Надежда Попова - По делам их
— Учитель? — усмехнулся Курт; тот, кажется, нахмурился — голос похолодел.
— Бросьте, майстер инквизитор, оставьте ваши схемы в прошлом; нет, я им не учитель. В науке выживания? Да. В искусстве? Нет. Мы разные — я уже упоминал об этом. Я не могу их учить, равно как преподаватель латинского языка не сможет обучить арбалетчика; я не рассматриваю те редкие случаи, когда тайной слабостью учителя является еженедельная воскресная стрельба на плацу. Я даю советы. Не более.
— И Маргарет хочет получить у вас совета, стоит ли связываться со мною или лучше избавиться, пока я не узнал непомерно много?
Шепот вздохнул.
— Нет, юноша; вы здесь потому, что Маргарет хочет, чтобы вы узнали непомерно много, а для того — да, ей нужен был совет. Можно ли доверять вам. Достойны ли вы знать все, или вас следует ограничить частью. Именно потому, что избавляться от вас ей очень не хочется.
— Или убить, если я играю с ней.
— Ну, в этом случае, вы сами должны понимать, жалеть вас было бы глупо, согласитесь.
— Да, — усмехнулся он. — Не могу не признать… Так значит, это не ваша идея — наворовать книг из университетской библиотеки.
— Каждый из моих собратьев… или сестер по искусству развивается сам. Так, как ему угодно. Так, как он может. Насколько хватает его сил, ума, знания, смелости и выдержки. Если он попадется — он выкручивается самостоятельно. Если он поднимается выше по лестнице знаний и умений — я прилагаю некоторые силы к тому, чтобы сохранить его безопасность.
— Стало быть, они борются за то, чтобы к вам приблизиться?
— Они борются за то, чтобы стать лучше. Я определяю для себя ценность каждого; вы сами сказали — это главное. Согласно его ценности я и поступаю; к чему рисковать потерять все и всех ради того, кто не способен на большее, не способен на многое, ради того, кто может лишь слушать и ничего не умеет делать сам, искать, думать. Думать, юноша, вот что я вынуждаю их делать — думать самим. Поступать так, как решили они — но под свою ответственность… Вы считаете меня жестоким?
— Не знаю, — тихо ответил он. — В последние дни я несколько пересмотрел свои понятия о жестокости… А герцог фон Аусхазен? — в голосе была злость — несдерживаемая, явная. — Он чем ценен для вас?
— Деньги, — коротко отозвался шепот.
— И все? Более ничем?
— Деньги, связи. Это немало.
— Стало быть, вы не позволите мне убить его, я верно вас понял? Потому вы и запретили Маргарет это сделать?
— Я ничего не запрещал. Она сама понимает, как важно все то, что он может нам дать; и пока сама она не заняла его место, пока все, чем владеет он, не досталось ей, его надо сохранять. В этом — ее выбор; я ничего никому не запрещаю. Каждый волен поступать так, как сам сочтет нужным.
Он качнул головой, невесело усмехнувшись.
— Выходит, каждый из них может творить, что угодно, включая убийства, и никто ему слова не скажет? Чем же тогда вы лучше, чем Конгрегация?
— Я не говорил, что я лучше, юноша; я просто другой. А чем мы различаемся, я могу вам ответить. Я даю им свободу. Свободу познавать то, к чему у них лежит душа. Свободу жить, как хотят они сами. Свободу решать, свершать собственные поступки, а не следовать указаниям. И — отвечать за них; иначе было бы, согласитесь, несправедливо.
— Отвечать… перед вами?
— Нет. Перед судьбой. Каждое деяние, совершенное человеком, несет свой отпечаток в мир, оставляет след в его душе, сути, в его судьбе, из каждого поступка вытекают определенные последствия, а вот с ними человеку и приходится разбираться.
— Пусть так, — тряхнул головой он, — пусть. Но я вернусь к прежнему вопросу: к чему вам я? У меня, как вы сказали, нет способностей, ни связей, ни денег. Почему я здесь?
— Ведь вы сами знаете ответ, — отозвался гулкий шепот. — Знаете, я вижу.
— Из-за Маргарет?.. — предположил Курт нерешительно. — И только лишь?
— Вы ценны для нее. Она ценна для меня. Маргарет — способная девочка; и несмотря на то, что ее последняя выходка едва не стоила ей жизни, достойна того, чтобы сделать для нее маленькую поблажку.
Он горько усмехнулся.
— Я — маленькая поблажка…
— Согласитесь, — шуршаще рассмеялся собеседник, — было бы странно, если бы для меня вы значили то же, что для нее. Да, вы для меня — прихоть Маргарет, которой я могу себе позволить потакать. Мне нужно, чтобы она была сильна, в безопасности и — счастлива. Сильной она станет в скором будущем, ее безопасность обеспечена (и благодаря вам в том числе), а счастлива она с вами, юноша, посему — пусть делает, что ей вздумается.
— Ваши последние слова означают, что проверку я прошел?
— Да, — просто ответил тот. — Сейчас я уже думаю, что разговор с вами был начат неверно: отвечая на ваши вопросы, я узнал о вас и почувствовал в вас больше, нежели задавая их… Сейчас, майстер инквизитор, вы протянете руку влево, где нащупаете такой же пузырек с настоем, какой выпили перед появлением здесь; пробудитесь вы уже в нежных объятиях своей возлюбленной.
— И это все? — уточнил Курт недоверчиво, сжав бутылочку в кулаке. — Вы не станете от меня ничего требовать, никаких клятв, никаких просьб, никаких предупреждений "быть готовым в любой момент оказать вам содействие"?
— Это манера Конгрегации, — с усмешкой возразил тот. — Вы что же, не можете поверить, что все это лишь потому, что вас любит такая женщина?
— Не привык, — откликнулся он хмуро. — Подозрительно.
— Ну, хорошо, — в шепоте прозвучала улыбка. — Если вам от этого станет легче, я скажу, чтобы вы были готовы в любой момент оказать содействие. Вы, в конце концов, инквизитор, верно? То, что вы всего лишь в четвертом ранге, ничего не значит. Вам всего двадцать два, вы лишь год на службе, у вас все впереди. Как вы это назвали… "свой человек в Конгрегации"… Быть может, лет через десять, когда вы подниметесь, я попрошу у вас помощи. Теперь вам спокойнее?
— Пожалуй, — пробормотал Курт под нос и, чуть помедлив, так же, как уже делал это сегодня, одним махом, опорожнил бутылочку со снадобьем.
* * *В объятиях возлюбленной он не пробудился — та сидела в отдалении, на приземистом стульчике, глядя на него с ожиданием и точно бы какой-то опаской; Курт приподнялся на локте, разгоняя марево в мыслях, но вопрос "в чем дело" застыл у него на губах, не озвучившись. Перехватив взгляд человека, стоящего позади Маргарет, он рывком сел, гневно осведомившись:
— А что он здесь делает?
Она даже не обратила головы в сторону герцога фон Аусхазена, глядящего на него с любопытством и неприязненностью.
— Не смотри на меня так, — проронила Маргарет тихо. — Я ни в чем не виновата, он пришел сам.
— А ты впустила.
— Впустила прислуга; я ведь не могу отдать им распоряжение захлопывать перед ним дверь.
— Судя по вашей милой беседе, — вмешался герцог с кривой ухмылкой, — ты была при разговоре с майстером инквизитором чистосердечна и даже свыше меры.
— Что он здесь делает? — повторил Курт, прислушиваясь к себе и силясь понять, в состоянии ли он сейчас подняться на ноги.
— Вопрос неуместный, майстер инквизитор, — вновь заговорил герцог, приблизясь. — Это мог бы спросить я. Что здесь делаете вы, сторонний для нашей семьи человек; если кто и имеет право пребывать в доме нашей милой Гретхен, так это я.
— Не смей меня так называть, — по-прежнему не глядя в его сторону, потребовала Маргарет; Курт опасливо встал, стараясь все еще не совершать резких движений.
— Семья? — переспросил он презрительно. — Позвольте осведомиться, господин герцог, а вы имеете хотя бы приближенное представление о том, что это такое?
— А вы, майстер инквизитор? — отозвался тот.
— Объяснитесь, — потребовал Курт жестко, и тот с готовностью кивнул, подступив ближе:
— С превеликим удовольствием, господин висельник. Что такое, Гретхен? — усмехнулся тот, когда Маргарет непонимающе нахмурилась. — Он не рассказывал тебе этого?.. Как это нечестно, господин дознаватель, как это несправедливо: выжать из моей бедной девочки все, при этом умолчав о собственной грешной жизни!
— Прекрати петлять и говори прямо, — потребовала та; герцог фон Аусхазен расплылся в улыбке.
— Как пожелаешь, Гретхен. Я скажу прямо. У тебя просто ingenium unicus[176] избирать в свои почитатели личностей из не самых пристойных слоев нашего общества, однако же, теперь ты опустилась уж сверх меры вниз. Твой возлюбленный господин дознаватель, служитель Конгрегации, майстер инквизитор, в недавнем прошлом — уличный оборвыш, грабитель, приговоренный к смерти магистратским судом. До того, как оказаться в каменных комнатах Друденхауса, он провел немало времени с крысами и вшами в заброшенных подвалах Кельна среди прочих, ему подобных. Советую сжечь матрас и простыни, Гретхен.
