Василий Гавриленко - Теплая Птица (отредактированный вариант с альтернативной концовкой)
Кляйнберга стал не таким уверенным, - Они готовы были рассказать почти все;
мы просто слегка помогли им снять одервенение языка. Они рассказали нам все.
Снова хохот питерских глоток.
-Я не хочу крови, конунг, - уже совсем миролюбиво продолжал Кляйнберг. –
Сложи оружие по-хорошему, и, клянусь, никто не пострадает.
Я засмеялся:
-Ты за дурака меня принимаешь, конунг?
-Знал, что так ответишь, Артур, - крикнул Кляйнберг. – Ты, похоже, веселый
парень. Мы могли бы с тобой стать корешами, не будь ты вонючим москвитом.
-Тамбовский волк тебе кореш!
-Какой волк? – удивился питер.
Этот вопрос я оставил без ответа. За моей спиной затаился мой отряд, я
слышал напряженное дыхание бойцов: никого не обманул миролюбивый тон
Кляйнберга. Ветер врывался в комнату и покачивал тело Машеньки; веревки
скрипели.
-Так что будешь делать, Артур? Пожалей своих людей!
-Так же и ты, Кляйнберг!
Наждачный смех питера был уже не столь неприятен, - привычка.
-Ты мне нравишься, Артур. На твоем месте я пустил бы пулю в лоб…
Интересно, как ты выглядишь? Жирный, небось, боров, мускулы, мускус, - все
дела! Вы, москвиты, любите обжираться…
-Поднимись сюда и посмотри.
-Повременю, - отозвался Кляйнберг. – Скоро вы сдохнете с голоду, и мы
придем полюбоваться на вас. Как, конунг, много у тебя в запасе тварки?
-Хватает, - соврал я. Подумав, добавил. – Сними блокаду, конунг, и ступай с
миром. Мы не враги.
-Я рад этому, - голос Кляйнберга был вполне искренен. – Но вокруг
Джунгли, а значит, мы не друзья.
-В таком случае, закончим пустой треп.
Я повернулся к дверному проему.
-Постой, конунг, - крикнул Кляйнберг. – Ты кое-что запамятовал.
-И что же?
-Право на поединок! Или в Уставе москвитов оно не прописано?
6
ПОЕДИНОК С ПАШЕЙ
Кляйнберг был прав. УАМР, параграф шестьдесят шесть:
« Конунг по договоренности с главой вражеского отряда имеет право
выставить на поединок одного бойца по собственному усмотрению. В
зависимости от результата поединка определяется расклад сил. Результат
поединка – непререкаем; нарушивший параграф 66 подлежит всеобщему
осуждению и, по возможности, скорейшей ликвидации».
-Я не знал, что питеры практикуют поединки.
-Ты многого о нас не знаешь, конунг, - отозвался Кляйнберг. – Вы,
москвиты, заносчивый народ.
-Послушай, - крикнул я. – Я хочу, чтоб ты прочел мне выдержку из твоего
Устава, то место, где сказано о поединках. Ты должен знать это наизусть…
-Зачем тебе?
Я не ответил.
-Черт с тобой, слушай - донесся сквозь завывание метели голос
Кляйнберга. - Конунг отряда выставляет на поединок одного солдата по своему
усмотрению, – он умолк на мгновение, припоминая. – Результат поединка
непререкаем и определяет окончательный расклад сил. Нарушивший условия
поединка умерщвляется.
Ну, надо же, почти дословно совпадает с Уставом москвитов. Видать, не
даром отец Афанасий посещал в Московской резервации отца Никодима.
-Эй, Артур. Так что ты надумал? Учти, я не из терпеливых.
-Если мой боец победит, - заорал я. – Ты уводишь свой отряд. Я верно
понял?
Молчание.
-Я верно понял?
-Верно, - откликнулся Кляйнберг. – Если твой боец просрет, вы все сложите
оружие, и отдадите нам запас кокаина. Лады, конунг?
За этим странным и длинным диалогом я забылся, сделал шаг к окну.
Несколько пуль врезались в подвешенное тело и в потолок. Посыпалась известка.
Я отпрянул.
-Лады, конунг? - как ни в чем ни бывало повторил Кляйнберг.
-Я должен посоветоваться со своими стрелками.
-Надо же, - вполне искренне, если судить по голосу, восхитился питер.- Да
ты, конунг, демократ, – он грязно выругался. – Хорошо, покудахчи со своими
цыплятами… Недолго, у меня дел полон рот.
На этот раз Кляйнберг ошибся: я вовсе не демократ и советоваться со
стрелками мне никогда не приходилось. Но в западне мой мозг перестроился на
новую волну, словно перегорел датчик, отвечающий за субординацию между
мною, конунгом Армии Московской Резервации, и моими подчиненными. Теперь я
готов был не только выслушать мнение обреченных на смерть бойцов, но и
прислушаться к нему.
Лица стрелков темны и нахмурены. Коридор полон страха - густого,
непролазного, как Джунгли, из которых мы явились сюда.
-Я не верю ему, конунг, - горячо зашептал Белка, сверкая глазами. – Он
лжет. Он не отпустит нас.
-Что ты предлагаешь?
-Прорыв…
-Какой, нахер, прорыв? – процедил сквозь зубы Джон. – Они перемочат нас,
как щенков.
-Так может, вызовешься на поединок? – прошипел Белка.
-Пошел ты, - сплюнул Джон.
Бойцы зашумели.
Новый датчик включился у меня в голове.
-Заткнитесь все, - приказал я. – Мы воспользуемся правом на поединок.
В коридоре повисла тишина, а снаружи донесся крик Кляйнберга,
призывающий нас поторопиться.
-Зубов.
Самый сильный боец моего отряда уставился на меня. У Зубова худое и
морщинистое лицо, а тело - крупное и мускулистое. Обычно он молчалив, но под
кокаином становится буйным: в такие минуты необходимо не меньше четырех
бойцов, чтобы утихомирить его.
-Зубов, ты примешь участие в поединке.
-Так точно, конунг.
Лицо Зубова не выразило ни страха, ни удивления.
-Твою мать! Ты испытываешь мое терпение, конунг.
-Не ори, Кляйнберг! Мой боец готов.
-Прекрасно! Выходи, Артур. И не ссы, питеры свято чтут Устав.
Ой ли?
Ни времени, ни возможности для сомнений не было. Махнув рукой, я повел
отряд в короткий и, вероятно, последний поход.
Я и со мной два бойца - больше не позволял дверной проем - вышли из
школы первыми. Нас встретили наглые ухмылки и матерные окрики питеров,
выстроившихся полукругом так, чтобы дула их автоматов глядели аккурат на
выходящих (то есть на нас). Это было очень похоже на западню и мне стоило
немалого усилия воли, чтоб не повернуть обратно, под защиту стен. Питеры
внешне ничем не отличались от нас: такие же рожи, такие же шлемы и
обмундирование.
Тот, с кем я перекрикивался едва ли не полчаса, стоял в центре полукруга
и целился из АКМ мне в лоб. Не оставаясь в долгу, я взял Кляйнберга на мушку.
Конунг питеров оказался невысок ростом, тщедушен, узкое лицо обрамляла
козлиная бородка, маленькие глазки прятались за толстыми стеклами очков. Одно
стеклышко треснуто. Одет в укороченное пальто из серой кожи с поясом. На поясе
– блестящая белая пряжка в виде черепа с черной дыркой во лбу.
Кляйнберг опустил автомат.
-Я же сказал - питеры чтут Устав.
Вслед за своим конунгом оружие опустили все питеры.
-Рад этому.
Я повесил автомат на плечо: канат из нервов, до предела натянутый где-то
внутри меня, немного ослаб.
Мой отряд уже покинул здание. Бойцы столпились на пороге, я слышал их
дыхание.
Метель усилилась, снежная крошка скребла лицо.
-Не будем тянуть волынку, Артур. Кого ты выставил на поединок?
Зубов отделился от отряда и встал рядом со мной.
-Крепыш, - восхитился Кляйнберг, измерив его взглядом.
-Где твой боец?
Кляйнберг коротко свистнул. Питеры подались в стороны, пропуская кого-то
приземистого и широкого. Человек приблизился, и теперь можно было разглядеть
его лицо. Но лица не было. Вместо него - нечто ярко-розовое, гладкое, вытянутое,
как лошадиная морда, - два неодинаковых красных глаза, полная пасть острых
зубов. Руки существа напоминали толстые бревна, широченная грудная клетка,
несмотря на холод, обнажена, и на ней - шесть коричневых сосков.
Я почувствовал, как напрягся Зубов, точно его напряжение передалось мне
по воздуху.
-Что это за х…ня, Кляйнберг?
-Это Паша, - Кляйнберг протянул руку в черной перчатке и погладил
мутанта по щеке (если это была щека). Паша издал звук, похожий на урчание
кошки.
-Условия нарушены, - начал я.
-Что? – заорал Кляйнберг, вдруг подскочив ко мне. В маленьких глазках
питера запылал огонь.
-Условия нарушены.
-Каким образом?
-Боец должен сражаться с бойцом, а не с … этим.
-Паша – полноправный член моего отряда, - скрипнул зубами Кляйнберг.
Питеры заржали.
-Назад, парни, - повернулся я к своим.
Тут же забряцало оружие, стволы взметнулись в руках тех и других, целясь
в головы и грудные клетки, пальцы нервно легли на спусковые крючки.
-Конунг.
На мое плечо легла тяжелая рука. Я обернулся: Зубов.
