Владимир Свержин - Гнездо Седого Ворона
— К бою! — привычной скороговоркой скомандовал Заур, открывая клапаны подсумков на разгрузочном жилете. Судя по открывавшейся взору картине, схватка могла быть чрезвычайно горячей, тут парой выстрелов не отделаешься, и всякое мгновение имело значение, в том числе и доли секунды, уходящие на перезарядку автомата. — Внимание! Эй, за изгородью — заорал он, — приказываю остановиться и направить сюда переговорщика! В противном случае немедленно открываем огонь!
Вместо ответа пули засвистели над каменной оградой, и всадники стегнули коней, стремительно бросая их с шага в галоп.
— Пли! Короткими стрелять! — раздавал указания горец, раз за разом нажимая на спусковой крючок. — Прицельно! Не выставляться над стеной! — За исключением Тиля и, может быть, чешуйчатого, все остальные в подсказках не нуждались. Дикое Поле быстро учит считать патроны.
Перестрелка кипела. Всадники палили из седел, держа оружие в одной руке, шарахались из стороны в сторону, но даже тогда не сталкивались между собой. Мчали наверх, будто чудом избегая губительной сутолоки. Несколько чужаков все же валялись на земле, настигнутые пулями, но это вовсе не остужало пыла атакующих. Они упорно гнали коней к вершине холма, стреляя, впрочем, без особого успеха, больше затем, чтобы прижать огнем к земле обороняющихся. Попасть, ведя огонь снизу вверх, почти невозможно, но и поднять голову под шквальным градом пуль мало кто бы рискнул. Когда же дистанция сократилась настолько, что наблюдатель мог различить раздувающиеся ноздри яростных наездников, раздалась гортанная команда, и в руках нападавших появились округлые чушки.
— Ложись! — проорал Заурбек. — У них гранаты!
Несколько взрывов грянуло один за другим, наполняя криками боли стойбище на Сарычевой горке.
Между тем всадники отхлынули и уже снова готовились к штурму.
Заур поднял голову, отряхнул с черной копны волос каменную крошку и впервые за день порадовался, что Лилия ушла с Лешагой.
— Анальгин, брат Каноник! Вы живы?
— Живы, — раздалось в ответ.
— Передайте своим: стрелять прицельно. И пусть метят в коней, их легче подстрелить. Еще пара-тройка таких заездов, и нам крышка! Всем, кто может стрелять: к амбразурам!
— Ну уж, нет! — оскалился Марат. — Это мы еще посмотрим… — Он отбросил на землю пустой магазин, вставил новый, передернул затвор, досылая патрон. Кто-то тихо коснулся его плеча. Юнец резко обернулся, готовый зубами вцепиться в руку врага. Но это был не враг.
— Прошу извинить, о достойнейший из драконидов, — лицо Тиля было серым, должно быть, от ужаса. Похоже, такая утренняя разминка была сказителю внове. — Там, с другой стороны, с крутого, — Тиль будто заикался, — ската холма еще двое. Они ставят трубу на ножках…
У чешуйчатого перехватило дыхание. Описание, данное вдохновенным песнопевцем, было значительно менее красочным, зато более кратким, чем обычно. Такую штуку Марату довелось видеть совсем недавно.
— Миномет? — пробормотал он, делая столь ужасные глаза, что поэт невольно отпрянул в ужасе.
— Это очень плохо? — уточнил он.
— Хуже не придумаешь, — кивнул юнец. — Эй, Заур! — окликнул он.
— Закрой рот, змееныш! — цыкнул горец, продолжая разглядывать готовящихся к атаке врагов в прорезь автоматного прицела. Готовящихся к атаке? В этот миг ученику Лешаги стало понятно все.
Еще несколько минут, и те двое, с противоположной стороны холма, установят миномет и начнут обстрел вершины, превращая все живое на стойбище в лохмотья рваной плоти. Вся эта готовящаяся атака — лишь отвлекающий маневр. Вот если засевшие за каменной изгородью стрелки, пытаясь спастись от минометного огня, попробуют спуститься вниз, вот тогда…
— За мной, Тиль! — скомандовал драконид.
— Но, — глаза сказителя округлились. — Я же не воин, что я могу?!
— Отвлеки их!
— Как?!
— Кричи со стены что-нибудь, самую скверную из своих баллад! Мне нужна всего минута!
— Я попробую, — неуверенно пообещал Тиль, бросаясь к стене над поросшим кустами серполиста крутым скатом Сарычевой горки.
— Постойте! — песнопевец возник над каменной изгородью. — Заклинаю вас, остановитесь! Я расскажу о Великом, о том, кто простер длани в Тот День, останавливая бурные воды и ограждая чад своих.
Минометчики замерли, разглядывая безумца в тщетной попытке понять, что тот кричит. Один из них уже держал в руках мину, напоминающую упитанную рыбину с необычным хвостовым плавником.
— Кто осушил потоки слез и водрузил над головой светила…
Один из чужаков повернулся к другому, вероятно, желая что-то сказать, но тут из ближних кустов вывалилось нечто ужасающее и с криком «Сарынь на кичку!» — оскалившись, ринулось в атаку. Неведомое существо обладало бурой в черно-зеленые просветы чешуей, внушительными клыками и сверкающими глазами в треть лица.
— Ага! Круши, хузары! — вопило клыкастое нечто. — Не посрамим отечества!
Оно вскинуло автомат и выпалило в голову ближайшего противника, державшего железную рыбину. Выстрел привел в чувство напарника убитого, и тот, выхватив нож, бросился на страшилище.
Челюсти драконида сомкнулись на запястье врага. Тот взвыл от боли, наваливаясь на противника, и они покатились по траве. Минометчик был изрядно крупнее, да и, что греха таить, много сильнее чешуйчатого, но Марат рвал его с отчаяньем последнего боя, рвал, покуда не почувствовал, что тело внезапно обмякло.
— Ты там еще живой? — раздался откуда-то сверху неуверенный голос Тиля.
— Да, — юнец начал выползать из-под мертвеца. В спине недруга торчал нож, который сказитель обычно таскал на поясе.
— Только прошу, никому не говори, что это сделал я. Ты же знаешь, мне нельзя!..
— Откуда ты здесь взялся?! — вытаскивая клинок из раны и передавая песнопевцу, спросил драконид.
— Я увидел, что он тебя повалил, и поспешил на помощь, — нервно вздрагивающий спутник героев начал отряхиваться, демонстрируя, что спешка вышла сумбурной и не всегда ногами вниз. — Только я не знал, как еще помочь. Никому не говори, прошу тебя… А что будем делать дальше? — спросил он, глядя на высокий холм.
— Дальше? — ученик Лешаги оскалился. — А ну-ка, помоги мне перетащить эту штуковину. Сейчас мы устроим смотр строя и песни. — Юнец, кряхтя, ухватился за трубу. — Какая плита тяжеленная!
— Я помогу тебе!
— Бери коробку с минами и смотри, не урони! С этим я и сам управлюсь.
* * *Ворота отворились, и школьный учитель, набрав в грудь побольше воздуха, шагнул вперед, протягивая руку для приветствия. Перед глазами плыло от страха, и он с трудом удерживал себя, чтобы не дать стрекача. Но нет, он не мог бежать. Односельчане, замерев, смотрели на него в ожидании, что сейчас будет. Большинство зрителей когда-то были его учениками.
— Я рад приветствовать, — крича, словно пытаясь отбросить пришедших звуковой волной, начал он, — нашего достойного земляка!
Старый Бирюк отодвинул стоящего перед ним человека, как отвел бы ветку, загородившую путь. Учитель попытался напрячь осязание, чтобы почувствовать через неказистую одежду, насколько холодна его рука.
«Мороз не пробирает, — подумалось ему. — А мертвяков, поговаривают, только коснись, всего словно обмораживает!»
Эта мысль утешила наставника юных оболтусов, и он даже заулыбался.
«Чего уж там. Бирюк как Бирюк. С чего вдруг такой шум? Ну, ушел куда-то на девять дней, ну, вернулся не пойми с кем. Чего только на свете не бывает. Что тут особенного!»
— Где депутат? — смерив учителя тяжелым взглядом, едва размыкая губы, процедил вернувшийся.
Новоявленный герой мотнул головой в сторону ближайшего глинобитного строения. Из-за угла с двустволкой в руках, заметно робея, показался народный избранник. Он старался выглядеть уверенно, но упрямые ноги совершенно не хотели нести его навстречу почтенному земляку.
— Обустройте! — кивая на гиганта, еле державшегося на ногах, скомандовал Наставник Боя. — Я принесу отвар, будете поить три раза в день после еды. Еду — самую отменную.
— А ты? — взяв, наконец, себя в руки, вымолвил глава селения.
— Завтра поутру уйду, — буркнул Старый Бирюк.
— Когда вернешься? — депутат в этот миг гордился собой, голос его не дрожал.
— Когда вернусь, — сказал, как отрезал.
— А он? — уже деловито осведомился народный избранник.
— Станет на ноги — заменит меня.
— Но…
Тяжелый взгляд, казалось, вдавил готовые сорваться с языка слова обратно в горло.
— Он хорош.
Подоспевшие селяне, еще совсем недавно затеявшие охоту на такую неподъемную добычу, испуганно закивали головами.
— Вы, четверо, — скомандовал Наставник Боя, находя в толпе бывших учеников, — отнесите к лекарю.
Недавно вернувшиеся из Бунка парни, едва услышав знакомый с малых лет командный голос, привычно бросились выполнять приказ. Каждый из них знал, как Старый Бирюк обходится с теми, кто, не приведи, Ноллан, замешкается или, страшно подумать, посмеет ослушаться. После его науки служба в Бунке казалась отдыхом от трудов праведных.