Наши уже не придут 5 (СИ) - "RedDetonator"

«Если сложить общие потери обеих сторон, то это почти одиннадцать дивизий — причём почти три дивизии выбыли безвозвратно», — подумал Аркадий, сделав паузу в докладе. — «Десятки тысяч ещё три дня назад живых людей…»

Президиум воспринял информацию спокойно, ведь первый шок от начала войны уже прошёл.

Далее Аркадий перешёл к потерям техники.

Танковые войска, согласно рапортам, потеряли безвозвратно 159 танков, потеряны, но подлежат ремонту — 310 танков. На самом деле, теряется их гораздо больше, но подавляющее большинство удаётся эвакуировать при помощи БРЭМ и доставить в ремонтные батальоны.

БРЭМ также применяются для «эвакуации» подбитой вражеской техники там, где это возможно. Это не значит, что Красная Армия собирается устраивать себе зубную боль с использованием трофейной техники — это значит лишь то, что всё захваченное пойдёт на переплавку, полигонные испытания, а также в качестве экспонатов для музеев войны.

Из-за этого, противник теряет часть техники совсем безвозвратно, даже если она была пригодна для восстановления в полевых условиях.

С самолётами всё хуже — 476 потерянных безвозвратно, в числе которых есть вернувшиеся на аэродром, но более не подлежащие полевому ремонту, а заводской ремонт — это слишком долгая история…

Несмотря на это, эпизодов, которых боялся Немиров, отчётливо помнивший хроники начального периода Великой Отечественной, не происходило. Красноармейцы бьются стойко, панике не поддаются, даже несмотря на действие диверсантов.

За прошедшие три дня звание Героя Советского Союза было присвоено 61 красноармейцам, из них посмертно — 27. Почти половина присвоений, 25, пришлась на лётчиков.

Они приняли на себя основной удар — вылетали по 5–6 раз в сутки, многие были сбиты, но возвращались в строй и снова вступали в бой.

Высокие потери среди лётчиков объясняются этой самой частотой вылетов, общим утомлением, вызванным практически непрерывными воздушными боями — задачей ВВС СССР было нивелировать воздушное превосходство противника и замедлить наступление вражеских сухопутных войск.

То, что фронт ещё стоит, во многом заслуга авиации, которая просто не позволяет вражеским моторизованным подразделениям осуществлять стремительные манёвры.

И, тем не менее, война вскрыла определённые пробелы, допущенные при подготовке Красной Армии. Некоторые генералы и офицеры, несмотря на все предпринятые Немировым меры, предусматривавшие жёсткий отбор, оказались либо частично, либо полностью некомпетентны, что открывало место героизму.

А главная идея, которой придерживались Немиров с Шапошниковым: если в твоей армии есть возможность систематически совершать героические подвиги, то у тебя есть проблемы с командованием на всех уровнях. Когда с командованием нет никаких проблем, война превращается в рутину.

Эталоном Аркадий считал операцию «Багратион» — она была тщательно спланирована, были заблаговременно подготовлены все необходимые ресурсы, применялась продвинутая тактика, разведка использовалась максимально полноценно, а враг был введён в заблуждение о главном ударе.

Сейчас у РККА есть всё, кроме заблуждающегося противника.

Генштаб Вермахта прекрасно знает, куда именно его будут бить, но ещё не до конца представляет, как именно и когда именно…

После завершения заседания, укрепившего иллюзию контроля над ситуацией не только Президиуму, но и самому Немирову, пришло время возвращаться в Кремль.

В генштабе царил перманентный ажиотаж: офицеры почти непрерывно метались между кабинетами, но не хаотично, а по определённой системе. Если где-то на местах и возможна какая-то расхлябанность, какие-то недоработки и вольности, то здесь, в генштабе, такое просто невозможно — все процессы отточены до бритвенной остроты, случайных людей тут нет, кумовство исключено, а отбор не прекращается никогда.

Немиров добился в генштабе и штабах родов войск апогея меритократии, (1) причём сделал это в тяжелейших условиях мирной жизни, что было своего рода подвигом.

Дальше у генштаба дела пойдут только лучше — недостаточно компетентные офицеры будут отбракованы, а на их место встанут эффективные боевые офицеры.

— Здравия желаю, товарищ генерал-полковник! — образцово козырнул Шапошников.

— Вольно, — махнул рукой Немиров. — Здравия желаю.

— Дождёмся генерал-майора Эйтингтона, — сказал Борис Михайлович. — Пройдёмте в мой кабинет.

Они поднялись на второй этаж здания 14-го блока Кремля, а у дверей уже стоял председатель КГБ, держащий в руках кипу папок.

— Здравия желаю, товарищ генерал-полковник! — приветствовал он Аркадия, а затем повернулся к Шапошникову. — Здравия желаю, товарищ генерал-полковник!

— Здравия желаю, — кивнул ему Аркадий.

В кабинете они расселись за большим столом, на котором была растянута карта Восточной Европы, с актуальной разметкой фронтов.

— Кто первый? — спросил Немиров.

— У меня есть актуальные данные по грядущему наступлению, — ответил на это верховный главнокомандующий.

— Послушаем, — кивнул Аркадий.

— Почти укладываемся в график, — начал Шапошников. — Но противник тоже почти укладывается в график. Это чревато осложнением условий наступления.

— Это очевидно, — кивнул Немиров.

— Так как все фронты встали, мы и они, рыскаем в поисках слабых мест, — продолжил Шапошников. — Мы их слабое место уже нашли. Они об этом знают и подтягивают ещё больше резервов. Прежние данные уже устарели — они пересылают на юг в полтора раза больше солдат и техники. Если успеют, то шансы на успех контрнаступления сильно понизятся.

Это была известная проблема — они закладывали возможную неудачу контрнаступления в план. Но и не наступать Красная Армия уже не может — последствия пассивности будут гораздо хуже последствий возможного провала контрнаступления.

— Какова вероятность встречного боя? — поинтересовался Немиров.

— Если мы атакуем завтра с утра, то противник не успеет развернуть все свои резервы, — ответил верховный главнокомандующий. — Но часть их он уже развернул — на линии Плоешти-Бузэу-Браила наша разведка обнаружила очень крупные скопления живой силы и техники противника. Встречный бой будет гарантированно, но послезавтра развёрнутых сил противника будет ещё больше, что обещает крайне тяжёлые условия наступления.

— Начинайте завтра с утра, — решил Аркадий. — А лучше с рассветом.

— Так точно, — ответил Шапошников. — Теперь по целям контрнаступления.

Он обратился к развёрнутой карте.

— Наша задача — преодолеть укрепления противника, деблокировать Измаил и выйти на оперативный простор, за линию Фокшани-Браила-Бабадаг, — начал генерал-полковник. — Затем развить наступление по трём направлениям — Плоешти, Бухарест и Варна.

— Борис Михайлович, — заговорил Аркадий. — Всё-таки, объясни ещё раз. Почему мы не упираемся в горы, а ограничиваемся половиной равнинной территории Валахии?

— Во-первых, ещё никто в истории, кроме, разве что, Чингисхана, не проводил настолько глубоких операций, — произнёс Шапошников. — Во-вторых, выйдя на эту линию, мы уже достигаем самых смелых стратегических целей. Ну и в-третьих — попытка выдавить противника за горы приведёт к его ожесточённому сопротивлению, что будет чревато дополнительными потерями. Пусть лучше противник находится в западной Валахии, которую сложно оборонять.

— Но и восточную Валахию будет непросто оборонять, — привёл Аркадий контраргумент.

— А тут не могу согласиться, — покачал головой генерал-полковник. — Враг просто не успеет развернуть силы для контрудара — там голая равнина. Мы будем знать о каждом его перемещении. Он не только не сможет концентрировать свои войска, но даже увести их ему будет проблематично.

Немиров понял задумку Шапошникова. Румыны, если захотят держать эти территории под контролем, а они будут вынуждены это делать, так как оставление западной Валахии открывает много опций для Красной Армии. Инициатива на Балканах, в таком случае, полностью перейдёт от «Оси» к Красной Армии — будет обнажена Болгария, откроется путь в Югославию, а Румыния окажется в крайне уязвимом положении.