Кирилл Еськов - Америkа (Reload Game)
— Ну, разве что… — нехотя кивнула она, явно не расставшись со своими сомнениями. — Ты… ты вернешься, солдатик? — только честно!
— Даже и не надейся, что — нет! Неужто, нежная моя, тебе и вправду по душе солдаты?
— Ты знаешь — да! Человек, которого каждодневно могут убить, ничего не откладывает на завтра; и это — прекрасно!
…Место, где был запланирован контакт — заколоченный и выставленный на продажу бар «Кондор» — не понравилось Расторопшину сразу и до чрезвычайности: примыкающий квартал был совершенно безлюден, и при минимальном желании отследить посетителей ничего не стоило. Убедившись, что на украшающей фасад табличке «For Sale» намалевана снизу ребячьим угольком рожица (сигнал «явка чиста»), он еще раз, чисто для порядку, огляделся по сторонам (всё равно наблюдатели, если они наличествуют, наверняка заняли позиции в заброшенных домах вокруг — хрен отсюда разглядишь) и толкнул надсадно скрипнувшие створки входной качающейся двери.
Оглядев же царящую внутри «мерзость запустения», он великодушно признал про себя, что был неправ: да, некоторые резоны организовать встречу в этой развалине, безусловно, имелись. Нетронутый многодневный слой пыли на полу гарантировал, по крайней мере, от поджидающей внутри засады, ибо фиксировал сейчас одну-единственную следовую дорожку — от двери прямиком к лестнице, ведущей на второй этаж: там, в жилой комнате прежнего хозяина бара, и должен был состояться контакт.
И, чтоб уж окончательно развеять его опасения, сверху донеслось лихо высвистанное «Славно, братцы, славно, братцы, славно, братцы егеря!» — так что по лестнице он двинулся ничуть уже не скрываясь, а, напротив того, твердо шагая по скрипящим на разные голоса ступенькам.
Распахнул дверь — и остолбенел на пороге, ибо человеческой способности удивляться положены всё же природой некоторые пределы…
48
— Вы?!.
Командор — кажется, даже посвежевший-поздоровевший со времен их последней встречи — расположился, нога на ногу, в ветхом плетеном кресле посредине пустой замусоренной комнаты. В Службе он имел гранитной твердости репутацию человека, никогда не носящего при себе оружия — и вид «калашникова» со взведенным курком в его руке поразил сейчас Расторопшина едва ли не сильнее, чем сам факт пребывания шефа на этом свете, а не на том.
— Он самый! Можем обняться — заодно и убедитесь, что я не привидение.
Так и сделали.
— Ч-черт… На правах отставного: черт бы вас побрал, Александр Васильевич! Неужто нельзя было хоть издаля намекнуть? Я ж не о том, что-де «все глаза по вам выплакал» — хотя, кстати, и выплакал тоже, да, — я о деле! Я из-за этой истории с вашим «убийством» засвечен, как выясняется, до самых кишок, у меня же теперь на лбу татуировка: «Внимание! Агент русской секретной службы» — на трех языках, для верности…
— Ну да, всё правильно, — благодушно кивнул Командор. — Так оно и было задумано.
— Не понял…
— Ну, как… Три секретные службы, вместо того, чтобы заниматься делом, наперегонки друг с дружкой распутывают авантюрные похождения — а-ля Рокамболь- одного-единственного шустрого отставника; не имеющего даже внятного задания, кстати. А тем временем серьезные люди… ну, вы меня поняли.
— Но в Питере-то я, по факту, провалил всё что можно! А здесь я — вообще не пойми кто и не пойми зачем…
— С чего это вы взяли? В Питере вы действовали блестяще — я горжусь вами, Павел Андреевич! Благодарность перед строем, и всё такое. А что вы, в довершение ко всему, сумеете добраться досюда живым — в такое и поверить было трудно…
— Так это, выходит, вроде как нечаянная радость — что меня не утопили голубенькие, не отравили люди-тени, не повесили за сфабрикованное двойное убийство и прочая, и прочая?
— Ну, раз уж вы сумели добраться досюда — неутопленным, неотравленным и неповешенным, — то вас, разумеется, ожидает награда.
— И я даже догадываюсь — какая. Следующее задание?
— Ну, а какая еще награда предусмотрена для таких, как мы с вами?.. — ухмыльнулся Командор и, извлекши из кармана пиджака свою известную всей Службе плоскую фляжку, мятую и исцарапанную, сделал приглашающий жест. — Глотнуть не желаете ль — для приведения в порядок мыслительного процесса?
— Да уж, не откажусь — самое время… Однако позволю себе напомнить, Александр Васильевич, — продолжил тут Расторопшин неприятным голосом, — что Служба, вообще-то, вышвырнула меня в отставку без выслуги, и по нынешнему времени я служу по контракту Русскому Географическому обществу. Перед которым у меня есть целый ряд обязательств. Так что…
— Не думаю, Павел Андреевич, что в данном конкретном случае перед вами встанет проблема «конфликта интересов»… Итак, вводная: кое-кто… не будем тыкать пальцем… заинтересован в срыве вашей экспедиции; более того, есть основания полагать, что задачу эту они могут решить самым радикальным способом: прямой ликвидацией вашей команды. По ряду причин, которые вас не касаются, официальные российские структуры, в том числе и консульство, должны держаться от всей этой истории так далеко, как это возможно. Так вот, сбережение жизни ваших спутников отныне возлагается на вас лично. Это, надеюсь, не противоречит вашим обязательствам?
— Ни в коей мере!
— Что, полегчало? — усмехнулся Командор. — Задачка как раз для «простого, незатейливого боевика», умеющего «организовывать покушения и предотвращать их»?
— Вы будете смеяться, но — да! Дайте-ка сюда еще разок вашу волшебную фляжечку… прозит! Кстати, сегодня с утра нас с Сашей Лукашевичем уже вели в городе целой бригадой — четверо, как минимум. Еле оторвался…
— Вот как? Ну-ка, опишите их!
— …Нет, Павел Андреевич, это не Компания, — заключил Командор, выслушав его отчет. — Значит, они даже не попытались разделить группу в Торговом квартале и следовать за вами… Очень странная история. Впрочем, одно объяснение напрашивается сразу: предметом их интереса были вовсе не вы, а ваш спутник, этот самый мальчик.
— О дьявол! — пробормотал ротмистр, явственно чувствуя, как проглоченный коньяк смерзается у него в желудке. А ведь всё сходится: «Те люди, четверо… Ну вот, не чую я такого, чтоб они охотились за тобой — а должна бы! Тут что-то не так» и «Похоже, очень непростой парнишка. Очень…» — Я идиот: оставил его там одного, просто чтоб отделаться от него на время контакта… Кафе на людной улице, но…
— Да уж, я бы на вашем месте поспешил, со всех ног! Вы вооружены?
— Нет. Скрытое ношения оружия в Техасе запрещено, а документы нам должны выправить в полиции только завтра.
— Диво дивное: даже я уже при оружии, а вы нет! Ладно, держите мой… Есть у меня нехорошее предчувствие, что он вам может пригодиться скорее, чем хотелось бы.
Расторопшин уже начал спускаться по лестнице, как вдруг услыхал громкие голоса на улице перед входом. Бесшумно попятившись, он почти наткнулся на тревожно выглянувшего из комнаты Командора — и тут снаружи лязгнуло:
— Achtung! Hier spricht die Staatssicherheit! Das Haus ist umstellt und wir wissen, dass Sie drinnen sind! Gehen Sie — mit erhobenen HДnden und langsam — heraus![12]
А ведь прав, глубоко прав был этот ихний полиглот-выпендрёжник Карл Пятый: «С врагами — по-немецки», только так…
— Так, значит, «оторвался» — хоть и «еле-еле»? — процедил сквозь зубы Командор. — На всякий случай: я-то тут с ночи, безвылазно — так что притащил их на хвосте точно не я!
— Мой прокол, Александр Васильевич — мне и оплачивать этот банкет… Давайте-ка уходите задами, а я останусь прикрывать…
— Вы что, рехнулись, ротмистр?! Нам тут, для полного счастья, только перестрелки с местными голубенькими недостает!.. Нет уж, всё у нас будет ровно наоборот…
Что в доме не один человек, а двое — им, слава богу, неведомо; меня, к тому же, в Новом Гамбурге никто не знает, вообще. Я выйду сейчас к ним и предложу проследовать в участок. Там я предъявлю дипломатическую картонку одной мелкой латиноамериканской державы, вполне качественно исполненную — а тут всем известно, что они этим добром торгуют направо и налево. Подозревать они могут что угодно, но реально предъявить мне нечего — даже ствол ведь останется у вас; ну, в крайнем случае — выдворят из страны, а мне как раз и так уже отсюда убывать. А вы чуток переждете тут, в теньке — и рвите к своей кофейне…
— Ich wiederhole: Achtung! Hier spricht die Staatssicherheit!..[13]
— Hallo Leute! Sucht ihr vielleicht mich?[14] — откликнулся Командор и, размашистым шагом низойдя в притемненный холл с рассохшихся скрипучих ступеней, исполнивших первые такты бетховенской «Schicksalssinfonie» («So klopft das Schicksal an die Pforte — Так судьба стучится в дверь»), толкнул створки ведущей на улицу двери-«распашонки».
