Попова Александровна - Пастырь добрый
«Жертва будет ждать в ответ на свою признательность вашей благосклонности; но упаси вас Господь попустить благосклонности этой перерасти в снисходительность либо, напротив, злорадную насмешку - вы убьете его чувство, вы дадите ему силы начать все с начала и пойти до конца; не дайте благосклонности своей захватить вашу душу и перейти в ответную благодарность - ибо тогда жертва увидит перед собою жертву, а сие вновь пробудит в ней палача, что также возвратит ее силы. Только хладнокровие и участливость. Спокойствие и благоволение. Справедливость и милосердие»... Альберт Майнц, «Victimologia»...
- Довольно...
- Я остановился, Янек.
«Только хладнокровие и участливость. Спокойствие и благоволение»...
- Янек Ралле, - с хрипом уточнил тот, сместив взгляд единственного глаза на своего истязателя, и Курт медленно кивнул:
- Я запомню. Ты впрямь неплохо держался.
- Иди ты к черту... - повторил тот устало. - Знаю все это... Как же там было... «Признание за испытуемым его крепости как заслуги протянет между ним и следователем ту нить»... черт, как же там...
- «... которая, подобно ариадниной, приведет к вам его душу», - договорил он тихо. - Том первый, «Victimologia». Но на твою душу я не претендую - слишком по разные стороны мы находимся и слишком ясно каждый из нас понимает, что происходит... Однако ты действительно хорошо держался. А поскольку такое встречается нечасто - я действительно тебя запомню. Может, хотя бы теперь ты мне скажешь, за что стоило терпеть все это? Какие высокие идеи стоят таких мучений?
- Мир без Инквизиции, - чуть слышно отозвался чародей, закрыв единственный глаз. - Уже одно это стоит многого.
- Без Инквизиции... и с чем?
- Ты этого не поймешь, так к чему тратить время...
- Попробуй, - предложил он с мягкой настойчивостью. - А вдруг я и без того все понимаю? Просто мы в самом деле видим слишком разные стороны одного?
- Невозможно видеть разные стороны истины. Разные стороны свободной воли. Можно быть по разные стороны от них. Тебе, выкормышу Конгрегации, даже слова этого не ведомо... Ты этим взращен - порядок, система, тебе и в голову никогда не могло придти, как можно иначе. Попади ты в иные руки в свое время...
- А как кельнские дети помешали вашей свободе? Скажи теперь, для чего было нужно все это?
- Не для «чего», - исправил тот еще тише, - а для кого. Для тебя. Это мог быть кто угодно, дети, кошки, трубочисты - дело не в них. Дело в тебе.
- Расскажи, - не потребовал - попросил Курт; тот осторожно вдохнул, тихо застонав, когда истрепанное в лохмотья тело все-таки шевельнулось.
- Ты слишком во многое успел влезть, мальчик из академии, - пояснил он снисходительно. - Слишком многое успел натворить, слишком многим сумел перейти дорогу... слишком многое сумел для сопливого выпускника... Каспар, его неудача в Таннендорфе - это был повод присмотреться. Не спрашивай, где он, я не знаю; я лишь знаю о нем. Твое прошлое расследование - вот основная причина. Ты никто, пустышка, не умеешь ничего - ты просто человек, однако слишком необычный человек.
- Чем же?
- Смешно, что в твоей академии это прозевали... - болезненно усмехнулся чародей, вновь подняв взгляд к нему. - Ты видишь, что другие не видят. Ведь ты замечал это, не так ли? Бывали и проблемы с твоим начальством из-за этого, наверняка... Ты видишь птицу на ветке, потом - кота у дерева и из этого делаешь выводы о том, что по соседству рухнул дом... и оказываешься прав... И сегодня - как ты сумел понять, кто перед тобой, когда направил оружие на напарника? Ведь указаний, явных, неоспоримых - их не было... Инквизиция начала привлекать к себе тех, кого раньше убивала, и это сделало ее сильнее, и с каждым годом ее мощь все растет; а если такие, как ты, это нечто, подобное таким, как мы? если все твои успехи до сих пор - не случайность, а закономерность? если это - не воспитанная академией способность к прямой логике, а - твой дар, склонность, талант, все равно...
Он умолк, устало переводя дыхание, тихо постанывая от боли в переломленных ребрах; Курт выждал полминуты, сидя молча и неподвижно, и, наконец, уточнил:
- Вы хотели это проверить? Свою теорию о моих способностях? Подставили именно Финка, чтобы именно я точно занялся именно этим делом? а после следили за тем, смогу ли я из неявных и рваных следов составить верное истолкование событий?
- В тебе не ошиблись, - чуть заметно улыбнулся тот. - Я это и сейчас вижу... Это ты - человек-unicus, парень... Ты ходячая интуиция; ты видишь дело там, где его не должно быть... А кроме того, ты необычайно вынослив для просто человека, вот вторая причина, по которой - вне зависимости от того, оправдал ли бы ты наши ожидания - от тебя следовало избавиться. Сегодня ты подтвердил и это предположение. Отвечу похвалой на похвалу - до сих пор не понимаю, как ты смог от меня вырваться ...
- Id est[150], - подвел первый итог Курт, - все это вообще не имело никакой иной цели? Только я?
- Ты в первую очередь. Уничтожить человека, сумевшего пережить удар мага такого класса, с каким ты столкнулся в прошлый раз...
- Мельхиор?
Искусанных в мясо губ коснулась мимолетная усмешка.
- Стало быть, проболталась девчонка... Сегодня я ее понимаю... Да, он самый. Я до сих пор не слышал о тех, кто выжил бы после этого. Возможно, такие и есть, просто мне о них не известно; и ты не жди от меня слишком многого - как ты верно сказал, я не главный «в нашей компании». Мне всего не говорят. И как сегодня стало ясно - не зря...
- Ты знаешь о Каспаре, о Мельхиоре... - мгновение Курт молчал, за эти доли секунды решая, следует ли высказывать свои догадки и чего может стоить его ошибка, и осторожно спросил: - А Бальтазар?
Тот ответил не сразу, глядя на него пристально, с легкой долей потерянности, и, наконец, произнес тихо:
- Ответишь и мне на вопрос? Ведь я теперь уже ничего и никому не смогу рассказать... О нем - ты откуда узнал?
- Я не могу ответить, - возразил он ровно, подавив в себе желание вздохнуть с облегчением. - Однажды Каспар вот так же сидел над телом умирающего следователя Конгрегации, думая, как ты, как я сейчас. Он ошибся, и тот, перед кем ему вздумалось откровенничать, выжил. Посему - я тебе не отвечу. А ты - готов ответить?
- Мне нечего сказать. Я не знаю его.
В голос окровавленного человека вновь вернулось напряжение, почти вернулся страх, когда Курт повернул голову, глядя в его единственный глаз...
- Я не знаю его, - повторил он с усилием. - Это правда, ты сам должен понимать - я, в конце концов, просто исполнитель, я не могу знать все...
- Я верю, - кивнул Курт. - Вижу. Это правда.
- Я лишь слышал о нем - как и о прочих двоих; о них знают, как знают о Папе или Императоре, о том, что они есть, не видя их... Кто-то видел, кто-то говорил, кто-то общался; кто-то - но не я... Я их не знаю...
- Хорошо, я верю, - успокаивающе повторил он, когда тот зажмурился, вцепившись снова в изгрызенную губу, ссаживая и без того содранную зубами кожу; в груди что-то клокотнуло, и чародей хрипло выдохнул, сдерживая кашель и содрогаясь всем телом.
- Минуту... - выдавил он с шипением. - Дай минуту...
- Передохни, - дозволил Курт, - а пока говорить буду я. Если я точно тебя понял, тебе надо лишь подать знак, что я все говорю верно. Ergo. После дела фон Шёнборн вас заинтересовал некий следователь, по вашему мнению, слишком дотошный либо обладающий не совсем сверхъестественной, но и не слишком обычной способностью к собственно следовательской работе. Иначе говоря, обладающий чутьем, развитым несколько выше обычного. Все верно?.. Верно, - сам себе кивнул он, уловив едва заметное движение закрытого глаза. - Я вмешался в ваши дела дважды, дважды сорвал ваши планы - когда не дал Каспару устроить провокацию в Таннендорфе и когда помешал некоей личности под именем Мельхиор заполучить в свое распоряжение сильную и преданную соратницу и ее дядюшку с его большими деньгами и связями. В процессе этого дела вам стало известно, что я странным образом устойчив к... так скажем, всякого рода сверхъестественному воздействию - об этом Мельхиору рассказывала графиня фон Шёнборн, чьи забавы не многие смогли пережить, а после это увидел и он сам, когда я устоял под его... как ты это назвал? удар... под его ударом. Итак, выпускник, в активе - всего два расследования, но оба - серьезные, оба проведены слишком хорошо для выпускника, оба сильно испортили вам жизнь, посему вы стали опасаться, что, если так пойдет и дальше, работать станет решительно невозможно. Стало быть - устранить следователя. Но, если я верно тебя понял, вместо того, чтобы просто убить, вы хотели попутно удостовериться в правильности ваших выводов. Так?.. Соорудили дело, на которое я должен был обратить внимание, и подбросили несколько зацепок; если вы правы, я должен был их увидеть, если нет - то нет... А если нет? Если бы я не оправдал ваших подозрений? И вообще - насколько важной была вся затея с флейтой? Она в самом деле была нужна? Для чего? Можешь ответить сейчас?
