Василий Головачёв - Атлантарктида
— Ты ох…л, тварь?!
Подскочил второй телохранитель, брюнет, судорожно лапая под полой пиджака кобуру с пистолетом.
Вербов достал удостоверение полковника МВД, которым пользовался всегда на территории России в перерывах между командировками, раскрыл перед носом брюнета.
— Полковник Медведев, центральный аппарат, будем шуметь?
Брюнет замер, вытянул шею, пытаясь прочитать фамилию на обороте малиновой книжечки.
Мальчишка-официант подозвал своих коллег, к столику собрались официанты и сотрудники охраны правопорядка.
Бритоголовый перестал перхать, вытер губы платком.
— Полковник, ты завтра будешь искать работу!
К столу подошла Инга, поиграла «мужским» (чёрного цвета) смартфоном.
— Я на всякий случай зафиксировала этот момент, господин сенатор. Как вы думаете, что будет, если я выложу запись в Сеть?
— Ты ещё кто?
Вершинина раскрыла сумочку, достала удостоверение с вытисненным на корочке золотым двуглавым орлом и надписью: Федеральная служба безопасности Российской Федерации.
— Майор Вершинина, особый отдел ФСБ. Так как, господин законодатель, будем соблюдать законы или нет?
Бритоголовый вспотел, глянул на собравшихся, жестом остановил телохранителя, снова потянувшегося за оружием (интересно, у него есть разрешение? — подумал Вербов), пожевал губами.
— Я… проверял… как тут у вас… соблюдается…
— Мы так и поняли, — насмешливо бросил Вербов. — Будьте добры, господин хороший, не занимайтесь проверками соблюдения законов, это дело тонкое. Надеюсь, увидимся в Москве. Идёмте, дорогая?
Они вернулись к своему столику, Вербов расплатился, и оба вышли из зала, сопровождаемые взглядами всех присутствующих, в которых сквозило удивление и одобрение.
— Зачем вы рисковали? — задумчиво спросила Вершинина. — Телохраны могли применить оружие.
— Не сдержался, — виновато сказал он. — Больше не повторится. Хотя попробовали бы они применить оружие. К сожалению, таких, с позволения сказать, сенаторов можно встретить где угодно.
Инга погрустнела.
— Вы правы, невозможно стало спокойно проехать по миру, не встретив хама или бандита, не говоря уже о террористах. Даже в таких супертолерантных странах, как Норвегия и Швейцария, можно нарваться на конфликт.
Вышли из здания аэропорта в практически ночную темень; рассветало в Мурманске в конце декабря только к середине дня.
— Едем к нам? — неуверенно предложил Вербов.
— Нас заберут в двенадцать часов, время ещё есть, давайте поедем. Хотя ещё рано.
— Уже почти шесть часов утра, пока такси поймаем, пока доедем…
— Ловите.
— Здесь есть бюро заказов, подождёте минуту?
— Пошли вместе.
Вернулись в здание аэровокзала, заказали такси и уже через полчаса ехали по хорошо освещённому шоссе мимо Мурмашей к городу, до которого от аэропорта было всего двадцать четыре километра.
Семья Вербовых жила в старой пятиэтажке по улице Полевой, идущей параллельно железнодорожным путям, за которыми начинался скалистый берег Кольского залива.
— Стандарт, — извиняющимся тоном проговорил Денис, открывая дверь подъезда; чип-ключ от домофона он взял с собой заранее. — Мы не из богатых. Зато школа близко, отец с мамой пешком ходят.
— Да и мы не из помещиков, — улыбнулась Вершинина, — сами всего добивались.
Поднялись на второй этаж.
Вербов мог открыть дверь квартиры своим ключом, но не стал этого делать: он был не один. Позвонил.
С минуту за дверью было тихо, потом раздался шорох — кто-то приник к глазку на двери, и с тихим лязгом дверь открылась.
— Ты?! — удивлённо и недоверчиво сказал отец, запахивая халат.
— Я с гостьей, — обнял его Вербов. — Извини, что не предупредил, решили не ждать в аэропорту. А это Инга Максимовна — коллега по работе. Мы вместе в командировке. Инга, это Геннадий Викторович.
Отец отступил, седой, невысокий, но ещё крепкий, несмотря на шестидесятипятилетний возраст, внимательно глянул на спутницу сына.
Вербов понял его взгляд: отец оценивал её скорее как новую подругу сына, претендующую на некие тайные отношения, а не как коллегу по работе.
Вершинина тоже поняла старика, улыбнулась, протянула руку.
— Прошу прощения за ранний визит. Ваш сын уговорил меня поехать с ним. Мы не помешаем?
— Нет-нет, — спохватился Геннадий Викторович, — проходите, пожалуйста.
— Кто там, Гена? — раздался из глубины прихожей женский голос.
Появилась мама Дениса в халатике, полная, седая, как и муж, хотя исполнилось ей всего пятьдесят.
— Ой, Дениска!
Вербов обнял мать, отстранился.
— Мама, знакомься: Инга.
Вершинина с любопытством посмотрела на женщину.
— Как вы похожи!
— Инга, это Надежда Андреевна.
На губах матери расцвела улыбка, она бросила на гостью такой же оценивающий взгляд, что и муж (в этом они были абсолютно одинаковы), прижала руки к груди.
— Очень рада, милая, проходите, располагайтесь как дома. Денис, поухаживай за дамой, а я на кухню, завтрак скоренько приготовлю.
— Не нужно ничего, я не голодна, — запротестовала Вершинина, однако Надежда Андреевна уже убежала на кухню, и отец Вербова развёл руками:
— Придётся подчиниться.
— Не отвертитесь, — засмеялся Вербов, — всё будет по полной программе. Шаг вправо, шаг влево…
— У нас тут строго, — улыбнулся и Геннадий Викторович, становясь добрым волшебником, каким изображают художники дедов морозов.
Завтракали в половине восьмого.
Надежда Андреевна приготовила рисовую кашу и макароны по-флотски, а на закуску предложила копчёного сига, которого привёз из-под Юркино её брат, дядя Дениса Афанасий Андреевич, потомственный помор и рыбак.
— Понимаю, что на завтрак рыбку не подают, да уж очень вкусная, отведайте.
Вербов оттопырил большой палец, высоко ценя продукт дяди.
— Рекомендую, пальчики оближете. Это сиг, а есть ещё налим, тоже изумительная рыбка.
Инга отрезала кусочек, попробовала, потом положила побольше.
— И вправду тает во рту.
После завтрака старшие Вербовы засобирались на работу. Была середина недели, до каникул оставалось совсем немного.
— Надолго к нам? — спросил Геннадий Викторович, выглядевший в строгом тёмно-синем костюме как дипломат.
— Через пару часов отчалим, — сказал Вербов. — За нами из Североморска машину пришлют.
— Значит, больше не увидимся?
— Что ты такое говоришь, старый, — укоризненно покачала головой Надежда Андреевна. — К лету поближе Дениска сам приедет, а нет — мы его в столице навестим.