Дорога к фронту (СИ) - Ливадный Андрей Львович

Но Потапыч же сказал, что моторесурс оставшихся на ходу «И-16» фактически полностью выработан! Значит, их движки едва тянут и могут заклинить в воздухе в любой момент!

Ничего не понимаю. Может в связи с близостью фронта и опасностью немецкого танкового прорыва нам приказано перебазироваться на другой аэродром и к взлету готовят все исправные машины?

— В чем дело? — спросил я у старшины, зарулив на стоянку и заглушив двигатель.

— В штаб иди, — ответил Потапыч.

— Ну хоть намекни!

К моему «МиГу» уже бегут техники и оружейники.

— На штурмовку пойдете, — скупо ответил старшина и полез под крыло, смотреть крепления.

…

Дождь только усилился.

Отогнув полог палатки, я вошел, доложил капитану Земцову о выполнении задания и передал ему карту с отметками.

— Молодец, Скворцов. Данные по железнодорожному узлу сейчас отправлю наверх. Садись.

Начальник штаба что-то чертит на десятикилометровке[6]. Курс прокладывает?

Через пару минут он отложил карандаш и транспортир.

— Подойдите, товарищи летчики! — сухо пригласил он. — Переносите ориентиры[7] на свои карты, да побыстрее. Время не терпит!

План предстоящего вылета, разработанный Иверзевым, мне категорически не понравился. Попахивает самоубийством. Идет дождь, облака висят низко, словно свинцовая плита. Погода нелетная. Наземных ориентиров во мгле не разглядишь. Не знаю, летчик ли наш начальник штаба? Ему самому в воздух-то подниматься приходилось?

Я без понятия, но его план: лететь на малой высоте прямо над дорогой, ведущей к совхозу «Коммунар», даже мне в голову бы не пришел.

— Не долетим, — Иван Демьянов оперся о край стола, глядя на расстеленную карту.

Земцов зол, но собран. Пока молчит, слушает.

— Дорога забита техникой, а в составе немецких колонн полно зениток, — тихо обронил лейтенант Синченко.

— Согласен с Николаем, — я решил вставить свое мнение. — У фашистов связь хорошо налажена. Они быстро поймут, что мы держимся проселка и передадут дальше. На высоте двухсот-трехсот метров нас собьют.

— Трусишь? — зло сверкнул глазами Иверзев.

— Нет, товарищ старший лейтенант! — стараюсь отвечать спокойно. — Но есть такое понятие: «здравый смысл»!

— Есть понятие «приказ»! — взъелся начштаба. — И он нами получен! Немедленно атаковать и уничтожить обнаруженную танковую группу! Любой ценой! Если надо, пойдешь на таран, ты меня понял! — он резко встал, едва не опрокинув колченогий стул.

— Спокойнее! — Земцову тоже не нравится происходящее, но приказ действительно получен. По его усталому, но упрямому взгляду понимаю: вылет состоится. Невзирая на погоду. Пока фашисты не снялись с места и не двинулись к фронту.

Война…

Стоя над картой, в мокнущей под дождем штабной палатке, я вдруг начал лучше понимать это время. Почувствовал его своей шкурой, поймав мрачный огонек решимости в глазах капитана Земцова. Решимости отдать свою жизнь за пядь родной земли. Не больше и не меньше. Без пафоса. И не из страха перед последствиями неисполнения приказа.

В моей голове вихрем проносятся варианты. Знаю, что во время войны летчики уходили на задания в любую погоду. Облачность сейчас метрах в двухстах над землей, но пелена дождя намного хуже, — она резко ограничивает видимость[8].

— Надо лететь не над дорогой, а чуть в стороне от нее, на высоте пятидесяти метров, не больше, — стараюсь как можно короче донести свою мысль. — Построение — правый пеленг. С включенными «АНО».

— Что это даст? — спросил Земцов.

— Лесные дороги очень узкие, — ответил я. — Если пойдем над самыми кронами, то деревья заблокируют фашистам сектор обстрела. Даже если они успеют что-то передать по рации и развернут зенитки по ходу нашего движения, то стрелять не смогут! — быстро черчу на вырванном из блокнота листке схематичные контуры немецких «Flak», не забывая обозначить угол подъема ствола, необходимый для поражения низколетящего самолета. На рисунке видно, что при предложенном мной варианте построения нацеленные в нас пунктирные трассы упираются в стену деревьев.

Капитан смотрит внимательно, цепко, и я продолжаю:

— Видимость сильно упадет. Только ведущий сможет наблюдать дорогу слева от себя и держать курс. Ведомым придется ориентироваться по навигационным огням.

— Дело, — подумав, согласился Земцов. — А как с заходом на штурмовку?

У меня хорошая зрительная память. Танки я обнаружил в непогоду. Мой мозг в тот момент подсознательно зафиксировал все доступные наземные ориентиры. Буквально вцепился в них, впечатав в память.

Снова черчу схему. Обозначаю совхозный пруд, как первый надежный ориентир, и цифрами проставляю примерные расстояния, которые успел определить. От построек тракторного двора до кромки леса, где под кронами деревьев замаскирована немецкая техника, примерно два километра. Курс я запомнил по показаниям бортового прибора. Учитывая характеристики «РС-82»[9] отчеркиваю карандашом водонапорную башню:

— Вот подходящий рубеж атаки. Пуск залпом. Работаем в сомкнутом строю. Дистанция до леса пятьсот, высота пятьдесят, курс 242, — быстро произвожу подсчеты, убеждаясь — все может получиться. — Если бензовозы еще там, полыхнет неслабо.

— А если нет? — тут же прищурился Иверзев.

— Фугасный заряд без прямого попадания, особого вреда среднему танку не причинит! — резко ответил ему капитан. — Но Скворцов видел топливозаправщики и грузовики с боеприпасами. И он прав: если установить контактные взрыватели и бить залпом, то даже попадания в район опушки изрешетят осколками все укрытые поблизости небронированные машины. Других вариантов я не вижу, — подытожил Земцов, вняв моим доводам и соображениям. — Взлетать будем группой. Сначала я, следом Демьянов и Синченко. Затем Скворцов и Захаров. «АНО» не выключать. После штурмовки сразу набираем высоту и идем на восток.

— Уходить за линию фронта с неизрасходованным боекомплектом пулеметов? — неожиданно вскинулся Иверзев. — Когда лесные дороги забиты вражескими колоннами⁈ Это, на мой взгляд…

— Товарищи, идите готовиться к вылету! — прервал его Земцов.

Мы вышли под моросящий дождь, а он остался. О чем шел разговор между ним и начальником штаба, мы так и не узнали, но командир задержался ненадолго. Думаю, на пару крепких слов.

Мой пятый фронтовой вылет.

Дальнего края взлетно-посадочной полосы почти не видно. Морось дождя проникает в кабину. Фонарь открыт, на разбеге пришлось выглядывать вправо, чтобы выдержать направление.

Взлетел.

Впереди и выше вижу проблески навигационных огней. Пристраиваюсь в пеленг. Нервничаю, ибо полеты в строю никогда не были моей сильной стороной. Если честно я их всегда избегал.

Закрываю фонарь кабины. Нервы натянуты в струну. Ручкой управления работаю осторожно. Идем на сверхмалой высоте. Постоянно приходится следить за скоростью, подстраиваясь под звено «И-16».

Почему командир не взлетел на третьем исправном «МиГе», могу лишь догадываться. Скорее всего у него очень мало летных часов на этой машине. Учитывая все риски, я его понимаю. «Ишачком» он владеет мастерски, — воевал на нем еще в Испании. Демьянов с Синченко тоже держатся уверенно, несмотря на плохую погоду. А вот нам с Ильей приходится туго. «МиГ» на скорости двести пятьдесят километров в час ощущается тяжелым, неповоротливым. Хочется дать газ, но нельзя ломать построение.

Линию фронта прошли на бреющем, затем сделали небольшую горку, взмывая над деревьями.

Теперь внизу простирается лесной массив. Дорога, ведущая к совхозу «Коммунар» отнюдь не магистраль, а тривиальный проселок, петляющий, как сложилось исстари. Если говорить образно: как ехал когда-то мужик на телеге, так и осталось.

Бездонное накануне небо сегодня превратилось в тесную прослойку дождливой мглы между низкими облаками и проносящейся внизу землей.

При взгляде сверху фронтовая дорога похожа на мокрую стальную змею — по ней движется нескончаемый поток техники, в основном грузовиков и легкобронированных машин. Там хватает зенитных пулеметов: трассеры то и дело режут мглу, но огонь ведется беспорядочный, навскидку.