S-T-I-K-S: Гильгамеш. Том I (СИ) - Перваков Тимофей Евгеньевич

— Хорошо спал, брат солдат? — спросил Горгон, не отрываясь от варева. Рука его помешивала содержимое котелка, щедро посыпая туда специи.

Оскар перестал смеяться и замер, не понимая, с кем говорит бородач, и только потом, догадавшись, посмотрел в сторону Марка.

— В Стиксе надо быть тихим, а значит, сытым. Заражённые от топтуна и выше легко наведутся на урчание голодного живота, а более опытные особи хорошо знают, что «Голодный — значит слабый».

Марк стал садиться, скидывая с себя горку из одежды. Откинул полу спальника и принял из рук Горгона походное варево. Впервые за долгое время он держал в руках горячую пищу. Тёплый съестной аромат, мерное синее пламя горелки, чистая одежда и отсутствие врагов подарили Марку чувство уюта, которое, как он успел понять, является такой же редкостью в этом мире, как и горох, и спораны. За этим чувством он даже забыл, что лишился крайнего из пальцев. С одной стороны, потеря ощутима. Мизинец обеспечивает чуть ли не половину силы ручного хвата. Но с другой, отделался он относительно легко. Зубы того изменённого могли с лёгкостью порвать ему шею.

— Благодарю, что позаботились обо мне, — произнёс Марк, глядя на спутников, — я уж думал, что сгинул. Такой бредятины в жизни не снилось.

— Рука дающего не оскудеет, — весело подмигнув, ответил Горгон, — а, впрочем, благодари Оскара, он, как очнулся, так сразу стал хлопотать. Видать, с кровью из него вся спесь и вышла.

— На тебя ещё хватит, старик, — по-доброму огрызнулся юноша, но, глядя на Марка, тихо произнёс:

— Спасибо.

Марк только кивнул в ответ. Оскар переменился со времени их первой встречи. Был спокоен и собран. Однако за спокойствием может скрываться как мудрость, так и сломленность. А чаще всего и то и другое. Марк бывал на войне, хоть и никогда не сидел в окопе. Его задачей было доставлять грузы, а не воевать. Иногда отвозил на Ирише дембелей и ветеранов. Но чаще — горы цинковых гробов. Ему довелось повидать немало разных людей. И таких, как Оскар, он тоже знал. Переживших первые ужасы боя, обстрелянных первой артой, похоронивших первых друзей с учебки. Несколько часов реально страшной войны способны изменить человека так быстро, как ребёнок способен придать пластилину новую форму. Способны поменять как тела, так и души. Меняют принципы, идеалы, характер. Выжившие часто теряют связь со своей прежней личностью. Смотрят на себя в зеркало другими глазами, понимая, что осознают себя не благодаря ощущениям, а лишь по воспоминаниям.

Марк был знаком с пареньком, воспрянувшим духом после закалки военной жизни, осмелевшим, ставшим более компанейским, лихим и лёгким. Чувство юмора у него после крещения боем улучшилось, хоть и почернело. Песни он пел заливисто и душевно, отчего порой рвались под загоревшими пальцами поеденные ржой гитарные струны.

Говорят, в Новый год был у них в блиндаже праздник. Пили, танцевали, а он лучше всех плясал: хореография, прихлопы, одним словом — русская душа. Плясал да приговаривал: «О, как могу, О, как, эх, О, как», а ему свистели, горячили смехом и аплодисментами. Тянули ему кружки со спиртом. А он пил, пот с него рекой лился, горячил его и всех других. «О, О, О, эй-ей, А», — подгаркивая кричал он, всё распаляясь и распаляясь, хлопал по солдатскому сукну, не щадя ладоней, и драл горло. Руки у него были красные, как два толстых карпа. Опухли, а он всё танцевал, и по шее, и по голени, и по бёдрам. Хлопал да так лихо, так хорошо. Сослуживцы только диву давались. Вдруг полились у него слёзы, едкие, пыльные, смешались с потом. Полились, да крик из сердца вышел, как у раненого зверя. Заплясал он ещё страшнее, отчаянней, яростней. Хлопнул тогда он по бёдрам, да выхватил из кобуры пистолет, вставил дуло в рот и вышиб мозги, заляпав ошалевших товарищей.

Не знает никто, даже сам солдат, что у него за душой творится. Там потёмки. И выход из боя без телесных ран — далеко не показатель отсутствия ран душевных.

Оскар держался бодро, он тоже пережил такие ужасы, от которых его волосы кое-где покрылись пеплом. И сейчас паренёк, должно быть, ещё не начал переживать всю ту волну эмоций, которая в любой момент способна захлестнуть его. Сейчас он пустил всего себя в дело, в дело их общего пути. Тем не менее Марк старался не думать об этом. Он и за себя не мог говорить также уверенно. Для него все ужасы последних дней, в отличие от заматеревшего Горгона, тоже не могли пройти бесследно. «Ночь темна — да день наступит», — успокоил разволновавшееся сердце мужчина. Как выберется, так и вернётся к этим мыслям.

— Мы тут с Оскаром половину мертвяков уже обобрали, и всё добро в кучу сложили. Полезных вещей много, всего не унести. Поэтому до конца дня у нас будет привал. Как раз со всем разберёмся. Небо должна только-только начать заволакивать ночная мгла, а значит, заражённые сейчас входят в активную фазу. Под землёй нам с вами безопасно. Однако, хотя подземные ходы малоинтересны для монстров, шанс нарваться на случайного бродягу ночью становится выше. Под землёй хорошо. Мы с вами, считайте, за всё время заражённых почти и не встречали.

— Ну, конечно, а в метро мы увидели стаю крыс, а не толпу отъевшихся мутантов, — иронично заметил Оскар.

— Именно. Та толпа бегунов с кучкой лотерейщиков, да один молодой элитник, — большое везение. Прямо над нашими головами ежедневно мигрируют стаи в сотни, а то и в полтысячи развитых заражённых под эгидой взрослой элиты. Тут только под землёй так уютно и тихо. Если бы стал выбор: месяц брести до стаба под тоннами надёжной породы или день в колонне лучших стронгов, я, не задумываясь, выберу первый вариант. Достаточно одного хитрого монстра, способного отключать дары, и даже колонна бронебелазов не выстоит перед стаей в сотню голов. Такой опытной твари хватит интеллекта вести войну своими пешками, не показываясь на глаза. Будет разменивать топтунов и кусачей как фигуры, пока не поймёт, когда поставить шах. И не обязательно побежит к кабине. Повредит гидравлику или топливные шланги, да скроется. Снова начнёт выжидать. Они так бесконечно могут свою добычу пасти. Партизаны хреновы. А пока колонна стоит, к ней, глядишь, и другая стая подоспеет...

По мере рассказа Горгона Оскар начал раскачиваться и грызть грязные ногти, казалось, перестав замечать всё вокруг, а потому Марк подошёл и положил руку ему на плечо. Парень вздрогнул, посмотрел на Марка, и, найдя в его лице доброжелательность, успокоился, а через секунду сумел снова сосредоточиться на рассказе.

— Поэтому, дорогие спутники, мы здесь как у Господа за пазухой. Главное, внимательно смотреть по сторонам, чтобы случайный бегун не куснул и тогда пройдём. Уж я-то знаю. Не первый год по подземелью Приграничья людей вожу.

— А как вышло, что я нашёл тебя практически отдавшим Богу душу? — задал Марк резонный вопрос.

Поморщившись, как от саднящей раны, Горгон ответил:

— Тварь хитрый дар применила. Шли обычным подземным маршрутом. До сих пор не знаю, с чем столкнулись, а только очнулся я на поверхности, на парковке какой-то, когда меня уже рвать стали. При себе ни рюкзака, ни оружия. Только разгрузка. Никого из группы не было. Я сразу же вдарил по площади, превратив заражённых в скульптурную галерею. Потом себе под ноги применил инсоматоз на всю длину, куда мог дотянуться даром как можно глубже. Асфальт, землю, гранит — всё обратил в биополимерный «холодец». Повезло, что внизу пещера была, никаких металлических труб или проводов. На них-то мой дар не работает.

Ухнул я под землю вместе с кучей геля, а за мной сиганул подоспевший лотерейщик. В плечах аршин, сразу не пролез, но гель-то жирный, вижу, протиснется такими темпами. Упёртый. Снова пришлось в полную силу бить, чтобы тот сразу весь окаменел, и ещё держать дар секунды четыре, чтобы камень на нём продолжал расти. В конце концов, думаю, хорошо, что он за мной полез. Десяток бегунов свалился бы ко мне и ещё неизвестно сдюжил бы такую толпу с кровопотерей. А как понял, что оказался в безопасности, так сразу стал себя латать, чем только можно, потом уже тебя встретил.