Дмитрий Силлов - Кремль 2222. Петербург
Она лежала в углу, на боку, поджав ноги к подбородку. Поза эмбриона, в которую человек инстинктивно сворачивается, желая укрыться от страха и боли.
Я швырнул пустой автомат на пол, бросился к девушке, приложил пальцы к ее шее…
Пульса не было.
– Твою мать, – процедил я сквозь зубы. Ну уж нет, так просто я тебе не отдам ее, сестра, ты уж не обижайся на побратима.
Я сунул обе руки в копну густых волос и с силой нажал указательными пальцами на симметричные точки, расположенные под нижним краем затылочной кости. Если в теле Аньи осталась хоть капля жизни, то должно сработать.
Признаться, я не надеялся, что получится, – слишком холодной была ее кожа, а воздействие на точки реанимации может помочь только живым, для мертвых оно равносильно припарке из известной пословицы. Но, совершенно неожиданно для меня, тело Аньи дернулось, словно под током, а с губ девушки сорвался слабый стон.
Я довольно рыкнул и усилил воздействие, вкручивая пальцы в холодную шею. Да, потом эти места будут сильно болеть, ну и пусть болят. Невеликая цена за спасенную жизнь.
Прошло несколько долгих секунд – и ее тело, сведенное судорогой, расслабилось, а до моих ушей донесся слабый шепот:
– Очень… сильный…
– Кто? – дернулся я, ослабляя воздействие. – Тебе больно?
– Не льсти себе… Мард… очень сильный… А ты продолжай… Это очень приятно…
Понятно. Все девчонки одинаковые. В удовольствии поиздеваться над своим мужиком не откажут себе даже на пороге смерти. И массаж затылка что для них, что для кошек кайф нереальный. Только начни, и мурчание обеспечено.
Само собой, продолжать я не собирался. Кругом кровь, трупы, того и гляди в дом ворвутся прозревшие стражи крепости. Короче, валить пора, а не девчонке затылок мять. Пришла в себя – и отлично, слава японскому искусству шиацу, благодаря которому можно как реанимировать человека одним лишь давлением пальцев, так и отправить его на тот свет.
Но Анья считала иначе.
Внезапно она резким движением перевернулась на спину, схватила меня за отворот камуфляжа, притянула к себе. В ее глазах плескалось ледяное пламя страсти. Оно обожгло меня, проникло до самого сердца, заставив его биться вдвое быстрее. Этот холодный жар мгновенно расплавил остатки моего здравого смысла, и я с невесть откуда взявшейся силой принялся срывать с себя окровавленную одежду…
Наверное, со стороны это было похоже на безумие – два тела сплелись в едином порыве посреди кровавых луж и мертвых тел. Но мне было не до осознания происходящего. Древний инстинкт полностью завладел моим сознанием, превратив меня в зверя, желающего лишь свою самку…
Когда все закончилось, я понял, что лежу на полу, а мою безвольную ладонь холодит что-то мокрое и осклизлое. В общем-то, мне было плевать, причем плевать на всё вообще и в целом. Но я все-таки поднял руку и взглянул на то, во что меня угораздило вляпаться.
Ну да, можно было догадаться. Мозговая каша с мелкими осколками кости, похожая на густое тесто, облепила ладонь и уже норовила медленно стечь дальше, по направлению к локтевому сгибу. Мерзко, но, в общем-то, пофигу. Я уже готов был уронить руку обратно, но тут во мне включился мозг – именно так я это почувствовал. Будто рубильник щелкнул: мол, какого ты, дебил, тут развалился пузом кверху? Хочешь и своими извилинами пораскинуть по этому полу? А еще – Анья. Где она?
Шуршание в дальнем углу комнаты заставило меня резко вскочить на ноги – у некоторых людей включившиеся мозги способствуют принятию верных решений, правда, не у всех и не всегда.
Анья, уже одетая в новый свободный камуфляж цвета «лиственный лес», деловито потрошила рюкзак, вероятно принадлежавший одному из убитых. Второй рюкзак, уже опустошенный, зеленой тряпкой валялся на куче барахла, из него извлеченного.
– Запасливые ребята, – проговорила Анья, не прекращая своего занятия. – У каждого в сидоре помимо консервов смена белья, запасная камуфла, носки, средства личной гигиены, аптечки грамотные. Прям жаль, что тут придется больше половины бросить… Кстати, вон там, за ширмой, умывальник.
Мило. Это ж сколько я провалялся на полу, если она успела сполоснуться, переодеться и практически полностью провести ревизию трофеев. Надо бы разобраться, с чего это меня так кроет. Вроде никогда сексуальным маньяком не был, а тут прям как у того танка из анекдота – куда пушка смотрит, туда и башня едет. Правда, самокопание – это позже. Сначала умывальник.
Хорошо, когда в процессе зубодробительных приключений удается хоть как-то сполоснуться. Солдат на войне, конечно, первым делом думает о победе, вторым – как бы живым остаться, ну а третьим обязательно как бы пожрать и помыться. Ибо голод, дизентерия, окопные вши и кожные болезни порой гораздо быстрее вражьей пули могут довести тебя до цугундера размером два метра на один. Правда, на территории противника лучше с мытьем не затягивать. Поэтому хороший солдат умеет не только одеться за сорок секунд, но и всего лишь за втрое большее время более-менее прилично помыться холодной водой из помятого деревенского умывальника.
Когда я более-менее привел себя в порядок и вышел из-за ширмы, на деревянной лавке уже лежал новый камуляж и свежее нижнее белье, сложенное в аккуратную стопку.
– Это я тебе подобрала более-менее по размеру, – сказала Анья, сноровисто снаряжая пустой автоматный магазин патронами.
– Спасибо, – кивнул я. Все-таки в путешествии с хозяйственной женщиной есть свои преимущества. Кстати, и в совместной жизни, думаю, тоже… Одеваясь, я усмехнулся своим мыслям. Надо же, о совместной жизни с девушкой задумался, впервые за очень долгое время. Хотя, помнится, дал себе зарок ни о чем подобном более никогда не думать. Но любая жизненная позиция хороша до тех пор, пока не настает время ее пересмотреть. Так может, и вправду настало такое время?
– Камуфлу и свежее исподнее я из рюкзаков достала, – заметила Ксилия. – А берцы свои с Марда сам снимай, я же пока магазины снаряжу.
Я усмехнулся вторично. Любят же девчонки командовать мужиками до тех пор, пока те не хлопнут их по мягкому месту, чтоб не забывались. Это в нашем менталитете что-то типа игры, кто кого перекомандует. Впрочем, в этой игре слишком часто проигрывающий зачастую в семье оказывается вторым, о чем забывать не надо. Но сейчас хочет женщина развлечься, пусть развлечется. Как-никак, без нее я вряд ли вышел бы из клетки самостоятельно, так что сегодня ее день. А вот завтра – будет завтра. Если мы до него доживем, конечно.
Свои берцы я снял с трупа псионика, обтер их от крови его же одеждой и обулся. Губа у мертвеца при жизни была не дура, знал, какую обувку приватизировать. Но уж извините, поносили – и хватит. Помимо этого я, естественно, вернул свою «Бритву» и ножны вместе с добротным кожаным поясом, на этот раз не моим, ибо мой, штатовский, по качеству был хуже.
