Дмитрий Силлов - Кремль 2222. Петербург
Так или иначе, площадь мы преодолели без происшествий. Правда, при нашем приближении охранник Марда пасть свою захлопнул и принялся озираться. Видимо, звук наших шагов расслышал и теперь пытался понять, откуда тот доносится. Это он, конечно, зря. Лучше б и дальше носом клевал, здоровее был бы.
Ускорившись, я обогнул Анью и с разбегу треснул сонного секьюрити локтем в подбородок. После чего даже успел подхватить обмякшее тело и усадить на скамеечку рядом со входом. Нормальная тема. Устал служивый, присел отдохнуть, да и закемарил. Надеюсь, охрана со стен не станет пытаться разбудить гостя, исходя из того, что хрен с ним, все равно сейчас, за крепкими стенами, его пост нужен только для видимости.
Петли, на совесть смазанные вонючим салом, не подвели скрипом, когда мы шагнули внутрь дома и прикрыли за собой массивную дверь. Ну и замечательно. Пока что нам везет, очень надеюсь, что и дальше будет то же самое…
Мы миновали темные короткие сени, заваленные всяким хламом, и оказались в просторном помещении, роскошно освещенном множеством свечей, горящих в старинных массивных подсвечниках.
Я, как только шагнул в эту огромную комнату, сразу понял, что насчет удачи снова конкретно сглазил. Когда на серьезное дело идешь, даже думать о ней не рекомендуется. Спугнуть ее, родимую, своими проекциями в будущее – раз плюнуть. Но запретить мыслям ворочаться в голове не так-то просто. Вот и получается, что называется, додумался…
Посреди помещения стоял Мард, задумчиво чистя ногти моей «Бритвой». По бокам от него ухмылялись двое его телохранителей с автоматами в руках, которые они даже не удосужились направить на нас. Так, держали стволами вниз, чисто на всякий случай, которого точно не будет. Ибо слишком уверены были эти мордовороты в силе своего хозяина.
И небезосновательно.
– Значит, ты, сучка, решила, что можешь справиться со мной? – задумчиво проговорил Мард, неторопливо подравнивая лезвием ноготь мизинца. – И поэтому приперлась сюда с этим хомо, чтобы натравить его на меня? Думала, что я сплю и твоя затея прокатит? Но это ты, конечно, ошиблась. Я слишком хорошо воспринимаю эманации ненависти, а ты буквально пропитана ими. Так что почувствовать твое приближение не составило особого труда. И, как видишь, я приготовил тебе достойный прием. Надеюсь, эту ночь ты запомнишь надолго. А твой ручной хомо пусть пока посмотрит на наши развлечения, перед тем как я выдавлю ему глаза…
Пока он трепался, я стоял на месте, не в силах пошевелиться. Как только мы перешагнули порог, так и приковало меня к полу. Словно в цемент окунулся, который мгновенно застыл. Ох, как плохо-то… И тут еще справа стон раздался, тихий такой.
– Больно тебе, сучка? – равнодушно поинтересовался Мард. – Так ты не стесняйся, кричи, стены этого дома толстые, тебя никто не услышит. Я люблю, когда кричат. Или ты хочешь, чтобы было больнее?
Я прям кожей почувствовал, как этот садист-псионик ментально корежит тело Аньи, ломает его, медленно тянет мышцы, будто резиновые жгуты порвать хочет…
Что-то странное происходило. Я словно был сейчас одновременно этим Мардом, легко и непринужденно «держащим» нас обоих, Аньей, старающейся справиться с немыслимой болью, двумя раздолбаями, с интересом наблюдающими за процессом. И, конечно, собой, пятым живым существом в этой комнате… Или не пятым? Несомненно, здесь был кто-то еще. Холодный, спокойный, еще более равнодушный и жестокий, чем Мард, хотя, казалось бы, псионик и был самым настоящим олицетворением равнодушия и жестокости. А еще этот «кто-то» был очень крепко связан со мной и искренне недоумевал, почему это он сейчас вынужден общаться с кем-то другим? Я будто бы слышал его беззвучный, бесстрастный голос: «Ты только скажи, и я возьму его, потому что я голоден и потому что он доставляет тебе неудобство».
И я сказал, с трудом разлепив спекшиеся губы:
– Возьми его.
… Есть место на земле, где чудеса случаются чаще, чем где бы то ни было. И никто им не удивляется, так как тем чудесам есть простое и понятное объяснение – «это же Зона». На мой взгляд, чернобыльская Зона мало чем отличается от этого мира, по сути являющегося одной большой Зоной. Тоже аномалии, тоже мутанты… и, само собой, чудеса с аналогичным объяснением их природы…
Это же Зона.
Внезапно мой нож, который держал в руке псионик, озарился бледно-ледяным сиянием. Мард с удивлением смотрел на сверкающий клинок – пожалуй, единственная эмоция, которая за все это время отразилась на каменном лице предводителя «забетонированных».
Но в следующее мгновение лицо Марда исказила гримаса боли, ибо это действительно больно, когда ты со всего маху вонзаешь нож себе в руку чуть пониже локтя, а потом начинаешь туда-сюда проворачивать клинок в ране, расширяя ее.
Кровь из перерезанных вен хлестанула на полметра – частая тема при ножевом ранении руки. Тут бы по-хорошему жгут на бицепс наложить, тогда есть уверенный шанс не помереть от кровопотери. Но Мард был слишком занят, чтобы заботиться о вытекающей крови. Он вытащил «Бритву» из раны, перехватил ее обратным хватом и ударил снова. Прямо в середину собственной правой ноги, туда, где проходит толстый бедренный нерв. Всадил по рукоять и с усилием повернул клинок на девяносто градусов, будто тугую гайку сворачивал, – провернуть широкий боевой нож в сыром мясе задача крайне непростая…
Но Мард был жилистым мужиком, и он справился. Правда, при этом не выдержал, закричал жутко. И я его понимаю. Другой бы от боли просто вырубился на месте, а этот лишь упал на колени, выдернул нож и всадил снова – на этот раз в живот.
– Кричи, – прошептал кто-то справа чужим голосом. – Кричи громче, Мард. Ты же любишь, когда стоят на коленях, и когда кричат, тоже любишь. Ори громче. Стены этого дома толстые, все равно никто не услышит…
Я не знаю, кто управлял «Бритвой» – я или Анья, шепчущая свои проклятия полураздавленным горлом. А может, это мой нож, совершенно точно обладающий своей собственной душой, сполна брал то, что считал нужным. Я никогда этого не узнаю, потому что в тот момент воспринимал реальность совсем по-другому – со мной это бывает, особенно во время стрельбы по трудным мишеням в момент смертельной опасности. Но я бы точно убивал псионика по-другому. Быстро, без мучений, согласно своему личному моральному кодексу, в который не входят чужие страдания ради удовлетворения чувства мести. Для меня вполне достаточно одного фатального удара, в результате которого враг умрет мгновенно и безболезненно. Но кто-то – может, Анья, а может, и «Бритва» – думали по-другому. Хотя я не исключаю, что в тот момент мое подсознание против моей воли выступило в роли искусного палача, хорошо знающего, как при помощи ножа причинить максимальную боль…
