Константин Соловьёв - "Господин мертвец"
- Сами танки не вижу. Но чувствую.
- Как чувствуешь? – не понял Дирк.
Херцог ухмыльнулся.
- Как ищейка. Я их за пять километров чую. Ладно, просто вижу следы. Вон там, видишь?.. Французы рассыпали вал в трех местах. Хитрая работа. Сперва вал на нескольких участках по ночам раскапывается и заменяется мешками с землей, а сверху вновь немного прикапывается. И перед атакой довольно только снять мешки… Подготавливают дорогу.
- Может, для пехоты?
- Нет, для танков, ширина выдает. У меня глаз набитый. Вон там еще три. Торопятся... Не знают, что у дядюшки Херцога припасены для них гостинцы, - «Висельник» любовно провел рукой по длинному патронташу, который положил на полку перед собой. Большие тупоголовые патроны маслянисто блестели, - И еще дым, но его труднее заметить. На два часа, за блиндажом. Жидкий такой, стелется. И, кажется, еще правее. Точно не скажу, но похоже. Прогревают двигатели.
- Дьявол! – Дирк в сердцах чуть не разбил многострадальный бинокль о перекладину.
- Да, судя по запаху серы, он сегодня тоже придет в гости. Но меня интересуют только танки.
- Можешь определить, сколько их?
Херцог задумался, но всего на пару секунд.
- Много. От дюжины до трех. Французы – большие хитрецы, они сосредотачивают танки перед атакой очень осторожно. Ведут их колонной, чтоб нельзя было рассмотреть издалека, подводят к передовой огромные ходы специально для них, маскируют сверху дерном и сетями. Но за дюжину я ручаюсь.
Двенадцать танков способны прорвать фронт целого полка, если бросить их в бой решительно, сконцентрировав на одном участке. В решительности французов Дирк уже не сомневался. Двенадцать танков – по три на каждый взвод. Небольшая цифра – если не знать, на что они способны. А если две дюжины?.. Дирк машинально смахнул со лба несуществующие капли пота. Лоб был холодный, как ружейное ложе.
- «Шнайдеры»?
- Будем надеяться, - сказал Херцог легко, - Хотя дым густоват для них. «Шнайдер-Рено» обычно дышит немного иначе... Может, что-то более тяжелое. «Сен-Шамоны», например.
- Эти черепахи? Они будут ползти целую вечность.
- Ну да, - согласился снайпер, - Но у них крепкая шкура, и пробить в ней дырку – та еще морока. Моему ружьишку это удастся хорошо если на полутора сотнях метров. На таком расстоянии, как понимаешь, его пушка и четыре пулемета причешут наши траншеи так, что отсюда побегут даже мертвые крысы. С другой стороны, «Сен-Шамонам» нечего делать в этой дыре. Если на юге разгром, только сумасшедший отправит их в наше захолустье.
- Я подсчитал количество пулеметов, - спокойно сказал Дирк, - На каждый погонный километр их приходится невообразимое количество. Больше, чем мне когда-то приходилось видеть. Плотность огня невероятна, они засадили свинцом каждый квадратный сантиметр. И это говорит о том, что наш фронт стал внезапно куда более важен, чем нам казалось.
- Но на юге… Разве не разумнее перекинуть свежие подкрепления со всеми этими пулеметами туда, где они действительно нужны?
- На юге нет разгрома. Мы знаем о нем только благодаря Хаасу.
- Хаас, - Херцог треснул кулаком в перекрытие с такой силой, что с потолка посыпалась земляная пыль, а его собственное стальное плечо жалобно звякнуло, - Когда этого мерзавца поймают, я раздавлю его голову, как червивое яблоко. Впрочем, вряд ли он дойдет до меня в пригодном для этого состоянии. Говорят, Зейдель уже пообещал снять с него шкуру.
- У меня есть Зиверс, большой специалист по этой части… Хааса нашли?
- Насколько я знаю, нет. Но очень сильно искали. С полчаса назад я был на позициях «сердец» Йонера, слышал, что там тоже переполох – ищут люфтмейстера. Приказ Бергера – найти и доставить силой. Но он как сквозь землю провалился. На узле связи нет, в штабе нет, в траншеях вроде бы тоже…
- Думаю, можно его уже не искать, - проронил Дирк, с отвращением глядя на бинокль, - Он уже там.
- Где там? – не сообразил Херцог. Потом нахмурился, - То есть, там? У них?
- Конечно. Французы наверняка обещали ему комфортную жизнь до конца войны. Где-нибудь в Ницце или Пьемонте. Подальше от окопной грязи, которую он так ненавидел.
- Предатель, - это словно было тяжело, как скользнувший в ствол патрон.
- Да.
- Подделал донесение и сам смылся к лягушатникам?
- Другого варианта я не вижу, Херцог. Ошибка невозможна.
- Кто бы сказал… Беспомощный пьянчужка, жалкий, вечно ноющий… Значит, маскировка?
- Или нервы не выдержали. В любом случае, ему придется глубоко пожалеть о содеянном. Не хочу думать, что сделает с ним мейстер. Ладно, хватит болтать, - Дирк постучал кулаком в потолочные балки, - Штейн, доложить всем! Ждем танки! Готовьте ружья и передайте Тиммерману, что сегодня у него есть шанс хорошо повеселиться. Пусть приглашает свою девушку на танец.
Штейн проворно отдал честь и метнулся к выходу из блиндажа. Дирк хотел крикнуть ему вдогонку, чтоб привел в наблюдательный пункт Карла-Йохана, но не успел.
Какая-то особенная нота привлекла его внимание, тонкая, вибрирующая, выпадающая, как будто, из общего хора. И эта нота, очень знакомая, слышанная прежде, говорила о том, что…
- Ложись! – рявкнул Херцог и повалил Дирка на пол. «Цейс» полетел в сторону, зубы звякнули друг о друга.
Где-то над ними тяжело ухнуло. Словно сказочный великан схватил наблюдательный пост, выворотил его из бетонного постамента, высоко поднял, потом разочарованно выдохнул и швырнул свою находку вниз. Пол под Дирком подскочил, как палуба корабля, врезающегося в крутой пенный вал, в воздухе повисла желтая пелена пыли. Дирк с трудом поднялся на колени, его шатало, хотя окружающий мир вновь стал неподвижен. Точка, в которую был устремлен взгляд, воспринималась как прежде, но на периферии зрения все плыло, отчего Дирк не сразу смог подняться на ноги.
- По три лягушки им в глотку! – чертыхнулся Херцог, разглядывая свежую трещину на прикладе своей винтовки, - Хорошо угодили. Смотри вверх!
Дирк посмотрел, с трудом заставляя глаза поворачиваться в одном направлении. Одного угла у их бетонной коробки не было, вместо него зияла дыра, ощетинившаяся погнутой арматурой, сквозь нее внутрь заглядывало солнце, маленькое и бледное. В смятом переплетении труб на полу едва можно было узнать перископную стойку.
- Прямой наводкой, понял? – Херцогу пришлось кричать, потому что вокруг уже ухало не переставая, земля под ногами заколыхалась, - Ловко как, скажи! Из обычной гаубицы нипочем бы так не попасть, да еще без пристрелки. Люфтмейстер наводил, сразу видно. Надеюсь, хоть не Хаас… Вел «чемодан» в полете. Они такое здорово умеют. Цел?
- Цел, только кости, кажется, местами перепутались, - пробормотал Дирк.
- Это бывает. Помню, месяца с три назад, зимой, меня так фугасом тряхнуло, что боялся, как бы Брюннеру не пришлось желудок у меня изо рта вытаскивать…
- Штейн! – Дирк шагнул к выходу, - Здесь еще? Передай, чтоб укрывались! Они переносят огонь! Переносят на нас! Сейчас начнется тряска!
Штейн не ответил, наверно, уже был далеко от наблюдательного пункта. Херцог выглянул наружу, поморщился, потом сказал Дирку неуклюже-извиняющимся тоном:
- Жалко твоего парня. Чуть-чуть не успел.
Дирк отстранил его, сам выглянул наружу. И не сразу увидел Штейна. Точнее, не сразу сообразил, что изогнутые металлические лепестки, рассыпанные в беспорядке, покрытые запекшейся коркой, лужа черной жижи и лежащая поодаль стальная перчатка – это и есть Штейн. Дирк зачем-то поискал взглядом голову, но не нашел ее. Только затылочная часть шлема, похожая на смятую крышку от котелка, лежала в нескольких шагах от входа. Земля здесь еще трещала, как раскаленная, быстро остывающая, сковородка. Едва заметно тлел сырой дерн.
К наблюдательному пункту уже бежал Тоттлебен, привлеченный прямым попаданием.
- Унтер цел? – выкрикнул он, протискиваясь внутрь.
- Все в порядке! – крикнул в ответ Дирк, - Целы! Штейна разорвало. Лучше держитесь, сейчас саданет по-крупному!
Во Фландрии сильные весенние дожди не редкость. Разражаются они внезапно, посреди ясного неба. Первые несколько минут, когда дождь барабанит мелкими каплями по крыше, кажется, что это не продлится долго. Но за этим предвестником бури приходит настоящий шквал. Ревущий снаружи, яростно трещащий черепицей, остервенело рвущий деревья и гремящий в почерневших небесах золотыми разрядами. Дождь лупит с такой силой, как если бы хотел вмять дома в землю, и вода грохочет снаружи, яростная, как океанские волны.
Таким же был и французский артобстрел.
Еще недавно он методично вспахивал поле, сотнями плугов поднимая над ним земляную крошку и обрывки солдатского сукна вперемешку с тем, что было в него облачено. И вот уже просевший и лишившийся угла наблюдательный пост трясется от десятков близких попаданий, и черные гейзеры бьют отовсюду, а небо дребезжит и раскалывается на части…
Дирк подумал о том, что французские артиллеристы здорово поднаторели. Перенесли огневой вал слаженно и очень быстро. Им было, когда поучиться. Потом он вспомнил про Тоттлебена.
