Александр Афанасьев - Время нашей беды
Конечно, и попивали. И жили по‑разному – у кого и изба крепкая… да какая изба – дом настоящий, несколько комнат, телевизор, кухня, ковры – для того, кто вырос в тесной хрущевке, тут рай земной. Машина есть, скотина – корова обязательно, а если корова, то и теленок, пара‑тройка свинок, куры, гуси, иногда еще что‑то типа кроликов или пчел. А у некоторых – и коровы‑то нет, и живут бедно‑бедно, попивают. Но последнее – не пропивали, да и то – давали работу, вызывали на партсобрания, как‑то прорабатывали. А теперь… Не стало колхоза – и не стало ни посыпки, ни сена, ни трактора за дровами съездить, ни делянки, чтобы самим вырубить. Все, точка! И живность вдруг стало держать не так и выгодно, если покупать зерно и комбикорма по тем ценам, какие есть. И дрова дорогие…
Вот и начала вымирать деревня. Часть домов скупили москвичи, привлеченные дешевизной: здесь от Москвы далеко, поэтому недвижка относительно дешевая. Некоторые дома так и стоят, некоторые – пялятся на мир совершенно неуместными тут пластиковыми стеклопакетами. И коров почти не стало, даже пастуха и то нанять дорого. Раньше, помню, сам корову вел из колхозного стада, их покупали еще телочками по себестоимости, придирчиво выбирали лучшую. А теперь – и корова денег стоит.
И нет больше почти никого из тех, кто меня еще помнил. Чужие люди…
Не знаю…
В конце второй недели купил дом. Не в своей деревне, в соседней. Соседняя – это семь километров по давно не ремонтированной дороге. Там тоже когда‑то жили мои родственники, помню, как ездили собирать вишню и копать картошку. Потом продали этот дом, а купил я другой, получше, в четыре окна. Продавали с Владимира, кто‑то у них умер тут, и дом был больше не нужен. Даже по меркам Уральска потратился я скромно, тут у нас разве что садоогород за такие деньги купишь, а здесь вот – дом.
Купил на всякий случай машину, довольно старую «Ниву». Тоже очень недорого и… пусть будет.
Когда возвращался к родственникам, увидел рядом со старой колокольней «Лендровер» с московскими номерами. Инстинктивно схватился за пистолет. Потом узнал, что тут какие‑то французы ездят, хотят туристический центр строить. Раньше тут без туристов был колхоз‑миллионер, а теперь вот – туристы нужны, чтобы выживать. Что‑то в этом есть очень… неправильное, я бы так сказал. Не должно так быть, не должны люди жить за счет туристов, трудом должны жить. Я понимаю, это очень по‑европейски, выживать за счет туристов, так в Европе целые города выживают, особенно с тех пор, как в Европе появились авиакомпании‑дискаунтеры и возникло целое паломничество в Восточную Европу за дешевыми секс‑услугами. Но Мы‑то тут совсем по‑другому много столетий жили. И почему сейчас мы должны жить как в Европе?
Лучше бы им тут не отсвечивать. Или мне…
Вечером зашел на форум, через который должны были поддерживать связь. Там для меня было сообщение. Меня ждали в Москве…
Москва, Россия9 октября 2017 года
В Москву я поехал на автобусе…
Свою «Ниву» оставил в райцентре под окнами у родственников, надеюсь, не угонят. Купил билет. Места здесь сильно не туристические, поэтому автобусов мало. До Москвы отсюда автобусом я ездил только один раз, еще в отрочестве. Это был «Икарус‑255», остаток былой имперской мощи. Сейчас, увы, это был какой‑то китайский «аквариум на колесах». В сиденьях что‑то скрипело, и неистребимо пахло дешевой пластмассой…
В Москву ехала молодежь, обоего пола, с рюкзачками, ехали мужики – наниматься. В родных местах работа, конечно, есть, да платят мало, в Москве охранником больше заработаешь. Я отметил про себя, что выделяюсь на общем фоне: для работяги слишком хорошо одет, для туриста – туристы в одиночку на автобусах не ездят. Надо иметь в виду – нельзя выделяться…
Пока ехал, видел дальние антенны космической связи вдалеке, на холме. Это недалеко от Москвы…
Автовокзал был шумным, грязным, торговым. Селяне – тут же, не отходя далеко, продавали какую‑то снедь, менялы перемещались в толпе приезжих, надрывно бубнили: «Доллары, евро, золото». Новая власть, конечно, добилась национального согласия, но лишь в определенных вопросах, таких как неприязнь к рублю, снова ставшему «деревянным», и любовь к твердой валюте. Если судить по курсам, нарисованным на рукописных табличках, – доллар меняли уже по девяносто, евро – по восемьдесят два.
Дорого. Но в официальном обменнике выходит дороже, там налог берут. Не получается как‑то у нас «национальное согласие».
Тут же – карманники шуруют.
Выбрался из толчеи базара‑вокзала, пошел как мышь на сыр на знакомую красную букву «М». По пути попался плакатик, интересный такой плакатик, я задержался, посмотрел. Формата небольшого, но такая печать очень дорогая, она как бы двухсторонняя. С одной стороны посмотришь – рожа Бельского, с другой – сам Борис Николаевич Ельцин, он же ЕБН, правивший нашей многострадальной страной все девяностые годы. Интересно… интересно – это кто на такое раскошелился?
В метро было тихо и внешне все спокойно – совсем не так, как год назад, когда я попал под самый замес «Евроманежки». Бросается только в глаза, что у многих или значки, или шарфы, или просто приколотые к одежде ленточки в трехцветный флаг. И большое количество политической рекламы, листки наклеены один поверх другого. Такого раньше не было…
У нас тоже… так начиналось…
Вспомнилось – и тут же странно защипало в носу. С чего бы это…
Больше года прошло с так называемой «Кровавой Манежки» и год – с даты тихого государственного переворота, передавшего власть в руки так называемого Правительства национального спасения и авантюриста Миши Бельского, который в доску свой и для либеральной интеллигенции, и для правой оппозиции – по крайней мере, он сам так считает. Весь этот год прошел в крикливых и брехливых дискуссиях на тему того, как жить дальше. Ответ: просто жить – не принимался, все за что‑то каялись, говорили, что так дальше жить нельзя, что нужны кардинальные перемены.
А перемены действительно были. И первой из них – очень показательной – стало согласие России выплатить присужденные каким‑то там третейским судом пятьдесят миллиардов долларов в пользу акционеров ЮКОСа. С процентами. Само по себе это показывало, кто главный бенефициар происходящего в России «национального примирения», кто вкладывал деньги в «Евроманежку» и в расчете на какие дивиденды. Как громогласно заявил Бельский – процесс этих выплат должен показать всему миру, что Россия – цивилизованная страна, что она решительно порывает со своим прошлым и что права инвесторов у нас отныне будут защищены по самое не балуй. Инвесторы, однако, это не оценили – иностранных инвестиций в Россию приходило все меньше и меньше, а отток капитала был все больше и больше. Наученные горьким опытом украинского национального примирения, все, у кого хоть что‑то было, бросились переводить это в твердые валюты и вкладывать за рубежом во все, во что только можно. Благо российские СМИ освещали украинские события очень подробно и народ знал, что бывает, когда у правительства возникает нехватка в деньгах, особенно для выплат внешним кредиторам. Народ у нас ушлый, его на мякине не проведешь!
Пока что выплат толком и не было, график выплат вяло согласовывали, Бельский – идиот конченый – под натиском народного возмущения теперь пытался добиться списания части долга или хотя бы большой рассрочки по его выплате, – но кровь уже попала в воду и акулы были рядом. Сам факт предстоящих выплат таких огромных средств снова дестабилизировал валютный рынок, и курс резвым козликом запрыгнул выше прежнего, а в судах Европы и США готовилось несколько новых исков против России. Иностранное право я немного знал, хотя бы по книгам Гришема, и подозревал, что одним этим иском и выплатами по нему дело не закончится – на нас накинутся и будут доить, пока есть что доить. Но Бельский, видимо, не читал ни Гришема, ни других авторов, типа Макиавелли.
Зато и это подавалось как реальное достижение: в Россию вернулась настоящая политика. Правда, пришедшие к власти никем не выбранные люди демонстрировали всем своим видом явную неготовность идти на выборы, ну просто очень не хотели на них идти и постоянно говорили о том, что перед выборами надо провести люстрацию, чтобы не допустить реванша. Но европейское сообщество сначала просто намекало, а потом уже четко дало понять: без выборов никак, ребята, надо выборы.
И они, под самый конец, демонстрируя свою неохоту, – все же пошли на выборы…
Выборы…
Знаете, я не против выборов как таковых. Я против фарса, подаваемого под соусом выборов. А он неизбежен, когда политические партии – все политические партии – не имеют никакой связи с народом. Когда нет нормальных первичек, а есть какая‑то формальность, чтобы зарегистрировали, партии должны иметь общероссийское представительство. Когда в партию не входят никакие отраслевые объединения, группы по интересам, у которых свои вполне приземленные нужды, – а вместо этого в партию входят либо чиновники, либо оппозиционеры, мечтающие стать чиновниками. И все они продают себя, как проститутки на панели, всеми силами пытаясь объяснить избирателям, почему их программа лучше программы соседа, притом что они одинаковые.
