Оливер Боуден - Assassins Creed. Откровения
Скорее всего, не прояви Эцио ответственного отношения к этой рутинной работе, он бы и не обнаружил упомянутого письма. А если бы письмо нашел кто-то другой, то вряд ли догадался бы о важности написанного.
Письмо это хранилось в кожаном футляре, достаточно ветхом и потрескавшемся от времени. Его написал отец Эцио, Джованни Аудиторе, своему брату Марио. Дядя заменил Эцио казненного отца. Он обучил племянника воинскому искусству и еще тридцать лет назад (как давно это было!) посвятил Эцио в ассасины… Вспомнив о дяде, Эцио вздрогнул. Марио был жестоко убит Чезаре Борджиа при осаде Монтериджони.
Эцио многократно отомстил семейству Борджиа за своего дядю. Но письмо полувековой давности давало ассасину шанс отправиться с новой миссией. Письмо он обнаружил в 1509 году. В его возрасте судьба редко дарит людям такой шанс. Даже не шанс, а своеобразный вызов. Надежда, что успешное выполнение миссии навсегда лишит тамплиеров реальных возможностей установить власть над миром.
Палаццо Аудиторе
Флоренция
4 февраля 1458 г
Дорогой брат!
Силы, противоборствующие нам, становятся все могущественнее. В Риме появился человек, возглавивший наших врагов. Он обладает громадной властью и возможностями; это нам с тобой обязательно нужно принять во внимание и впредь не забывать. Посему считаю необходимым поделиться с тобой в высшей степени секретными сведениями. Если судьба меня переиграет, сделай так (при необходимости, ценой собственной жизни), чтобы эти сведения никогда и ни при каких обстоятельствах не попали в руки наших врагов.
Как ты знаешь, в Сирии находится старинная крепость Масиаф, которая некогда была основным оплотом нашего братства. Там свыше двухсот лет назад наш тогдашний Наставник Альтаир ибн Ла-Ахад – величайший ассасин – устроил библиотеку, расположив ее в подземелье.
Больше я не напишу о ней ни слова. Осторожность требует, чтобы все остальное я сообщил тебе при личной встрече. Записывать подобные сведения недопустимо.
Я бы сам с великой радостью отправился в путешествие, однако сейчас у меня нет на это времени. Наши враги напирают, и мы вынуждены отбиваться.
Твой братДжованни АудитореВместе с отцовским письмом в футляре хранился еще один лист пергамента со странным текстом. Почерк тоже был отцовским, но написанное представляло собой перевод какого-то старинного документа, по времени сопоставимого со страницами Кодекса, обнаруженного Эцио и его друзьями около тридцати лет назад. Текст на листе гласил:
Несколько дней я безотрывно провел наедине с артефактами. А может, уже несколько недель? Или месяцев? Время от времени кто-то приходит, предлагая поесть или спрашивая о чем-то. Сердце подсказывает: пора оторваться от этих опасных изысканий, однако мне все труднее и труднее возвращаться к своим привычным обязанностям. Малик с пониманием относился к моей работе, но даже у него в голосе появились знакомые нотки раздражения. И все же я должен продолжать свои исследования. Я должен понять устройство Частицы Эдема, называемой Яблоком. Его свойство простое. Даже слишком простое: управление человеком. Человеческим разумом и волей. Но то, как все это происходит… средства и способы… ОНИ превосходят всякое воображение. Яблоко – воплощенное искушение. Тем, кто подпадает под власть его сияния, оно обещает исполнение всех желаний. Взамен Яблоко требует лишь одного – полного и безоговорочного послушания. У кого хватит сил на отказ? И я познал мгновение слабости. Это произошло во время сражения с моим Наставником Аль-Муалимом. Его слова поколебали мою уверенность. Человек, заменивший мне отца, впоследствии стал моим величайшим врагом. Ему было достаточно крохотной искорки сомнения, чтобы проникнуть в мой разум. Но я победил порожденных им призраков, восстановил уверенность в себе и оборвал его земную жизнь. Однако сейчас я задаюсь вопросом: разве я не повторяю его путь? Забыв про все свои обязанности, я сижу и отчаянно пытаюсь понять то, что намеревался уничтожить. Я чувствую: Яблоко – больше чем оружие; оно – орудие, позволяющее помыкать разумом других людей. Но так ли это на самом деле? Может, оно просто следует своему назначению и показывает мне то, чего я жажду сильнее всего? Знание… Всегда близкое и всегда недосягаемое. Манящее. Искушающее…
На этом старая рукопись обрывалась. Остальная ее часть была утрачена. Неудивительно: пергамент был настолько хрупким, что от малейшего прикосновения рассыпался под пальцами.
Читая отцовский перевод, Эцио почти ничего не понял, однако что-то в тех словах было странным образом ему знакомо – он ощутил странное покалывание в кончиках пальцев и даже на коже головы.
Покалывание повторилось и сейчас, стоило ему вспомнить про тот отрывок. Место для воспоминаний было весьма подходящим: Масиаф, тюремная камера в башне. В узкое окно светило заходящее солнце. Кончался день, который вполне мог стать его последним днем на земле.
Эцио мысленно представил себе лист старого пергамента. Вспомнил, как читал и перечитывал отцовские строчки. Решение отправиться в Масиаф возникло само собой.
Быстро темнело. Небо стало кобальтово-синим. По нему рассыпались точки звезд.
Без всякой причины Эцио вдруг вспомнил молодого человека в белом плаще. Можно было посчитать его призраком, игрой усталого воображения. Но интуиция подсказывала: молодой человек – не призрак. Он действительно ходил между тамплиерами и, что еще более странно, общался с Эцио.
3
На подготовку к путешествию Эцио потратил весь остаток года, прихватив и начало следующего. Он съездил во Флоренцию, посовещаться с Макиавелли, хотя и не стал рассказывать другу обо всем, что узнал. В Остии Эцио навестил Бартоломео д’Альвиано, который заметно растолстел от избытка добротной пищи и вина, но сохранил пылкость и неистовость характера. Правда, теперь Барто был уже не лихим командиром, а отцом семейства. За эти годы у них с Пантасилеей родилось трое сыновей, а месяц назад появилась дочка. Что он тогда сказал Эцио?
– Эцио, пора и тебе подумать о будущем! Никто из нас моложе не становится.
Эцио улыбнулся. Барто не сознавал собственного счастья.
К сожалению, ему не удалось съездить в Милан, но весь его арсенал находился в прекрасном состоянии: скрытые клинки, пистолет и металлический наруч. Не было времени уговорить Леонардо поработать над дальнейшим улучшением этого оружия. Впрочем, еще год назад сам художник, тщательно осмотрев арсенал Эцио, заявил, что дальше улучшать здесь нечего.
Оставалось убедиться в этом на практике.
Каждый приезд Эцио в родную Флоренцию пробуждал грустные воспоминания. Здесь погибли его отец и братья. Палаццо Аудиторе – их семейное гнездо – давно было разграблено и неумолимо разрушалось. Во Флоренции жила его первая и единственная настоящая любовь – Кристина Кальфуччи. Неужели прошло уже двенадцать лет с тех пор, как она и ее муж погибли от рук фанатичных приверженцев Савонаролы? А теперь – еще одна смерть, о которой Макиавелли рассказал ему с явной неохотой. Вероломная Катерина Сфорца. Если встреча с Кристиной была для Эцио благословением, встреча с Катериной оставила глубокий шрам в его душе. Никому не нужная старуха в сорок шесть лет, бедная и всеми забытая. По словам Макиавелли, в ней уже давно не осталось ни прежней жизненности, ни прежней уверенности.
Правда, подготовка к путешествию не оставляла времени для горестных размышлений. В сборах пролетали недели и месяцы. Незаметно наступило Рождество, а сделать еще по-прежнему предстояло немало.
И вот, вскоре после Нового года, ко Дню святого Иллариона[2], Эцио завершил все приготовления. Он назначил день отъезда. Из Рима он отправится в Неаполь и дальше на юг, в город Бари, в сопровождении Бартоломео и его верных соратников.
В Бари Эцио рассчитывал сесть на корабль.
4
– Да хранит тебя Бог, брат, – сказала Клаудия в то последнее утро в Риме.
Оба встали еще затемно. Эцио решил выехать, как только рассветет.
– В мое отсутствие на тебя навалится столько дел.
– Ты во мне сомневаешься?
– Давно уже не сомневаюсь. А ты так и не простила меня за это?
Клаудия улыбнулась:
– В Африке живут большие звери, которых зовут слонами. Говорят, они ничего не забывают. Женщины в этом похожи на слонов. Но ты не беспокойся, Эцио. Я позабочусь обо всем, пока ты не вернешься.
– Или до тех пор, пока нам не придется избрать нового Наставника.
Клаудия не ответила. Ее лицо помрачнело.
– Я все думаю о твоей миссии. Почему ты едешь один? Почему я почти ничего не знаю о твоей цели?
– «Всех тот быстрее в путь идет, кто в путь идет один», – процитировал Эцио вместо ответа на первый вопрос. – Что касается моей цели… Я рассказал тебе про Масиаф. Кроме того, я оставил тебе отцовские документы. Если я не вернусь, открой их.
