Александр Афанасьев - Время нашей беды
Самое смешное… точно так же плюются в своих «фейсбучегах» и «твиттерах» украинские патриоты. Их точно так же прижали, причем даже круче. Кто‑то лег в зоне АТО – думаете, им один миллион гривен по страховке выплатили, как кое‑кто обещал? Ага, щазззз. Кто‑то купился и продался и сейчас сидит в прокуратуре и СБУ, шьет дела своим бывшим соратникам. Кого‑то застрелили при задержании. Кто‑то сидит.
Но самое главное – на Украине вновь самодостаточная власть и самодостаточное государство, которое правит, никого‑никого не спрашивая. Гражданам остается только спилкуватися на державной мове, кушать побольше шоколада «Рошен» от нервов, ходить на выборы и быть счастливыми.
И все…
– Прут?
– Аюшки.
– Мне самому противно. Но мы что‑нибудь придумаем. Обязательно… Машину дашь? На время. Я отзвоню, где ее оставлю…
Горин работал всего лишь охранником в одной из структур… электрогенерации, скажем так. Работа – не бей лежачего, дает сколько‑то денег, чтобы прокормиться, никто не лезет в душу, и очень удобный график – целые дни свободные. Я знал начальника службы безопасности этой генерации, предлагал Горину поговорить насчет того, чтобы его хоть начальником смены назначили. Тот наотрез отказался.
На непривычном, старом «Опеле» я подъехал к зданию, где нес охрану Горин, когда уже совсем стемнело. Горин оказался на месте, читал газету. Увидев меня, поднялся.
– Что?
Я запустил на смартфоне ролик с маски‑шоу. Карту я из смартфона вынул, нечего дразнить гусей…
Горин молча просмотрел.
– Кого подозреваешь?
– Не знаю. Я ничего не делал.
– Хорошо. Жди здесь.
– Я отойду, покурю.
Вышел – тут же нырнул во двор соседней четырехэтажки. Застройка тут совсем старая, еще с трубами для печей. Ранние хрущевки. На первом этаже – «Магнит», а так – обычное дело, какая‑то компашка у подъезда, разбитные девицы и бульбулятор. Это самодельный кальян из бутылки‑полторашки…
В случае чего уйду в деревянные дома, тут есть.
Присмотрелся к пацанам с бульбулятором… в чем‑то им везет. Никаких головняков, ничего их не интересует. Окончат ПТУ, пойдут работать – даже если совсем ума нет, можно работать охранником или сотрудником предотвращения потерь в магазине. Смешно слушать, как говорят, что у нас людей не хватает для дальнейшего развития экономики. А это вот – кто? Интересно, сколько всего в России охранников? Миллион? Больше?
И вот что с этими пацанами делать?
Знаете, что самое плохое? Вот этот контингент – готовое топливо для большого пожара. Вы думаете, им какое‑то дело есть до России? Да им плевать! Страна плевала на них – а они плюют на страну. Я ведь по сути бизнер, бизнесмен теперь – и в среде бизнеров же вращаюсь. Все, кого ни спроси, жалуются на воровство персонала. Некоторые психуют. Некоторые просто закрывают глаза на определенный процент потерь. А вот случись сейчас война, или, не приведи господь, оккупация, или какая‑то большая трагедия. Что вот эти пацаны будут делать? Мародерствовать? Будут. В армию их призвать – они и в армии мародерствовать будут. Отжимать машины, квартиры в зоне, подобной АТО? Будут! В полицаи вступить? Вступят! Расстреливать? И расстреливать будут, поверьте мне. Будут. Не все – но будут. Когда мы говорим про фашизм на Украине – нам стоило бы посмотреть и на себя. На Украине фашизм? Да, он там есть. Откуда он взялся? А вот из таких дворов. Вот такие вот пацаны с бульбулятором, они пошли в армию (ВСУ, как она называется), в добровольческие батальоны, взяли в руки оружие и стали грабить и убивать. Потому что их никто не учил, что так делать нельзя. Потому что война для них – бродилка от первого лица, а пороть их – в жизни не пороли, и как бывает больно – они не знают. Примерить на себя боль и страх другого человека они не могут в принципе – тоже не учили. В Германии фашизм из таких же дворов взялся, из самых низов. Думаете, у нас таких нет? До хрена!
Пацаны заметили, что я проявляю к ним какой‑то интерес, но подходить побоялись. И правильно.
Выглянул на улицу – маски‑шоу вроде нет. Можно идти.
Горин был краток и конкретен.
– Дела на тебя нет.
– А что это тогда?
– Видимо, заява какая‑то пришла, вот отрабатывают. У тебя есть что‑то дома?
Я прислонился к стене, вспоминая.
– Да как сказать. Незаконного ничего нет. Тот факт, что у меня три или четыре бронежилета, ничего не значит, верно, я и десять имею право держать, так?
– Команда будет – тебе и это в вину поставят.
– Да я знаю.
– Короче, вот.
Горин протянул мне ключи.
– От моего садового товарищества. Посидишь пока там, потом посмотрим. Адрес записывай.
– Я запомню…
Садовое товарищество было совсем рядом с городом. Настолько рядом, что виднелись его огни…
Дом Горина был обычным, двухэтажным, но без изысков, на втором этаже, например, была не веранда, а обычный чердак. Но добротный дом – не фанера, а брус. Участочек небольшой, зреют ягоды на кустах. Народа на участках немного, хоть и лето, но будний день.
Я обошел дом… потом аккуратно закрыл его, вышел, осмотрелся. Ага, соседний – нет никого. Прошел по протоптанной дорожке меж грядок, начал шарить. Минут через десять в старом башмаке нашел ключ…
Ночь я провел в соседнем доме. Но маски‑шоу так и не приехали – потому я переселился в дом Горина, точнее – в баню, и следующую ночь провел уже там…
Три дня я скрывался, на четвертый за мной заехал Горин на своем пепелаце. Судя по тому, как он общался с соседями, – день этот был выходной, – у соседей он пользовался уважением…
– Сергей Васильевич? – спросил его я, когда мы шли по трассе, по кольцевой, обходя город.
– А?
– Почему мы проиграли на Донбассе?..
– Зачем тебе это?
– Просто интересно.
Горин не отвечал, потом вдруг бросил:
– Не сейчас. Потом – расскажу.
Мы встретились в доме на Каме… том самом, где меня и принимали в общество. Вообще, расскажи мне кто‑то, что это будет… еще год назад, не поверил бы. Все‑таки приземленные мы стали. Ну, какие тайные общества, ради бога. ОПГ – да, вот ОПГ есть. А тайные общества, да еще с политическими целями…
Или сохранить Россию – не политическая цель, а какая‑то другая?
– Значит, так… – сказал Горин.
Мы сидели за столом, в нетопленой бане. На столе – ничего не было.
– На одного из нас написали заявление в ФСБ. В заяве написали о том, что он собирает террористическую организацию и накапливает оружие для подрывных и террористических действий. Не думаю, что надо объяснять, что это все значит.
Молчание.
– Информацией мог обладать только кто‑то из нас. Я никому не сообщал о произошедшем, чтобы не разводить панику раньше времени, но сегодня утром мне удалось получить копию заявления. И я ее прочитал.
Горин помолчал.
– Заявитель – Галямова Алсу Ришатовна…
Гадина…
Вот ведь… не просчитал… ох, не просчитал. Не уловил всей опасности момента. Надо было ей врать, обещать что угодно… что угодно. Как алкоголик – обещает жене больше ни капли в рот. Бабы на это ведутся. А я что сделал?
Граф Монте‑Кристо, блин…
Вот тебе и манипуляции. Не просчитал… никак я не просчитал, что она пойдет в ФСБ и напишет заяву. А должен был. Она ведь думала, что это я Ленара втянул, хотя это не так. А самка, защищающая свое логово, готова на все.
Не просчитал…
Все молча смотрели на Ленара.
– Братва… – сказал я, – это я виноват.
Гробовая тишина.
– Объяснись, – потребовал Горин.
– Ленар, когда ты вернулся из Казани и заснул у меня на диване, приезжала Алсу – забрать тебя. Мы на кухне поговорили… она требовала от меня объяснений, что мы делаем, и требовала, чтобы мы прекратили. Была на психе. Я не понял, чем пахнет, неправильно построил разговор. Не проинтуичил… не подумал, чем может кончиться. Ты в это время на диване в гостиной спал, потом мы тебя вниз свели. Ты совсем никакой был. Ты ведь не знал, верно, она тебе ничего не сказала…
– Сволочь, – сказал Ленар по‑русски и добавил еще по‑татарски: – Убью…
Напряжение было такое, что казалось – звенит комар.
– Перерыв десять минут, – объявил Горин, – перекурим…
Вышли на воздух, на причал. Я не курил. А вот Ленар – курил. Стоял на отшибе, жадно глотая дым.
– Ты не виноват, – сказал я.
– Шутишь, что ли? – с горечью в голосе сказал Ленар.
– Не шучу.
– …Гадина… нет, все‑таки правильно мне говорили – не будет ничего хорошего. Надо жену брать из тех, кто рядом рос…
– Ленар… Одну вещь мне пообещай.
– Какую?
– Что пальцем ее не тронешь.
– Ты дурак… – задумчиво сказал он.
– Нет. Я не хочу до конца жизни знать, что разрушил семью друга и его жизнь.
– Да какую семью, Сань…
