Грэм Макнилл - Ангел Экстерминатус
Машина Железных Воинов была тяжелее, но Бамбастус быстро понял, что имеет дело с новичком. Кто бы ни был помещён в этот полированный саркофаг, он попал туда явно недавно, его навыки и знания об оружии, балансе и движениях, доступных ему, находились на начальных стадиях развития. Тяжелейший апперкот парализовал руку-пушку вражеского Дредноута, разорвав несколько уязвимых сервоприводов под изогнутыми бронепластинами плеч.
Сокрушительный удар покачнул Бомбастуса, но он использовал его силу, провернувшись на месте, чтобы нанести карающий ответный таран.
В его верхний панцирь с размаху врезался молот, с десяток индикаторов повреждений вспыхнуло на внутренней стороне бронеколпака.
«У тебя преимущество в росте и весе. Я не забуду этого впредь».
Бомбастус настойчиво обрушивал град ударов на фронтальную секцию Дредноута.
Инерция — вот ключ ко всему. Удары шли постоянно, один за другим.
Бомбастус засек движение с боку, но проигнорировал его, поскольку ауспекс зарегистрировал только одного легионера. Железный Воин, но с незначительным с виду вооружением, неспособным нанести существенный урон. Он продолжил избивать Дредноута, отрывая листы брони, обнажая те секции, которые Дредноуту открывать бы не стоило.
Розоватые жидкости и пар от топлива вырвался из-под панциря врага, кровь машины.
Бомбастуса встревожил внезапно возникший индикатор тревоги со стороны спины, где ауспик зафиксировал термальное прогревание оружия, способного нанести урон. Дредноут всё ещё шатался, не представляя текущей угрозы, так что Бомбастус провернулся вокруг центральной оси, заряжая на ходу болтер.
Слишком много для одинокого воина, но зато наверняка.
Выстрел из мелты пришелся прямо в центр корпуса Бомбастуса, мгновенно испаряя аблятивные слои керамита и прожигаясь сквозь дюймы брони, прикрывавшей останки тела, которые были душой его машины на поле боя. Бомбастус мысленно закричал в своем наполненном жидкостью саркофаге, сохраняющие жизнь гели вскипели, а тончайшие био-синаптические рецепторы выгорели в секунду. Двигатели пробил спазм в ответ на его собственную агонию, корпус его провернулся по оси в обратную сторону.
Молот Дредноута Железных Воинов ударил прямо по развалинам его фронтальной панели, размалывая останки Бомбастуса в розоватую кашу и размазывая её по внутренней части пустой оболочки корпуса. Он не упал, его тело было слишком огромным и слишком тяжелым, чтобы просто опрокинуться. Вместо этого он осел с безвольно висящими руками, вонючая биожидкость вытекала из его разбитого саркофага.
— Благодарю, — сказал Беросс, его аугмитеры работали с перебоями.
— Я ваш покорный слуга, — сказал Кадарас Грендель, покручивая мелта-ганом в руках, в приливе новоприобретенного восхищения.
Петля битвы стягивалась вокруг двух примархов — Пертурабо, стоявшего на коленях и Фулгрима, парившего в воздухе, словно прикованного к брату узами, которые не мог разрушить даже зов войны, идущей вокруг них. Шарроукин скинул тело мечника с клинков и отыскал глазами камень, который тот так отчаянно хотел заполучить. Его структура была изменчивой, переплетение золотых и черных нитей, вихревыми движениями, создававшее сложный узор, как вечно идущие друг за другом инь и янь. Шарроукин понятия не имел, чем может являться этот камень, то, что его так сильно хотел получить Фулгрим, было достаточным основанием, чтобы воспрепятствовать этому событию. Он с отвращением подумал, что, возможно, его цель совпадает с замыслами Пертурабо.
Железные Руки были втянуты в битву с Детьми Императора и Железными Воинами, огненные вспышки мелькали между рядами сражающихся. Шарроукин видел гибель Бомбастуса, Вермана Сайбус и его Морлоки бились с Гвардией Феникса. Сабик Велунд координировал огонь отрядов поддержки, а Кадм Тиро обходил по краю шахты Железных Воинов с фланга.
Он прочитал ход битвы и понял, что в данный момент, Железные Руки справятся и без него. Он положил камень на плоский кусок разбитого кристалла и достал из набедренной кобуры мёртвого мечника болт-пистолет. Рукоять была странной текстуры, с неприятным ощущением чего-то живого, и Шарроукин быстро оглянулся вокруг.
Чем скорее он избавится от этого оружия, тем лучше.
Он прицелился в черно-жёлтый камень.
Шарроукин нажал на курок, и камень-магетар взорвался.
Пертурабо ощутил внезапный порыв силы, словно тонущий человек, наконец-то пробивший поверхность океана, в тот самый миг, когда лёгкие уже пожирает огонь. Поток энергии с оттенком железа пронесся сквозь Пертурабо, его невероятная сила вернулась к нему одним мощным сейсмическим ударом, ознаменовавшим его перерождение.
Он закричал от боли, ведь безболезненных перерождений не бывает.
Золотистый свет окружал его ореолом, глаза горели золотым огнем, вены наполнились расплавленной яростью сущности примарха. Такая грубая мощь никогда не создавалась с расчетом на моментальную передачу, спина его выгнулась дугой, пока его ослабленное тело приспосабливалось к внезапно нахлынувшей силе.
Тело Фулгрима выгнулось в симпатическом резонансе, поскольку камень-магетар содержал в себе не только похищенную у Пертурабо силу. Он содержал смесь и сущностей, силу бОльшую, чем просто сумма её составляющих, топливо для столь требовательного возвышения, что лишь объединенная сила двух примархов могла обеспечить его успех.
Броня спала с тела Фулгрима, уносясь вихрем, словно золотая пыль в урагане, оставляя его невероятно раздутое тело обнаженным, а плоть горячей, как печь. Призрачные огоньки, переливающиеся розовым и пурпурным, лизали его тело, готовые пожрать его, лишь только он потеряет концентрацию.
Пертурабо тяжело упал вперед на кулаки, удерживаясь благодаря своему железному духу, но было кое-что ещё. Даже сейчас, когда его сила возвращалась, он чувствовал вес этого, поселившийся в костях, как бремя, которое он не признавал ранее, продолжало давить ему на плечи.
Он заставил себя подняться на ноги, его владение силой, наполняющей его тело, росло с каждой секундой. В мышцы хлынула кровь и золотистая энергия, сердце билось, как кузнечный молот. Казалось, прошла целая жизнь с того времени, как он чувствовал себя так же — когда впервые увидел Императора.
Всемогущим и всезнающим, привилегированным знать кто он такой.
Многое изменилось с того времени, но кое-что осталось таким же, поэтому он наслаждался чувством правильности происходящего, поднимая Сокрушителя наковален с плеча. Он сжал пальцы и потратил мгновение на восхищение искусно сделанным молотом. Хорус дал ему это оружие в знак их единства, но предполагал ли он, что Пертурабо использует молот для убийства одного из его братьев?
Фулгрим увидел собственную смерть в глазах Пертурабо и ухмыльнулся, серебристый свет полился из его глотки, когда он произнес, — Ты знаешь, что должен это сделать.
— Так не должно было получиться, — ответил Пертурабо.
— Ты знаешь, что по-другому не может быть, — сказал Фулгрим, — Так что сделай это быстро. Пертурабо кивнул и поднял Сокрушителя наковален, как палач на казне.
Золото-стальная боевая часть молота описала идеальный полукруг, раскалывая тело Фениксийца пополам.
Дело было сделано.
Глава 27
АПОФЕОЗ
КОНЕЦ МИРА
ВО ТЬМУ
Дело было сделано, и результат не заставил себя долго ждать. Тело Фулгрима взорвалось от удара молота Пертурабо, и высвободившийся крик был на самом деле воплем рождения.
Взрыв чистой силы вырвался из разрушенного тела Фениксийца, заполняя зал с башнями светом, слишком слепящим, чтобы смотреть на него, и слишком лучезарным, чтобы игнорировать. Словно новорожденное солнце, удивительное сияние было центром всего, перерождение в огне, новая плоть создавалась из останков старой.
Пертурабо отступил от света, поскольку интенсивность его росла.
Оголовка его молота роняла на землю капли белого фосфора высвобожденной материи, и он знал, что восхитительная сила, которую он почувствовал при разрушении камня-магетара, была лишь тенью того, что получилось после.
Глаза всех, присутствовавших в хранилище, обратились к источнику света, хотя он наверняка мог ослепить их или свести с ума. Прикрывая глаза руками, глядя в мерцающие отражения, выжившие в недавней резне становились свидетелями чего-то прекрасного и ужасного, агонии смерти и жестокого рождения одновременно.
Вопли, доносившиеся из сердца света, были самыми ужасными, какие можно было только себе представить. В них слышалась горечь потерь, боль, отчаяние и сожаление о позабытых вещах, о которых никогда не вспомнят более. В этих дьявольских голосовых модуляциях тоски Пертурабо слышал страх новорожденного выходящего из чрева матери, ужас существа выброшенного в новый, наполненный болью мир, но также он слышал предвкушение исследования этого мира. Это было похоже на восторг резчика плоти, который не знал ничего о принципах своего искусства, кроме того, что он возвысится через него.
