Дорога к фронту (СИ) - Ливадный Андрей Львович

— Кто разрешил перебивать старшего по званию? И вообще, Скворцов, у меня к тебя вопросы накопились!

— Какие? — хотел ответить спокойно, но не получилось. От ноток моего голоса начальник штаба изменился в лице.

— Много странного в твоем поведении. И появлении! — с нажимом добавил он. — Мне водитель погибшего Нечаева доложил: словечками ты сыплешь незнакомыми, непролетарскими, — это раз, немецкую технику уж больно хорошо знаешь, раз можешь во время штурмовки за несколько секунд марку и модель фашистского грузовика различить — это два! Физически для летчика подготовлен плохо, — три! И наконец, — он поднял указательный палец, — объясни мне, Скворцов, если приказом Народного Комиссара Обороны выпускникам летных школ и училищ еще с сорокового года присваивается воинское звание «сержант», откуда у тебя кубики в петлицах⁈

Вопрос что называется «стремный». О приказе, который фактически перевел летчиков и воентехников на казарменное положение, я слышал[6], вернее читал в свое время в воспоминаниях Покрышкина[7]. Но, кажется, за офицерами при этом сохранялись уже присвоенные ранее звания?

Не знаю, что ответить. Врать не хочу, правду сказать невозможно, не поймут, ибо проще расстрелять, чем поверить… и тут в моей голове внезапно сложились крошечные фрагменты тусклых, похожих на угасающие искорки воспоминаний того младшего лейтенанта Скворцова, чье место я занял. Несколько обрывочных вспышечных образов позволили кое-что сообразить и уверенно, даже с вызовом ответить:

— Я окончил училище в тридцать девятом. Накануне войны, при переобучении на «МиГ-3», потерпел аварию и попал в госпиталь. Контуры немецких самолетов и техники изучал по доступным источникам, потому что советский летчик должен знать машины врага! — отчеканил я. — Когда напали фашисты, написал рапорт об отправке на фронт, в действующую часть! А то, что устал, — не моя вина. Не восстановился еще. В крайнем вылете две пули в бронеспинку словил. Спина сильно болела, и голова кружилась. Что еще подозрительного во мне, товарищ старший лейтенант⁈

Земцов смотрит на нас, но не перебивает. Ему совершенно не нравится внезапно вспыхнувшая обоюдная неприязнь между летчиком и начальником штаба, но командир пока не вмешивается, мои ответы ему тоже интересны.

— Больше вопросов нет, товарищ младший лейтенант, — процедил Иверзев. — Пока нет.

Я обернулся к Земцову:

— Разрешите идти, товарищ капитан?

— Скворцов, вот только в бутылку не лезь! Сейчас все вместе пойдем. Ужинать. В обязательном порядке.

…

После ужина мы вышли под моросящий дождь.

Я жестом отозвал Илью в сторону.

— Чего, Андрюх? — он выглядит усталым, измотанным.

— Дело к тебе есть. Только сразу пообещай лишних вопросов не задавать, ладно?

— Ну…

— Дело житейское, не бойся.

— Да я не боюсь. Говори.

— Вот, держи, — я протянул ему тряпицу, в которую завернуто странное устройство, позволившее мне оказаться тут, и листок, с датой и моими данными в другом времени. Только этих подробностей я сейчас объяснять не стал.

— И что мне с этим делать? — Илья взглянул на полупрозрачный кругляш, но не понял его истинной технической сути. — Это что медальон какой-то?

— Ну типа того.

— Так что мне с ним делать? — снова переспросил Захаров.

— Там на бумажке адрес записан. Пообещай, что после войны отыщешь его и отдашь медальон.

— А ты сам-то не можешь?

— Нет. Не могу. Сделаешь?

— Ладно. Сделаю. Если доживу, — настроение у него мрачноватое, но это из-за усталости.

— Доживешь. Обязательно доживешь, — я похлопал друга по плечу. — А теперь пошли спать.

[1] Pz.Kpfw.III — средний танк Вермахта.

[2] Pz.Kpfw.IV — самый массовый средний танк Вермахта. Серийно выпускался с 1937 по 1945 год в нескольких модификациях

[3] Серийные бронетранспортеры Sd.Kfz.250 начали поступать в немецкие войска в июле–августе 1941 года.

[4] Sturmgeschütz III (StuG III) — немецкая самоходно-артиллерийская установка класса штурмовых орудий на базе танка Pz.Kpfw.III. Серийно выпускалась в различных модификациях с 1940 по 1945 год.

[5] 8,8 cm FlaK (нем. 8,8-cm-Flugabwehrkanone). 88-миллиметровое зенитное орудие, находившееся на вооружении вермахта с 1932 по 1945 годы. Во время войны часто использовалось в роли противотанкового орудия.

[6] Приказ НКО СССР №0362 от 22.12.1940 г. Кому интересно, он есть в сети.

[7] Покрышкин А. И. Небо войны. — М.: Воениздат, 1980.

Глава 6

Ранним утром следующего дня мы с капитаном Земцовым отправились на разведку. Командование потребовало уточнить данные по железнодорожному узлу, где вчера я заметил множество цистерн с горючим.

Хотел бы сказать, что «задание вполне заурядное», но не могу, — прошлое мировоззрение еще не окончательно улетело «в топку», но существенно надломилось.

Все «МиГи» после вчерашней боевой работы требуют ремонта и мне пришлось лететь на одном из резервных «И-16».

Железнодорожная станция расположена в сорока пяти километрах от фронта. Погода сегодня хорошая. Дождь прекратился, редкие кучевые облака клубятся на полутора тысячах метров. К цели подошли на большой высоте, осмотрелись, но барража истребителей не видно. Спикировали для быстрой детализации обстановки, всполошив расчеты зениток, и, пользуясь набранной скоростью, сразу же довернули на восток.

Примерно через пару минут я понял, что начинаю отставать от ведущего. Двигатель моего «Ишачка» внезапно потерял мощность и начал быстро перегреваться, хотя до пикирования все было в порядке!

Понятия не имею в чем дело, но ситуация крайне неприятная.

«Давай, браток, держись», — мысленно разговариваю с машиной, будто с живым существом.

Командир понял, что у меня проблемы и сбросил скорость, позволяя подстроиться. Если встретим «мессеров», то в бою придется туго. «И-16» и без того уступает «Bf-109» по скоростным характеристикам, а тут еще и движок едва тянет!

Поравнялись. Жестами показываю Земцову — уходи. Понимаю, что если сейчас встретим «худых», то погибнем оба. Капитан отлично пилотирует «ишачка», но он будет вынужден опекать меня, а в бою так долго не продержишься. Сожрут.

В ответ командир лишь зло покачал головой и жестом добавил: «тяни, прикрою»!

До линии фронта еще километров пятнадцать, не меньше.

Проверяю положение створок капота и маслорадиатора. Открыты полностью[1]. Охлаждение идет, значит проблема в самом двигателе. Не заклинил бы…

В этот момент в кабине внезапно наступила тишина.

Мотор встал!

Спокойно. Прыгать нельзя. Высоту после пикирования мы не набирали, — уходили, прижимаясь к земле. Внизу лес. Убьюсь. Даже парашют раскрыть не успею.

Планирую, одновременно осматриваясь. Вижу несколько прогалин. Вдалеке — деревушка. Надо бы тянуть к ней. Там наверняка есть прилегающие поля.

Ага. И еще фашисты в придачу! Нет уж. Садиться буду на какой-нибудь лесной прогалине. Так хотя бы появится шанс уйти в чащу, а потом выбраться к своим!

Земцов держится выше. Меня не бросает.

Страшно. Тихо. Лишь ветер слегка посвистывает.

Заметив подходящую вытянутую поляну, доворачиваю со снижением. Скорость быстро падает, поэтому закрылки не выпускаю. Шасси тоже лишь навредят. Подвернется поваленный ствол дерева или рытвина — перевернусь. Садиться придется на брюхо.

У самой земли беру ручку управления на себя, выравниваюсь относительно земли, но скорость уже настолько мала, что «ишачок» едва-едва задирает нос.

Удар!

Меня резко бросило вперед, но привязные ремни удержали, сберегли от увечий.

Самолет по инерции пропахал глубокую борозду, роняя фрагменты обшивки, механизации и срывая пласты дерна до супеси, а затем остановился, дымя.

Быстро отстегиваюсь и выбираюсь из кабины, про себя отметив, что кости вроде целы. Резкой боли нет.