Эйдзи Микагэ - Пустая шкатулка и нулевая Мария. Том 7
То, что я вижу, – лучший из возможных исходов, пусть даже это всего лишь сладкий сон.
А, и все же –
– Ты все равно хочешь, чтобы мы смотрели в лицо реальности?!
Шлеп.
Опять. Опять гротескное инородное тело вторгается в счастливый мирок.
– Прекрати… прекрати…
Прекрати уничтожать счастье, которое достижимо только с помощью «шкатулки»!
– Омине же твой друг, верно? Верно? Тогда ты должен понять, что ему нужна эта «шкатулка», даже если она ущербная! Пожалуйста, прекрати… пожалуйста!
И я кричу…
– Кадзуки!
…его имя.
– Ах!
Да, я вспомнила. Вот кто мой враг.
– Хм? Что это?
Когда юная версия Омине заметила инородное тело, оно уже начало разрастаться.
Ком плоти растет; золотая пшеница гниет и теряет блеск, здоровая почва превращается в грязь. Небо над головой покрывается черными и фиолетовыми пятнами, троица оказывается погребена под растущей плотью. Как они ни кричат, все равно красный ком продолжает разрастаться. Вскоре он поглощает их и заполняет собой все.
Этому миру тоже пришел конец.
Мир счастья Дайи Омине больше не существует.
И вновь меня вышвыривает в глубину моря.
– …Почему, Кадзуки?.. Почему?..
Прямо передо мной еще одна туманная тень. Это не Кадзуки, но я знаю, что она имеет к нему отношение.
– Прекрати!.. За кого ты себя принимаешь?! Что дает тебе право рушить счастье других?! – сердито кричу я, однако тень повторяет одно и то же:
(больно, больно, больно)
Я прикасаюсь к тени, и она снова рассыпается. Видимо, это означает, что мои слова его не достигли.
– Кадзуки… что, черт побери, ты сделал с моей «шкатулкой»? Что ты делаешь с ней сейчас?..
Я оглядываюсь. Зловещие тени собираются вокруг меня, точно окружая добычу.
Однако все они лишь бессмысленно повторяют одно и то же.
(нет… нет…) (спаси) (убей) (одиноко) (прости прости прости) (кто-нибудь, кто-нибудь, посмотрите на меня) (ууууууууу) (хочу увидеть тебя)
(мария)
(мария)
(мария)
Я стискиваю зубы и стряхиваю с себя эти тени.
Они тут же рассыпаются.
Я погружаюсь все глубже. Конца этому нет.
Сколько я уже здесь нахожусь? Похоже, довольно долго.
Погружаясь, я заглядывала в самые разные полные счастья мирки. Все они были наполнены смехом, и все до единого оказались осквернены гротескными комками плоти.
Сначала я сердилась. Почему Кадзуки делает это? Что такого классного в том, чтобы вставать на моем пути? Но затем гнев начал постепенно сменяться страхом; я заметила кошмарное безумие в тех методах, которые он применял. Я начала тревожиться за самого Кадзуки. Сам-то он в порядке после того, как сделал такое? Может ли он сохранить здравый рассудок?
Увидев, как очередной мир сожран комом плоти, я шепчу:
– Кадзуки… я хочу поговорить с тобой.
О чем ты думаешь? Что ты делаешь? Я хочу знать.
Я думала, что буду погружаться еще глубже, но, похоже, ошибалась: вода перестает быть прозрачной, она стала темной и липкой, как деготь. Все негативные эмоции, рожденные внутри этой «шкатулки», скапливаются здесь; этот осадочный слой беспокойства образует морское дно.
Здесь я обнаруживаю еще один маленький мирок.
Похоже, он и виновен в этих странных происшествиях и в накоплении беспокойства.
Собравшись с духом, я проникаю в этот мирок.
Едва войдя, я ощутила колоссальную разницу между этим миром и остальными. Здешний воздух жалит мою кожу, словно в нем полно песка, а небо окрашено в кроваво-красный цвет. Земля с самого начала усеяна множеством комков плоти, но они все не растут и не шевелятся.
Естественно, я здесь всего лишь зритель. Однако вдруг что-то приближается ко мне, парящей в небе. Это искажение пространства, «осадок», едва напоминающий человеческое существо.
(Мария.)
Этот голос и это имя…
– Кадзуки! Это ты, да?
Но «осадок» произносит:
(К сожалению, я не могу тебе ответить; это всего лишь сообщение, которое я оставил для тебя в надежде, что ты когда-нибудь сюда придешь. Нет… на самом деле я не оставлял сообщение с какой-либо целью; это просто эхо прошлого.)
– Что это за место? А… ну да, ты же не можешь мне ответить, да?
(Ты, должно быть, недоумеваешь, что это за место, Мария. Это мир, в котором меня заперло «Ущербное блаженство» и где я должен был быть счастлив.)
«Осадок» прекращает объяснение и отплывает в сторону, точно приглашая меня последовать за ним. Я следую.
Мы подплываем к крыше школы.
Я смотрю вниз. Как и в остальных мирках, я могу «видеть» больше, чем то, что у меня прямо перед глазами. Это странное ощущение трудно описать словами, но я как будто чувствую мир всем своим телом.
В школе более шумно, чем мне помнится. Судя по всему, здесь вот-вот начнется фестиваль, и ученики заняты последними приготовлениями. Некоторые из этих лиц я узнаю.
Я обнаруживаю Омине и Кирино; похоже, в этом мире у них очень хорошие отношения.
С неохотой я продолжаю искать; сейчас я хочу видеть лишь одного человека.
– Кадзуки! – кричу я, едва обнаружив его выходящим из школы. – Ах…
Не хочется признавать, но мое сердце начинает биться чаще, как только я его замечаю. Не могу избавиться от желания быть с ним, сколько бы раз он ни вставал у меня на пути. Я хочу, чтобы он увидел меня – чтобы обернулся и увидел меня.
Но тут я замечаю кое-что еще: Кадзуки толкает перед собой инвалидную коляску, в которой сидит Касуми Моги. Они радостно гуляют по фестивалю, как влюбленная парочка.
– …
Самые разные чувства вспухают во мне. Вполне естественно, что Моги рядом с ним; она ведь всегда хотела признаться ему в любви. В аварию она бы попала в любом случае, но, если бы не «шкатулки», рано или поздно все равно завоевала бы сердце Кадзуки.
– Да… все правильно…
Кадзуки во мне не нуждается.
Я не нужна.
– Я не существую в мире, где Кадзуки счастлив. Нет, даже не так…
Если уж на то пошло, я скорее препятствие.
Кадзуки раньше верил, что нет такого отчаяния, от которого не может исцелить повседневная жизнь. Но он лишился этой веры, когда нечто инородное вторглось в его жизнь и довело его до безумия. Я втянула его в историю со «шкатулками».
Иными словами –
– Я навлекла катастрофу на голову Кадзуки.
Поэтому я не имею права быть рядом с ним.
Однако даже когда я это осознала, ни мир, ни «осадок» не выпускают меня; я вынуждена в унынии смотреть, как те двое проводят день вместе.
Фестиваль заканчивается, начинается костер. Ученики танцуют «Оклахома миксер». Кадзуки и Моги бок о бок смотрят на пламя.
Моги нежно – будто пытаясь поймать мыльный пузырь – берет Кадзуки за руку и заглядывает ему в глаза.
Я сразу понимаю, что она собирается сказать.
– Я люблю тебя, Кадзу-кун.
И, глядя ей в глаза, Кадзуки улыбается и отвечает:
– Я тоже люблю тебя, Моги-сан!
С самой прекрасной из всех улыбок Моги говорит:
– Давай будем вместе всегда!
– Давай!
Да, больше мне тут не на что смотреть.
Кадзуки нашел счастье. А значит, мне следует удалиться.
Я поворачиваюсь к «осадку».
– Я увидела достаточно. Верни меня в море.
«Осадок» молчит.
– Не волнуйся. Я оставлю Кадзуки в покое. Я не затаю вражды, даже если он полностью сломает «Ущербное блаженство». По правде сказать, все наоборот: у него есть все причины ненавидеть меня. Он заслужил право забыть меня и начать все с нуля. Но я не изменюсь. Я буду и дальше искать способ, как сделать всех в мире счастливыми, с «Ущербным блаженством» или без него.
Я не рассчитывала на ответ, однако же «осадок» открывает рот и произносит:
(Готов спорить, сейчас у тебя появляются всякие глупые идеи, Мария. Ты наверняка страдаешь от абсурдной иллюзии, что повседневная жизнь с Моги-сан означает счастье для меня и что ты должна уйти.)
– Что?
(Не недооценивай мое безумие.)
Внезапно мир заливает белая вспышка.
– Что это?..
Миг спустя мир возвращается в норму. Небо остается багровым, красные куски плоти лежат там, где и лежали, но что-то изменилось. Костер на школьном дворе исчез, ученики снова готовятся к фестивалю.
Несколько секунд спустя я понимаю наконец, что произошло.
– Время сбросилось, что ли? Они снова повторяют день школьного фестиваля?..
Кадзуки снова появляется перед моими глазами, катя инвалидную коляску.
– Это… не закончится счастливо?
Я зритель, и потому мое чувство времени не такое, как у Кадзуки. Это похоже на то, как если бы я наблюдала за компьютерной игрой: времени проходит много, но я не устаю.
Мне приходится раз за разом смотреть, как эти двое проводят день вместе. Бессчетное число раз Моги признается Кадзуки в любви, и он ее принимает.
Я понимаю свои чувства к Кадзуки. Я думаю о нем с лаской, я хочу обнять его как можно крепче, сделать его своим. Всякий раз, когда я вижу, как они обмениваются признаниями в любви, мое сердце страдает.
