штанина, это ты?
– Я, Ник Атен. Как ты?
– Больно… Черт, здорово хреново… Что они со мной сделали. Штанина?
– Что со всеми. Стукнули по черепу, сунули в мешок и запихнули в эту дыру.
Я пощупал в темноте и нашарил его руку.
– Ник, я знаю, что мы в заднице, но все равно не собираюсь сидеть с тобой в темноте и держаться за ручки.
– А где мы? Ой, голова моя болит… Как ты сюда попал? Ты же тащил жестянку сегодня днем…
– Сегодня? Это было вчера. Они пристегнули ко мне жестянку, и я полетел, будто мне задницу наскипидарили. Успел добежать до верхушки, отстегнул наручник и выбросил эту хрень за десять секунд до взрыва. А потом как рванул! – Штанина хохотнул, но невесело. – Пробежал где-то с полмили – и ТРАХ! Следующее, что я помню – что лежу в мешке. В нем была дыра, так что я рассмотрел, что лежу на берегу реки. Потом меня перенесли на лодку или баржу и сбросили в грузовой трюм. Ты уже тут был, но я тебя не добудился. Тот кусок бревна, что ты называешь головой, они тебе здорово отколотили, но я так понимаю: если ты выжил, когда Слэттер тебя топтал, то тебе уже ничего не страшно.
Я пошарил вокруг. Я лежал на груде мешков, и здесь пахло старой и простывшей мочой.
– Блин, – шепнул я. – Хотел бы я видеть хоть что-нибудь. Нам тут оставили что-нибудь попить?
– Ага. Банки тоника и лимонада, если найдешь их среди пустых. И в мешке у той стенки есть еще картошка и яблоки.
– Где?
– Спокойней, Ник. Я пару банок оставил около тебя. А ты подожди минут пять, и глаза привыкнут.
– Штанина, есть мысли, что они хотят с нами сделать?
Ответил не Штанина. Голос был как у тринадцатилетнего мальчишки.
– Убьют они нас, вот что они с нами сделают.
– Да нет, не убьют, – отозвался Штанина, – Хотели бы, так убили бы сразу, когда поймали. Мы им нужны. Они нас куда-то везут.
– Куда?
– Убей, не знаю… Тихо! Чувствуешь? Вот, все время такие повороты, будто мы плывем по реке. Иногда на что-то налетаем – берега, или лодки, или что-то еще. Потом нас снова сталкивают дальше. А удрать даже и не думай. Стены гладкие, как стекло, зацепиться не за что. Мы тут как вши на дне стакана.
Я открыл банку – это оказался тоник. Вообще-то я его терпеть не могу. А сейчас пил его, как искристую струю Святого Грааля. Коснувшись головы, я ощутил корку струпьев возле линии волос. Да, мама меня явно стукнула камнем от всей души.
Я помотал гудящей головой. Что они собираются с нами сделать? Чего они преследуют нас, как призраки прошедшего Рождества?
– Я думаю, они обратят нас в рабов, – серьезно произнес тот же тринадцатилетний. – Так всегда делали на войне. Мы это по истории проходили.
Сзади послышался еще один голос:
– Или нас захватили, чтобы съесть.
– Заткнись! – огрызнулся я. – Пугать самих себя – это не поможет.
– Он отлично справляется, – сказал Штанина. – Меня он напугал. Черт побери, Ник, ты помнишь, что родители творили с детьми полгода назад?
– А как же. Только знаешь… Взрослые переменились, вот так – вдруг. – Я щелкнул пальцами. – Может, и теперь Креозоты тоже меняются. Посмотри на факты. Нас взяли живыми. Нам оставили еду и питье. Так что надо сидеть тихо и не горячиться. Может, Креозоты выздоравливают и сумасшествие у них было временным.
– Ага, а Санта-Клаус приезжает по печной трубе, – хмыкнул Штанина.
Я посмотрел в сторону, откуда слышался его голос. Я уже мог разглядеть во мраке золотистое сияние его штанов. Вокруг меня виднелись силуэты еще шести человек, сидящих или лежащих на мешках, – кроме одного, который лежал в углу.
– А чем этот пацан не заслужил матраца? – спросил я. Штанина понизил голос:
– Тем, что этого беднягу они стукнули слишком сильно. Мы замолкли, прислушиваясь к покачиванию лодки, идущей вниз по течению. Голова от каждого движения начинала раскалываться. Над головой послышался звук шагов по палубе.
“Что ж. Ник, – подумал я. – Папа с мамой пришли забрать тебя домой. Или в ад. В общем, куда-нибудь”.
Я заснул. Когда я проснулся, покачивание прекратилось, но ощущение движения осталось. Чем дольше я лежал, просто ощущая, как мы движемся, тем больше убеждался, что мы ушли с реки и движемся по стоячей воде – может быть, по каналу. Мотора не было слышно, и я мог только предположить, что Креозоты тянут нас бечевой. Я представил себе, как идет по каждому берегу группа по дюжине Креозотов и тянет баржу навстречу ее судьбе.
– Сколько времени прошло. Штанина?
– По моим “касио”… Они всегда шли точно… Девяносто часов и шесть минут.
– Господи, они тянут это корыто уже почти четыре дня! Эскдейл уже был далеко, очень далеко. Я потер лицо рукой, снова ощутив под пальцами струпья. Что сталось с Сарой? Наверное, она думает, что мой труп гниет где-то в кустах.
– Голоден?
– Как волк.
– Тогда что будем? – Штанина поднял мешок. – Яблоки или картошку?
– Достань еще яблоко.
– Может, они хотят уморить нас голодом, – раздался голос из темноты.
– Заткнись. – Я вгрызся в яблоко. Оно было кислым до слез. – Мы же пока живы?
Пока мы ели, раздался какой-то скрежет. Над головами открылся люк. В трюм ворвалось солнце, заставив всех нас крепко зажмуриться.
Когда наконец я смог открыть глаза, то глянул вверх. На нас глядели силуэты голов.
– Вот оно… – шепнул кто-то. – Молитесь, ребята.
– Ты… – Это был голос старика. – Сюда. Один из Креозотов опустил веревку.
– Ты. Наверх.
Штанина потянулся к веревке.
– Нет. Нет… Ты!
Старик глядел на меня. И вдруг мне до боли захотелось остаться в этой провонявшей мочой металлической коробке.
Чувствуя себя агнцем сами знаете каким, я полез вверх. Почти минуту я не мог сориентироваться, когда добрался до палубы. Было морозное утро с лазерно-яркими лучами солнца среди деревьев. Я увидел, что мы на длинной барже, привязанной к берегу канала. А вокруг стояли Креозота, глазея на меня. Я быстро оглядел их лица, все покрытые грязью. Папа сидел на груде брезента в позе бесстыжей обезьяны. И смотрел на меня так, будто я только что свалился из космоса.
