S-T-I-K-S: Гильгамеш. Том I (СИ) - Перваков Тимофей Евгеньевич

Внезапно его вбило в стену. Вонючая пасть вцепилась ему в горло, и он лишь в последний момент успел прикрыться незащищённой ладонью. С громким хрустом челюсти перегрызли мизинец, и только сейчас Марк, взвыв от боли, осознал, что на него напала тварь. Ошалело шаря по поясу, он вытянул нож и стал бешено кромсать шею напавшего на него мутанта, да так вошёл в раж, что чуть не полоснул руку Горгона, пытавшегося остановить его.

— Стоять! — закричал Горгон так, что мужчина тут же пришёл в себя, — Мёртв он, мёртв. Убил я его. Сразу, как он на тебя напал. Мы уже пришли, десяток метров осталось.

Марк, ничего не понимая, отшатнул от себя залитого кровью заражённого. Он глазел на рослого мужика в зимней одежде, раскрашенной алой и запёкшейся кровью. Из его затылка торчал тесак Горгона. А чёрные глаза конвульсивно трепетали. Переведя взгляд от заражённого на свою руку, он понял, что у него больше нет мизинца. На его месте виднелась рваная рана . Из неё била кровь, а Горгон, оторвав у Марка часть куртки, стал быстро перевязывать её, поправляя сползающий налобник.

— Теперь последний рывок и подлатаем тебя как следует. Вперёд! — Крикнул он и рванул Оскара так, что у парня подлетели ноги.

Марк бежал следом, удерживая носилки левой рукой. Правую он прижал к груди, но чувствовал, как тёплая жидкость обливает его кисть, уходя под рукав. Пот лился с него ручьём, и он всё никак не мог отдышаться от неожиданного нападения.

Подземный лагерь был чёрен от запёкшейся крови. Обглоданные кости дополняли пейзаж, но Горгон, словно не замечая бойни вокруг, опустил Оскара на землю и поспешил к разворошённым рюкзакам. Быстро вытряхивая оттуда всё ненужное, он расправил в руках длинный зелёный бинт.

— Гемостатик, — коротко пояснил он, снимая липкий от крови лоскут, в который была завёрнута раненая кисть.

Пока заворачивал ладонь в кровоостанавливающий бинт, Горгон с досадой пояснял не то Марку, не то самому себе:

— Не свезло, так не свезло... Вся тургруппа обратилась, переели друг друга, и последний отожрался до бегуна. Казалось бы, всего бегун. Но бегун-то оказался немой! Впервые вижу немого заражённого. Не клокочет, не урчит. Как я понял, эта тварь не издавала звуков, потому что пока была резня, порвали ему голосовые связки. Шаги этого урода заглушила известь, а нас он по запаху нашёл. Воняем мы, конечно, будь здоров. Видать, стоял где-то недалеко в проходе, я и не среагировал... Шутка ли? Немые мутанты. Где привычный клёкот? Готов оплатить лечение каждому из мутантов, потерявших голос, нанять лучших врачей. Только бы они снова урчали...

Марк слышал Горгона сквозь пелену, словно опускался куда-то на дно реки. Он слишком устал, слишком много пролил крови и слишком долго не спал. Поняв, что сиюминутная опасность им не грозит, он, наконец, расслабился и позволил себе отключиться.

Глава 13

Ina uzni mupallidim tarbaṣu šūtu,

ūta ša ilī ikšud.

Многомудрому сон я послал, и тайну богов постиг он.

— Эпос о Гильгамеше — Таблица XI

Сон обрушился на Марка густым, неподъёмным туманом, проникшим в каждый уголок разума. В этой вязкой тьме мерцали образы: смутные, обманчивые, словно отблески в зыбкой воде, — а душа человека, охваченная тьмой и смятением, тщетно искала опору.

Позади слышался топот, от которого дрожала сама земля. Монстр гнался за Марком, а ватные ноги тащили мужчину вперёд, оставляя за спиной лабиринт пещер, покрытых кровоточащими сталактитами. Мышцы тяжелели, и Марка всё больше прижимало к земле. Взор обратился к ногам, которые уже по колени ушли в чёрный песок. Мерзко заклокотал приближающийся монстр. Мураши на коже множились, испуганно прижимаясь друг к другу. В тот момент, когда влажная струя гнилостного дыхания вздула воротник его куртки, тело вдруг полностью провалилось вниз. Падение с большой высоты и мгновенная, словно удар током, встреча с каменным полом. Он разбился. Голова треснула и лоб начала заливать алая кровь, но он понял, что смерть почему-то обошла его стороной.

Как-то поднявшись, он увидел перед собой лицо Горгона: странно-спокойное, будто вытесанное из камня, — оно глянуло в глаза Марку усталым взором и тут же исчезло, пылью развеявшись на ветру. Марк ощутил, что и сам он покрывается гранитной коркой: его живот, шея, губы и язык, — всё покрылось гранитной крошкой. Он двигал ногами и руками изо всех сил, пытаясь разбить оковы, но всё было тщетно. С ног до головы его покрыла сухая древняя порода, изрытая мелкими трещинами.

С потолка свисали светящиеся спораны, уставившиеся на Марка подобно тысяче глаз. Сначала один, потом второй, третий. Они лопались, обдавая его дождём мелких, жгучих капель. Сок тёк по его телу, растапливая твёрдый гранитный панцирь. Вот к руке, потом ко второй, а потом и к ногам начала возвращаться подвижность. Но тот же сок, что спасал его, начал выжигать глаза. Будто его очи смазали капсаицином.

Протерев их, Марк увидел далёкий янтарный свет. Мужчина оказался в тоннеле метро. К нему на полной скорости летел самолёт. Нет, не самолёт, а поезд. Надо было найти выемку, углубление, зарыться куда-нибудь, но ничего не выходило. Он был словно в мраморном мешке. Стены гладкие, будто литые. Уповая на удачу, он упал между рельсов. Вжался в землю так сильно, как только мог и зажмурил глаза. Поезд налетел на него, видимо, имел низкую посадку. Марк почувствовал удар, но душа покинула его до того, как он ощутил боль.

Открыв их, он понял, что снова жив и стоит посреди распахнутого кабинета. Нащупал налобный фонарь и, включив его, увидел, как впереди ползёт безногий Оскар. Но стоило Марку подойти ближе, как тот обернулся, и лицо его оказалось мордой элитника: чужой, перекошенной от ярости и злобы. Чудовище Оскара прыгнуло на него, но Марк успел перехватить его руку, которая на глазах отращивала длинные когти. Они схватились в яростной борьбе, в которой его руки раз за разом проваливались в пустоту. Чудовищный двойник Оскара превращался в облако из мерцающего тумана.

Перед ним из тела мёртвой, чёрной земли росли города. Вспучившиеся колонии мегаполисов, городов и посёлков тянулись к Чёрному Солнцу, вырастали, а достигнув зрелости, осыпались дождём гороха, споранов и жемчужин. Словно колонии слизевиков, росли, чернели и умирали. Иногда формируя огромные группы, иногда одиноко возвысившись посреди полей и лугов, а миллионы мелких шариков проливным дождём орошали Землю. Врастали в неё, словно семена, обливались кровью, после чего на их месте опять росли луга, дворы, леса и небоскрёбы. И не было конца и края этому безумному воплощению злого рока. Постоянному настиганию материального нематериальным.

Внезапно всё вокруг замерло. Он стоял один на бескрайней чёрной равнине, где столь же чёрное светило резало его уши невыносимым скрежетом. Звук и свет нарастали, постепенно сводя Марка с ума. Постепенно стало так громко и светло, что различить, где кончается свет и начинается звук, больше не представлялось возможным. Да и не только с ними творилось неладное. Все законы, флуктуации, колебания и поля потеряли цельность, смешавшись в вакханальном бесновании фундаментальных величин.

Резкий порыв ветра поднял чёрный песок, закружив, засыпав им всё вокруг, и выкинул его из сна.

Марк резко очнулся, ощущая, как его тело сковывает тяжесть. Весь лоб заливал едкий пот, от которого сильно щипало глаза. Сперва ему показалось, что он всё ещё спит и опять закрепощён в очередном кошмаре. Однако вскоре пришло осознание: он лежал в мягком и тёплом спальном мешке. Мышцы ныли, но боли не было — скорее, полное ощущение усталости после долгого и изнурительного пути.

Сверху до кучи были навалены кофты и куртки. Он потянулся, пошевелил пальцами. С блаженной улыбкой Марк принялся наслаждаться сухими носками, прогретыми теплом термопакетов. Это успокоило его и позволило немного отойти от вихря ужасных впечатлений.

В полумраке галереи царил лёгкий, едва слышимый шум. Что-то тихо побулькивало на огне. Скосив глаза набок, Марк заметил Горгона, сидящего на раскладном стуле у газовой горелки. Он о чём-то негромко говорил с Оскаром, сидевшим напротив. Оба они были в новой одежде. Казалось, что в их разговоре даже присутствует лёгкий, едва уловимый смех. Под ними валялось множество пустых консервных банок. На треноге бурлил котелок, из которого поднимались клубы аппетитного пара. Желудок Марка тут же запел голодным кашалотом.