Олег Будилов - Далекие острова. Трилогия (СИ)
Я слушал рассказ лейтенанта через открытую дверь, думал о своем и машинально раскладывал пожитки. На дно ранца положил башлык, перчатки и теплое белье, чай, кофе, сахар, спички, баночку с солью и ложку завернул в полотенце, уложил все это в котелок, закрыл крышкой и поставил сверху. Консервные банки обернул в старую газету, потом в нижнее белье, суповые концентраты и галеты, переложил носками, все это разложил в ранце и застегнул ремни. Просунул руки в лямки, попрыгал. Нигде не гремело, не звякало, в спину острыми углами не впивалось.
Завтра на рассвете каждый пойдет с полной выкладкой. На марше нет различий между офицерами и рядовыми. Интендантами адмиралтейства все было проверено, сосчитано и прописано в уставе. В походный ранец должно уместиться: комплект летнего и теплого нижнего белья, портянки летние и зимние, башлык, шерстяные перчатки, бинт, спички, жестяная баночка с солью, походный котелок с крышкой, алюминиевая кружка, ложка, бритвенный набор, полотенце, иголка с ниткой и сухой паек: две большие банки тунца, две пачки галет, два брикета супового концентрата, сделанного из сушенных, прессованных водорослей, пропитанных, какой-то вкусовой добавкой, по крайней мере, при варке на поверхности этого супа, даже появлялись жировые пятна, шесть кусков сахара, цибик чая, два листа папиросной бумаги и брикет прессованного табаку. Солдатский табак обычно бывал сыроват и курился плохо, поэтому моряки крошили его, сушили на воздухе и пересыпали в матерчатые кисеты. В офицерский НЗ входили еще две маленькие банки паштета из креветок, папиросы или дешевые сигары на выбор, маленькая пачка кофе и, вместо шести кусков сахара полагалось десять.
В походе моряк нес на себе карабин, короткую абордажную саблю, ранец, скатку из бушлата, четыре подсумка с патронами по 10 в каждом, двуствольный корд, который крепился в специальной кобуре на ремне за спиной, четыре запасных заряда к нему и флягу. У бомбардиров и артиллеристов карабинов не было, им полагались револьверы для рядового состава, которые от офицерских отличались тем, что после каждого выстрела нужно было вручную взводить курок. Бомбардиры делились на первый и второй номер, первый нес специальную сумку с тремя бомбами, второй — саму бомбарду.
В снаряжение офицера, помимо белья, перчаток и башлыка, входили: ранец, скатка, пятизарядный револьвер, два подсумка по десять патронов, двуствольный офицерский корд с запасными зарядами, он был меньше и легче солдатского, шпага, укороченный вариант для удобства абордажного боя и драки в тесных помещениях, и фляга.
Так было положено. Но во время боевых действий все менялось. Например, во время моей первой экспедиции, в результате которой, я оказался на Скале, нам, командирам десантных взводов, выдали всего по пять запасных патронов к револьверу, убранных в непромокаемый мешочек, карабины и к ним брезентовую патронную сумку на двадцать зарядов, какие обычно носят егеря. В дальнейшем каждый офицер сам решал, что брать на операцию. Бад любил корд и брал к нему до двадцати зарядов, я его терпеть не мог и оставлял себе только револьвер. Кос настолько плохо видел, что револьвер считал вещью совершенно бесполезной и больше полагался на силу руки и шпагу.
Когда мне сказали, что я попаду в десант мне стало страшно. Я ничего не знал об армии и представлял себе бравых вояк, которые на утлых суденышках высаживаются на захваченные врагами острова в бурю и шторм. Десантная морина обычное подразделение. Во время подготовки, никаких особенных навыков мы не получили. Единственное чему учили нас и не учили других, это стрельба с качающейся с лодки. Приемы рукопашного боя и метание ножей нам никто не показывал. Правда, в нашей учебке, старший инструктор был помешан на шлоте, разновидности кулачной драки для дворян, он попытался научить нас вставать в стойку и бить друг друга, но ничего хорошего из этого не вышло.
В полночь я остался в кают-компании один. Офицеры ушли. Люм отправился в казарму. Я немного посидел на диване, полистал газеты, но читать не стал. Голова гудела после трудного дня. Пора было ложиться спать. Я выключил лампу, разулся, лег на диван, укрылся кителем и попробовал уснуть. Окна были открыты и в комнате стало прохладно. В темноте слышались шаги караульного и шум фонтана во дворе. Я лежал с закрытыми глазами и думал об Эн. Сон не шел. Часы в кабинете пробили час ночи, потом два часа, а потом я увидел себя в нашем доме на острове Хос. За окном море и небо были серого цвета, словно свинец. Ветер врывался в окно и цветочные горшки с геранью жалобно дрожали. Мне нужно было закрыть окно, но защелок на раме не было, и как только я закрывал ставни, они снова распахивались. Тюлевые занавески били меня по лицу, ветер становился сильнее. Я осмотрелся, в поисках того, чем мог бы подпереть ставни, увидел старую, пробитую пулей, каску с красным плюмажем, дотянулся до нее, захлопнул окно и заклинил его. Занавески сразу успокоились, но окно продолжало дрожать, и эта дрожь передавалась каске, на которой дрожал кровавый плюмаж.
— Господин супер-лейтенант.
Я открыл глаза и тут же зажмурился. От яркого света заломило в висках. Я сел, растирая лицо ладонью.
Люм держал в руке кувшин и полотенце. Пахло кофе.
— Завтракать будете? — участливо спросил денщик.
— Есть не буду, — прохрипел я, голос казался чужим и далеким, — только кофе. И сахара побольше.
Я умылся. На лице от беспокойного сна остались багровые полосы. Китель помялся, но это было не важно. Не обращая внимания на шум в ушах, я оделся, застегнул портупею, разгладил складки, надел и выровнял фуражку. Я специально приказал денщику разбудить меня рано. До подъема оставалось еще семь минут. Я присел на стул, чтобы унять внутреннюю дрожь и суету. Командир должен быть деловит и спокоен. Люм принес чашку. Пока я мылся и собирался, кофе успел остыть. Я выпил его одним большим глотком.
Я еще раз потер лицо, встал, прошел в кабинет, надел ранец, снял со стены карабин, повесил его себе на грудь и вышел на плац.
В глубине казармы загрохотал барабан, к нему присоединились дудки командиров взводов, послышался топот множества ног и из дверей высыпали моринеры. Я сидел на краю бассейна и смотрел, как они строятся, сначала третий взвод, за ним все остальные. С первым, как всегда были проблемы. В десантных моринах в первый взвод попадали самые бестолковые моринеры или не обстрелянная молодежь. Первый взвод он потому и первый, что привлекает к себе наибольшее внимание офицеров. В нашей морине он сформировался из пополнения уже после войны. Туда попали крестьяне с дальних южных островов. Были они ленивы и не внимательны. И офицер у них был такой же. Моринер-лейтенант Мас, носил длинные волосы, по последней моде, которые очень редко мыл, был толст, ленив и прожорлив. Он приходился племянником какому-то видному дипломату и на мои многочисленные просьбы забрать его в другую часть, адмиралтейство неизменно отвечало отказом.
Я нехотя встал, поправил ранец и вышел на середину двора.
Моряки построились. Офицеры вышли вперед.
— Смирно! Старший офицер!
Морина подтянулась.
Чеканя шаг, Бад подошел ко мне и отдал честь.
— Господин супер-лейтенант-моринер, седьмая десантная морина к маршу готова!
Золотые нашивки были сняты, флаг из пурпурного превратился в голубой, гвардейской морины больше не существовало. Завтра в эту казарму войдет другие моряки и другие офицеры.
— Здравствуйте, моряки! — крикнул я.
— Здравствуйте, господин супер-лейтенант-моринер.
Они старались проговорить приветствие, как можно быстрее и получилось, что-то вроде, «суп-лейт-нер».
— Сегодня мы уходим в поход! Вы увидите далекие земли и почувствуете вкус победы! Многие из вас получат награды и прославят свои имена! Я рассчитываю на вас! С нами океан!
— Ура! — рявкнул строй.
— Лейтенант-моринер Бад, командуйте.
Бад отошел в сторону, чтобы оказаться впереди марширующей колоны и крикнул:
— Морина! За мной, шагом марш!
Шеренга дрогнула, смялась, первый взвод замешкался, но выправился и морина, гремя по брусчатке сапогами, потекла из ворот на улицу.
Последними выезжал обоз из двух тяжело нагруженных, затянутых брезентом штатных подвод и артиллерийские лохматые тяжеловозы, с навьюченной пушкой и снарядными ящиками. В состав десантной морины входило полевое 37-мм орудие системы Бора. При транспортировке его разбирали и перевозили на лошадях, а при высадке десанта, на спинах матросов.
Суперинтендант Кос задержался, огляделся, словно проверяя, не забыли ли чего-нибудь, подошел ко мне и сказал:
— Ну, вот и все.
Из ворот мы вышли вместе.
Морина растянулась по узкой улице. Закинув карабин за спину, я шел замыкающим, глядя под ноги, чтобы не попасть в кучи, которые оставляли за собой лошади.
Стояла удивительная тишина. Горожане еще крепко спали в своих мирных постелях, не думая о пище насущной и о семейных неурядицах. Раннее утро время самых сладких снов.
