Андрей Прудковский - Дхана и иные миры
Затем я подошёл и брызнул из фляжки в лицо спасённого парня. Потихоньку тот пришёл в себя.
— Ты кто?… А Петруха — рваное ухо. Про тебя мне мама рассказывала.
Надо же, кто-то помнит моё детское прозвище.
— Как же ты меня узнал?
— Да, так,… — парень замялся.
— Ну, не хочешь, не говори! А нам до ночи предстоят ещё дела! Двигаем теперь к дому.
— Зачем! Не хочу!
— Не будь неженкой! Если хочешь, чтобы за убитого старика и его внучек отомстили, то — давай, двигай!
Мы подползли к дому и через открытое окно проникли внутрь. Старик и девочки лежали прямо под окном в луже крови. Я порылся под кроватью и нашёл там старинное противотанковое ружьё, заряженное! Ай да Дед! Только вот оно тебе не помогло. Ничего, пусть выстрелит хоть после твоей смерти.
— Теперь молчим и ждём!
Была полнейшая тишина, когда я почувствовал зуд в спине. В тот же миг мой спасённый глазами указал на дверь. Старинное оружие грохнуло у меня в руках, пробивая насквозь дверь и всех тех, кто за ней мог находиться. А парень уже указывал на гранату на моём поясе и на окно.
А вот это нам на руку. Я показал на вторую дверь, и мы оба юркнули в какую-то подсобку, а из неё через маленькую дверцу — в сад. Сзади нас грохнул взрыв.
Дело было сделано, остальное меня не интересовало. Мы быстро поползли на юг в горы.
К ночи, разведя маленький огонёк в пещерке, я объяснял своему спасённому расклад окружающих нас сил. Он, видите ли, искренне не понимал, зачем надо было убивать безобидного старика с внучками.
— Понимаешь, — говорю, — старик мешал боевикам Хамида, но сами они не могли его убить, так как нарвались бы на кровную месть. Поэтому они послали агента к командиру твоей части с предложением, например, таким: «Он убивает за них старика и не препятствует их бандитским рейдам, а они за это обязуются снабжать его часть бараниной и обязуются не бузить на его участке границы.»
Но вмешались мы с тобой и всё им испортили. Смотри, какая теперь получается картина для стороннего наблюдателя: «Всё твоё подразделение убито из маразийского автомата. Тебя тюкнули по макушке и сочли мёртвым. Предположим, я случайно нашёл тебя в кустах и спас. Один из боевиков убит или ранен из стариковской „пушки“. Сам старик и его внучки разнесены в клочья гранатой Хамидовских боевиков.» Так что мира между Хамидом и вашим командиром не ожидается, и кровная месть Хамиду со стороны соседей, женатых на стариковских дочерях, — тоже обеспечена.
Единственный вопрос, что же нам-то бедным теперь делать? Здесь оставаться нельзя!
На востоке — злобный Хамид, на западе — твой командир, тоже нас живыми из ущелья не выпустит, — так, на всякий случай. Остаются два направления — через перевалы. На север — к Ахмеду-молчаливому, или на юг — к Саиду-весёлому.
Я думаю, лучше идти к Саиду-весёлому, а то у Ахмеда можно и полгода прокантоваться, пока он надумает с нами поговорить. Впрочем, не расслабляйся! Шуточки у Саида ещё те, если мы ему не понравимся, то может и к хвосту верблюда привязать.
Утром мы двинулись наверх, к перевалу. Скоро опять засвербело между лопатками, и я приказал укрыться в камнях. Осмотрел склон в прицел винтовки и обнаружил его. Тоже мне защитничек, — виден, как на ладони, — Саидов внучок. Только вот убивать его нам никак нельзя. А вот он нас перестреляет с удовольствием, и даже разговаривать с нами не будет. Что же делать? Справа и слева отвесные стены, а посреди — олух с автоматом, которого нельзя трогать.
Я объяснил ситуацию Радеку, так звали моего спасённого.
— Верёвка есть? — спросил он.
Верёвка у меня была. Но неужели он надеется подняться по этому отвесу без альпинистского снаряжения. Тем временем Радек разделся, и, я не поверил своим глазам, стал превращаться в огромного кота. Молча взял конец верёвки в зубы и легко пополз по отвесу, загоняя свои когти в мало заметные узкие щели. Через полчаса мы были уже наверху.
Олух около тропы с нетерпением ждал нашего появления на тропе снизу, когда я прыгнул на него сверху и прижал к земле.
— Не трепыхайся! — сказал я, — Мы не воевать! Мы в гости! Сообщи, чтобы нас встретили с почтением.
— Дедушка приказал мне убивать всех неверных без разговоров.
— Ну, откуда ты знаешь, что мы неверные, только по одёжке?! А может, мы самые, что ни на есть верные! Пусть твой дед и решает. Не твоего молодого ума это дело.
Парнишка вынул дудку и продудел сигнал. Через полчаса мы уже поднимались к перевалу в сопровождении четырёх хмурого вида горцев с автоматами наизготовку.
— А, к нам пожаловал сам великий воин Йек-гуш! — Так приветствовал меня Саид-весёлый. — Садитесь, гости дорогие.
Саид был в белоснежном халате, на голове, также белая — чалма. Мы разулись, и, пройдя босиком через бассейн с цветущими лилиями, уселись на берегу на ковёр. В полной тишине началось пиршество. Через час, когда подали кофе, хозяин произнёс первое слово.
— Как ваше здоровье, уважаемый Йек-гуш, и как здоровье вашего молодого спутника, имени которого пока не знаю?
— На здоровье нам жаловаться не следует, но со здоровьем ваших родственников в соседней долине — очень плохо.
— И чем же они больны?
— Болезнью Хамида, я думаю, весьма опасной болезнью и, боюсь, смертельной.
— Да, — это очень плохая весть… Но вы не ошибаетесь? Действительно ли болезнь вызвана вирусом Хамида.
— Да! Я сам видел человека Хамида, застреленного у дверей дома ваших родичей.
— Тогда это действительно очень плохая весть! Но не кажется ли вам, уважаемый Йек-гуш, что и вы последнее время немного нездоровы. Не заразились ли вы лёгкой формой болезни, которую у нас называют «Дорухгу», а у вас попросту — враньём.
— Как больной может судить о собственных болезнях, — тут нужен опытный врач.
— Ну вот, как врач, я вам предписываю месячный карантин в отдельной палате, извините с решётками, но только для вашей же пользы. Ведь болезнь ваша может быть чревата тяжелыми осложнениями… А я пока поближе познакомлюсь с вашим молодым другом.
Так я попал на месяц в одиночную камеру с крепкими решётками на окнах. Правда, кормили меня хорошо. Прислали даже женщину, чтобы она скрашивала моё одиночество своими песнями и танцами. Она проводила у меня в камере часа по два в день, затем — уходила.
Через месяц Саид-весёлый приказал отпустить нас с Радеком, сказав нам на прощание:
— Йек-гуш, не обижайся на меня. Я должен был проверить твои слова. Твоё враньё не было направлено против меня, поэтому я тебя отпускаю. Но сама идея организации такой лжи, чтобы в неё поверил даже сам Хамид, чей род идёт от шакалов, мне понравилась. Врать ты не умеешь, но то, что ты не предусмотрел, сделали мои люди. Теперь твоя ложь обрела силу правды. Отправляйся же к своим и береги своего спутника — он носитель ценностей тебе неведомых. За него отвечаешь передо мною головой. Я думаю, тебе ясно, что его нельзя отдавать обратно его бывшему командиру.
Так я вернулся с Радеком в свою часть. Объяснять нам почти ничего не пришлось.
— Да, напали боевики Хамида. Нас, с чудом спасшимся Радеком, загнали в горы. Выбор был: либо умереть, либо сдаться людям Саида, с которыми у нас нейтралитет. Выбрали последнее. На месяц Саид нас задержал, так как были убиты его родственники и он проверял, не причастны ли мы к этому. И вот мы здесь.
Как оказалось, Радек целый год учился в школе Спецназа и имел оттуда прекрасную характеристику, так что его без осложнений перевели по моей просьбе в моё подразделение. Вот, с тех пор мы с ним были неразлучны во всех военных передрягах.
Радек Рексович — в гостях у Саида-весёлого.
Опять дикая головная боль, перед глазами всё плывёт. Надо мной наклонился человек в картинках. Сквозь его лицо пробиваются дым и кровь, горящие танки и вертолёты, а поверх — грустное лицо моей сестры Розы. Оно окутывает вдруг меня невыразимым блаженством.
— Очнись! Очнись! — требует грубый голос, и на меня льётся струйка воды из фляжки.
Опять передо мною человек в картинках, но теперь на картинке стоит моя молодая мама и смотрит на его большое рваное ухо.
— А, Петруха — рваное ухо!
Уже через минуту мой спаситель Петруха тащил меня обратно к тому дому, где произошло самое страшное событие в моей жизни. Мне опять пришлось увидеть ту же комнату и три трупа посреди. Зачем мы здесь? Петруха говорит, что это необходимо, и я ему верю, я вижу искренность в его мыслях. Мой спутник обыскал комнату и нашёл огромное старинное ружьё — оно заряжено. Я думаю, это знаменательно, если враги убитого старика погибнут от его же оружия. Тем временем, я чувствую далёкое присутствие того проводника-шпиона, что вызвал во мне тогда такую антипатию. Всё ближе, ближе — он подходит к двери. Я указываю на дверь, и мой спутник стреляет. Грохот ружья закладывает мне уши; тот, что за дверью — убит наповал, но со стороны окна, я чувствую, кто-то готовит для нас что-то круглое и злое… Гранату! Я указываю на окно пальцем, и Петруха резко дёргает меня в соседнее помещение. Сзади гремит взрыв.
