Константин Соловьёв - "Господин мертвец"
- Экий мастодонт…
- Это не «Шнайдер» и не «Сен-Шамон», - уверенно сказал Дирк, - Даже я это вижу.
- Что-то новое, - осторожно подтвердил снайпер, - Таких зверей я прежде не бил. Какая-то французская новинка.
- Как по-твоему, каков он в высоту?
- Три с половиной – четыре метра. Отличная мишень.
- Твой оптимизм не очень-то заразителен.
- Это оттого, что он ни на чем не основан, - вздохнул Херцог, - Я не могу на глаз определить толщину его лобовой брони, но мне отчего-то кажется, что противотанковые ружья для него не опаснее комаров.
- Можно перебить ему траки.
- Не так-то это просто, Дирк. Но все равно я постараюсь добыть его шкуру, чтобы ты мог украсить ею свой штаб. Я оставлю его на закуску, если ты не возражаешь. Сейчас меня больше интересует пехота. Конечно, это не настоящая охота, то же самое, что пострелять глупых перепелок перед настоящим делом. Но мне нужно пристрелять ружье. Влажность и направление ветра подчас играют с прицелом злые шутки…
Прицел на обычных противотанковых ружьях был размечен на пятьсот метров. Это не удовлетворяло «Веселых Висельников», оттого их прицелы маркировались до двух тысяч. И теперь Херцог терпеливо ждал, когда наступающие цепи, делающиеся все четче и зримее, пересекут невидимую черту.
- Доспехи, - сказал Дирк, когда от этой черты французов отделяло около ста метров, - Они надели панцири вроде наших.
- Не преграда для бронебойных пуль.
- Шлема, поножи… Выглядит аляповато, но практично. Если это станет модным, скоро мы, друг мой, будем даже в траншеях ощущать себя как в битве при Айзенкуре. Гремят доспехи, покачиваются плюмажи, оруженосцы заряжают винтовки…
Тяжелый «Маузер» Херцога выплюнул длинный оранжевый язык пламени. Давление пороховых газов в стволе было столь высоко, что вокруг дульного среза поднялось облако пыли. Обычного человека отдача противотанкового ружья могла лишить сознания, но Херцог лишь едва заметно вздрогнул.
- Есть! – сказал Дирк.
Одна из фигур пропала. Легко и беззвучно, как крошечная мишень в деревенском тире, снесенная свинцовой пулькой.
- Немного уводит влево, - недовольно заметил Херцог, - но для того француза это уже не играет особой роли. Его внутренности сейчас валяются в десяти шагах позади.
- Не трать патроны. Еще километр, и ими займутся пулеметчики Клейна.
- О, я взял с запасом. Мои стрелки тоже не будут скучать. Ты еще спасибо скажешь, что мое отделение оказалось в твоих краях.
Еще три или четыре фигуры пропали. Противотанковые ружья хлопали изредка, но с каждым хлопком исчезало по французу. Мертвецы Херцога работали без спешки, и работали отлично. К тому моменту, когда пехотные цепи миновали отметку в полтора километра, французы не досчитывались уже десятка солдат.
Тут Дирк увидел нечто такое, что заставило его удивиться.
- Херцог, после твоих попаданий остаются раненные?
- Смеешься, унтер? Если такая пуля попадает в руку, она отрывает ее по самое плечо. А мои ребята садят точно посередке, как на стрельбище. От такого гостинца не спасет даже взвод лебенсмейстеров.
- Я тоже так думал. Но только что я самолично видел француза, который поднялся и побежал дальше.
Херцог рассмеялся.
- Нет, после моих пуль не поднимаются. Наверно, тебе показалось. В этом аду немудрено быть одураченным своими собственными глазами.
- Один раз могло и показаться. Но я вижу уже третьего.
- Это ружье не оставляет подранков.
- Минутой раньше я сам бы поручился за это. Но сейчас я вижу французов, которые встают на ноги и продолжают бежать в атаку.
- Возможно, они ловят чьи-то другие пули, - подумав, сказал Херцог, - Обычные винтовочные или…
- Только что на моих глазах твой выстрел отбросил парня в доспехе шагов на пять. Он несколько секунд лежал без движения, потом поднялся и побежал вперед, как ни в чем ни бывало. Глянь сам. Четвертый справа. У него в кирасе дыра.
Херцог уставился на «цейс», как на снаряженную мину.
- Чертовщина какая… Готов поклясться, я и в самом деле попал ему в живот.
- А теперь он бежит.
- Это невозможно.
- Я знаю.
Французы наступали быстро. Без отдыха, не пытаясь залегать, перли, как заведенные. Как если бы огромный вес доспехов ничуть не мешал им. Дирк знал, что и выдающегося здоровяка с подобным весом, даже без учета обычной в таком случае выкладки, хватило бы ненадолго. Перерытое воронками поле, похожее на срезанный муравейник, не располагает к легким прогулкам. Приходится карабкаться по осыпающейся земле, нырять в воронки, забираться на холмы, подтягивать отстающих товарищей.
Винтовка с подсумками, фляга, саперная лопатка и ручные гранаты начинают казаться отлитыми из свинца, стоит только пробежать полста метров. Эти же отмахали полтора километра и не проявляли никаких признаков усталости. Не пытались залегать. То ли французские магильеры открыли новый секрет, как вдыхать в человеческое тело огромный запас сил, то ли…
Ответ был очевиден. Взглянув в лицо Херцогу, Дирк понял, что и снайперу этот ответ известен.
Первая пехотная цепь французов встретила на своем пути разрозненные остатки какого-то из взводов фон Мердера. Эти пехотинцы оказались среди самых везучих или, что более вероятно, самых опытных. Они залегли, как только началась стрельба, а так как двигались они в замыкающих порядках, это спасло им жизни. Или лишь отсрочило свидание с Госпожой. Наступающих французов оборванные пехотинцы, вгрызшиеся в землю, оглохшие от канонады и задыхающиеся от дыма, встретили нестройным винтовочным залпом.
Французы ударили в штыки.
ГЛАВА 22
…я знаю, что человек в один момент может
превратиться в застывшее тело только из-за того,
что в него попал заостренный кусочек метала…
меньше, чем монетка в 25 центов… превратиться в
нечто, что нельзя назвать человеком…
ну, как сказать… труп. Труп выражает собой
непреложность — он есть и больше не будет ничего.
Рю Мураками
Во фронтовых газетах штыковая атака часто описывается в тонах жутковатых, но возвышенных, оставляющих место нотке той легкой фронтовой романтики, которую так ненавидят в окопах. «Утреннее солнце отразилось на сотнях поднятых штыков, и первая шеренга солдат замерла, обратившись незыблемою твердью, сплошною гранитной стеной. Трижды враг ударял в эту стену и трижды откатывался, обессиленный. Без промаха разили стальные штыки, терзая плоть врага, орошая землю алым, и каждый немецкий солдат недрогнувшей рукой направлял свое оружие, вкладывая в сокрушительный удар свое беззаветное мужество, свою бескрайнюю отвагу, свой не знающий поражений дух. На исходе третьего часа боя окрасившиеся красным штыки наконец воткнулись в землю, напитав ее чужой кровью. Враг бежал».
Дирк не раз видел штыковую атаку, и имел собственное мнение о том, как она выглядит.
Тяжелое дыхание десятков разгоряченных тел. Слаженный ритм – руки заученным движением вскидывают винтовки с примкнутыми штыками. Неровный подрагивающий ряд лезвий. Красиво и жутковато. Чье-то лицо мелькает впереди, совсем рядом. Запах чужого пота. Треск лопающегося сукна. Боль в подвернутой ноге – неудачно поставил перед ударом. Кто-то хрипит рядом, перекошенными губами пытаясь глотать воздух как воду. Кто-то скорчился, прижав ноги к пробитому животу, и земля под ним окрашивается багрово-черным. Кто-то выгибается и визжит, а в бедре у него торчит обломок штыка, и сам он похож на неумело насаженную на иглу извивающуюся бабочку. Кто-то стонет под ногами, но уже не видно, кто. Хриплое дыхание. Незнакомые глаза, мелькнувшие совсем рядом. С кого-то слетает каска и прыгает по земле. И вот уже кто-то ревет, то ли от боли, то ли торжествуя, и еще кто-то ползет на четвереньках, подвывая, а другой покачивается на негнущихся ногах, удивленно глядя на расплывающееся на сукне пятно.
И снова. И еще раз.
Штыковая похожа на страшную игру с древними, как все мальчишечьи игры, правилами. Только здесь никто не утирает разбитый нос, не угрожает пожаловаться учительнице и не мирится после победы. Только скрежет стали, рвущее грудь дыхание, колотящееся сердце и заученное, усвоенное всеми мышцами тела, движение. Поворот на ноге, удар, упереться, извлечь…
То, что они увидели, не было штыковой. Французы даже не остановились, встретив сопротивление разрозненной серой шеренги. Может, лишь на мгновение задержались.
И прошли сквозь нее.
Как волна прокатывается, перепрыгивая невысокий мол. Там, где эта волна прошла, уже ничего не оставалось. Даже не стычка, слишком несопоставимы оказались силы. Дирк успел заметить, как какой-то фенрих, изловчившись, вогнал свой штык между броневых пластин французского панциря. Удар был хорош, обычного человека, пусть даже в доспехе, он свалил бы с ног и прикончил. Но француз переломал пополам винтовку, в один шаг оказался возле фенриха, взмахнул рукой…
