Максим Чертанов - Казнить нельзя помиловать
Обзор книги Максим Чертанов - Казнить нельзя помиловать
Максим Чертанов
Казнить нельзя помиловать
Все имена, географические названия, система летосчисления и алфавит являются вымышленными, совпадения - случайными.
Январь 200... года, г. Москва
Эту проклятую рукопись я обнаружил в почтовом ящике с месяц тому назад, поздно возвратившись с работы после затянувшегося партсобрания. (Я не мыслю своей жизни без Единой Партии, но во всем нужно знать меру, как вы полагаете?)
О, если б я тогда послушался внутреннего голоса, советовавшего выбросить белый конверт! Возможно, это бы меня спасло... Или нет?
Но постараюсь по порядку и без эмоций. Итак, конверт: он был девственно чист. Ни координат адресата, ни отправителя. Просто толстый пакет с какими-то бумагами. Не имею привычки читать чужую корреспонденцию, но как, не вскрыв письма, мог я решить, чужая она или не чужая? Я все же помедлил: интуиция и жизненный опыт подсказывали, что от непонятных вещей в наше время следует держаться подальше, ничего хорошего они не принесут.
Тем не менее, я разрезал пухлый конверт и с удивлением обнаружил, что содержащиеся в нем листы бумаги являют собой нечто вроде дневника или, точнее, романа в форме дневника. Я не имею отношения к издательскому бизнесу, следовательно, рукопись попала в мой ящик по ошибке. Я запихнул ее в стол, а через пару дней от скуки решил полистать. Первые же страницы повергли меня в изумление и одновременно обрадовали.
Радость была вызвана тем, что я сразу понял: хозяином этих бумаг является наш сосед по лестничной клетке. Надо думать, рукопись ему вернуло какое-нибудь издательство, или журнал, или просто знакомый, которому автор давал ее почитать. А изумился я, поскольку никак не мог предположить, что этот человек балуется литературой. Хотя что мы знаем о наших соседях? Он вселился в свою квартиру около двух лет тому назад, и мое личное общение с ним исчерпывалось тем, что пару раз он одалживал у меня электродрель, а я у него - спички. Я не интересовал его, а он - меня. Жена знала его лучше: когда мне приходилось уезжать в длительные командировки, он часто помогал ей что-нибудь прибить или починить.
Я вышел на площадку и позвонил в дверь к соседу. Несмотря на поздний вечер, его не оказалось дома. Спустился на первый этаж и попытался затолкать рукопись в его почтовый ящик, но он едва не лопался от бесплатных газет и рекламных буклетов, а пухлая пачка листов не влезала в узкую щель. Усердствовать я не стал, решив, что лучше поймать соседа завтра, чем мять и портить важные для него бумаги. Вернулся домой и продолжил чтение. Признаться, начало романа меня порядком заинтриговало: действие разворачивалось на фоне нашего района, дома и подъезда, а читать о знакомых местах всегда любопытно. (Кое-что автор изменил: свою фамилию Чернов переделал в Черных, "фольксваген" в "опель", Свиблово - в Чертаново, а супермаркету "Аврора", в котором завязывается зловещая интрига, дал несуществующее название "Перекресток", но меня это обмануть не могло.)
Наверное, следует сказать о соседе несколько слов. Это одинокий молодой человек. Описать его внешность мне трудно, я не художник. Среднего роста, худой. Моя жена находила его чрезвычайно привлекательным. Вспоминаю еще короткий русый ежик и поразительно красивые - такие красивые, что даже я это заметил, - серые глаза; красивые, но странные: из-под всегда полуопущенных ресниц они сияли сухим, электрическим блеском, ослепительным, но холодным. Набираю на клавиатуре эти слова, и меня не оставляет смутное ощущение, будто я их невольно позаимствовал, но откуда? Я ведь практически не читаю художественной литературы. Посоветоваться бы с женой, да не хочу показывать ей то, что сейчас пишу.
На вид ему было чуть больше двадцати, и я весьма удивился, узнав, что мы ровесники. Ему повезло: он относился к той породе людей, которые сохраняют обманчиво юный вид чуть не до самой пенсии. (Не могу не позавидовать. Автомобиль, пиво и телевизор произвели надо мной разрушительную работу, и я в свои тридцать три уже имею солидный живот, очки и залысины.) Но вернемся к соседу. Что он за человек или, точнее, каким человеком был?
(Ибо теперь я твердо убежден, что описанный им кошмар оказался реальностью, и бедняги нет в живых. А теперь та же участь ожидает и меня!)
Он был замкнут, скромен, вежлив. От жены я знал, что он переехал в Москву недавно, нашел работу в очень приличной фирме, потом по неизвестной причине уволился и стал тунеядцем. Имел почти новый "фольксваген", но продал. Обстановка в его однокомнатной квартирке была скудная, но чистая. Гости к нему раньше совсем не приходили, но в последние недели зачастила какая-то девушка и несколько молодых мужчин. Отставной полковник, живущий этажом ниже, рассказывал о каких-то чудесах, что он проделывал в тире, то ли левой рукой, то ли с завязанными глазами; впрочем, я стрельбой не увлекаюсь.
То, что сосед пишет о своих проблемах с алкоголем и наркотиками, явилось для меня полной неожиданностью; а его откровениями относительно своих интимных дел я был просто повержен в шок. Ни малейшая черточка в нем не наводила на мысль о подобных пороках, посему не исключаю, что он себя нарочно оболгал: автор имеет право на художественный вымысел, хотя я не понимаю, зачем нужно изображать себя хуже, чем ты есть.
Теперь о самом тексте: он мне не понравился. Во-первых, я не люблю мистики, и выдумка соседа - тогда я был уверен, что это выдумка, - не показалась мне увлекательной. Во-вторых, весь пафос романа меня раздражал. Я семьянин, отец законнорожденного ребенка, член Партии, регулярно прохожу проверку на детекторе лжи, посещаю Церковь, уважаю Порядок; болтовня и переживания бездельничающих, пьющих, ведущих беспорядочную половую жизнь, нарушающих законы, диссидентствующих и беспринципных персонажей были мне глубоко чужды, а сравнение омерзительной шлюхи-героини с Сонечкой Мармеладовой я считаю кощунственным.
...Глупец - я надеялся, что моя добропорядочность защитит меня! Но эта сила не разбирает, ей все равно...
Прошел месяц. Сосед не появлялся. Никто не наводил о нем справок. Одинокий человек может и год отсутствовать - не хватятся. Рукопись вернулась в ящик стола, и я забыл о ней. Но вчера, когда я ходил в наш супермаркет...
(фрагмент файла утерян и не подлежит восстановлению)
... знаю, что часы мои сочтены, если не ждет меня нечто худшее, нежели смерть.
Перечел написанное. Вздор! Суеверия! И все же сейчас я спрячу рукопись с моим предисловием так, что прочесть ее смогут, лишь если со мною что-нибудь случится. Но я уверен, что ничего плохого произойти не может, это нервы, это просто нер...
...декабря 200... года, четверг
В красной рубашке, с лицом, как вымя,
Голову срезал палач и мне,
Она лежала вместе с другими
Здесь в ящике скользком, на самом дне.
Николай Гумилев. "Заблудившийся трамвай"Утром, когда я ходил в "Перекресток", возле дома номер сорок пять расстреляли господина Савельева, Максима Ивановича. Это было так похоже на выпуск новостей или кино, что я совсем не испугался и даже не удивился. Нет, я не знал в тот момент, что он Савельев; просто высокий человек схватился за грудь и, неестественно подпрыгнув, отлетел на ступеньки сберкассы, прошитый двумя автоматными очередями.
"Восьмерка" с затемненными стеклами взвизгнула шинами и умчалась, а высокий мужчина продолжал медленно оседать на ступеньки. Когда немногочисленные утренние зеваки подбежали ближе, он уже не двигался.
Пожилая женщина закричала. Толстяк в кожаной куртке, выскочивший из "Ремонта обуви", опустился на колени возле мертвого и, пощупав запястье, достал из кармана телефон. Два совсем маленьких пацана пожирали глазами лежащее на ступеньках тело, на лицах их были ужас и ликование. На вопли женщины стал сбегаться разный народ. На что смотреть-то? Обычный заказняк. Я пару раз оглянулся и решительно повернул к "Перекрестку". Когда стеклянные двери мягко разошлись передо мной, я услышал там, позади, милицейскую сирену.
Времени у меня было сколько угодно, а денег прискорбно мало, учитывая тот факт, что на сумму, вырученную за проданный "опель", я намеревался прожить еще с годик. Поэтому я долго слонялся по продуктовому залу. Отойдя от кассы, пересчитал бумажки, сдал на хранение пакет с продуктами и пошел к лестнице. Второй этаж нашего "Перекрестка" устроен следующим образом: в глубине - ларек видеокассет, справа притулился салон красоты, а прямо, как поднимешься по ступенькам, - вечно неработающий маленький отдел за стеклянной перегородкой. Там торговали то холодильниками, то парфюмерией, но никто не мог прижиться надолго.
Мне сразу бросилось в глаза, что в отделе обосновался новый хозяин. За стеклом была видна офисная мебель, а у самой двери - элегантный фикус. Каким торговали товаром, я издали не понял и подошел ближе: дел у меня не было, я никуда не торопился, никто меня дома не ждал. Дверь была открыта, и я вошел. Ни товаров, ни витрин. За полукруглым столиком, заваленным папками, боком ко мне сидел мужчина средних лет с резкими залысинами и седым "хвостом", стянутым аптечной резинкой. Он не обращал на меня никакого внимания. Я покашлял.
