Попова Александровна - Пастырь добрый
- Возбуждает?
- Да не то слово. И что теперь? Тебе-то от сего прискорбного факта легче не станет; если это так, то для тебя лично все только становится хуже, ибо ты, выходит, в руках человека, дорвавшегося до любимого дела... Вот такой вот неприятный вывод. Только занимаюсь я этим самым делом впервые, опыта нет; а знаешь, как это бывает, когда берешься за то, что делать не умеешь? Возишься втрое дольше. Ну как, возбуждает?
- Ты не в моем вкусе, - хмыкнул тот, с трудом подавляя зубную дрожь - кожа пленного чародея покрылась синими пупырышками, а пальцы покраснели и невольно сжались в кулаки; Курт кивнул:
- Держишься неплохо; если ты хотел, чтобы я это признал - я это признаю. Держишься отлично; пока. А главное - судя по всему, наконец-то выговорился. Теперь вернемся к нашей беседе. Поскольку словесные изощрения мы оставили в стороне, начнем говорить серьезно. Кое-что о тебе я уже понял - для таких выкрутасов, какие ты пытался провернуть со мною, тебе надо сосредоточиться, чему я сейчас, несомненно, некоторым образом мешаю; даже не стану требовать от тебя подтверждения моего вывода. Это так. Теперь я хочу знать, как ты это делал - внушал ли то, о чем тебе известно из иных источников, либо же ты предоставляешь человеку самому находить неприятные моменты в жизни и погружаться в них, а ты при этом видишь его мысли?
- А для чего тебе это знать? Мне казалось, инквизитор первым делом должен спрашивать о сообщниках...
- Еще спрошу, - пообещал Курт. - А это - так, для общего развития. Не сумею добиться внятного ответа - я просто миную этот вопрос и перейду к следующему, более важному. К примеру, о сообщниках, как ты верно заметил. А после, когда ты мне все расскажешь, вернемся к обсуждению твоей техники работы - если к тому времени ты еще сумеешь связать вместе два слова.
- Два слова я могу связать сейчас, - сквозь уже откровенно стучащие зубы выговорил тот. - Пошел в задницу.
- А сказал, что я не в твоем вкусе, - заметил он и укоризненно вздохнул. - Как неожиданно столь благопристойная беседа перетекла в уличную перебранку.
- Я подумал, ты стосковался по привычному общению.
- Да, есть немного, - согласился он с улыбкой. - И с этим тоже спорить не стану. А теперь, - посерьезнел Курт, усевшись подле связанного на колено, - я перехожу к делу непосредственно, и на твоем месте я бы задумался над одним фактом. Сейчас я снова скажу нечто типичное, то, что говорю всем. Подумай о том, что рано или поздно ты все равно все мне расскажешь. Просто задумайся об этом. Напоследок я тоже блесну познаниями сущности человеческой и скажу, что и ты кое-чего боишься - сейчас, по крайней мере; ты боишься заглянуть в будущее - на час или полтора, потому что это будущее для тебя страшно и неприглядно. Потому что знаешь - ты не из тех, кто умрет молча. Ты расскажешь.
- Ты так уверен? - неизменная, но теперь уже с трудом сохраняемая усмешка, казалось, примерзла к синеющим губам чародея. - Сколько таких сопляков, как ты, за мою жизнь пытались меня напугать - и где теперь они все?
- Где? Расскажи. Послушаю с интересом.
- Возможно, на докладе у вашего самого высокого начальства. Или в вечном карцере; как знать.
- А погодка-то сегодня, а?.. - проронил Курт сострадающе, когда стиснутые челюсти пленного скрипнули одна о другую. - Спустя пару минут нашей увлекательной беседы жизнь уже не кажется такой уж простой, да? Уже и самоуверенности поубавилось... Уже начинаешь думать о том, что будет через четверть часа или час... Я скажу, что будет. Инквизиторов, друг мой, учат двум вещам - убивать быстро и убивать медленно; сейчас только от тебя зависит, какое из своих умений я должен буду применить. Давай-ка открыто: жизнь я тебе обещать не стану, это понимаешь ты и понимаю я. Так или иначе, тебе конец. Мы можем договориться лишь о том, когда этот самый конец настанет и насколько счастлив ты будешь его встретить. Перестань корчить из себя героя - и все закончится скоро. Очень скоро. Ты не будешь особенно этому рад, но зато и лишних мучений избегнешь. Продолжишь эту бессмысленную браваду - и смерти ты обрадуешься, как младенец родной матери, однако радость твою будет омрачать то, что мать эту ты встретишь в сильно потрепанном виде... Молчишь, - вздохнул он, когда тот отвернулся, сжав дрожащие от холода губы. - Стало быть, уже начал думать. Но учти - долго я ждать не буду.
- Пошел к черту, - тихо вытолкнул чародей, глядя в сторону. - Прекрати трепать языком и начинай.
- Как скажешь. Но прежде я хочу сделать еще одно важное замечание: как только ты осознаешь, что готов к предложенным мною условиям, я остановлюсь, услышав другие два слова - «все скажу».
Тот вновь умолк, сжав губы и всеми силами пытаясь сдержать дрожь в окоченевшем теле; позади послышался тихий, напряженный вздох, и голос Бруно, сам на себя не похожий, выбросил:
- Господи, да скажи ему, что он хочет, идиот! Ты понятия не имеешь, на что идешь, соображаешь ты это! Что бы там ты ни плел - ты его не знаешь; у него - не молчат!
- Кажется, сегодня ты будешь истязать двоих, - на миг вернув усмешку, но все так же глядя в сторону, заметил чародей.
- Переживет, - отозвался Курт сухо.
- Не боишься того, как после сегодняшнего дня на тебя будет смотреть твой подопечный?
- Переживу.
По оголенному ребру он провел кромкой ножа теперь медленно, обнажая сине-розовую кость; чародей изогнулся, подавив крик и впившись зубами в губу.
- Не слишком изобретательно, - выдавил он с шипением; Курт пожал плечами, повернув лезвие и поддев сухожилие острием.
- Зато эффективно. Пока я не потянул нож дальше - ничего не хочешь сказать?
- Хочу. Чтоб ты сдох.
- Тоже не особо оригинально, - отметил он, дернув кисть кверху, и тот замычал, зажмурившись и вновь закусив губу. - Я остановлюсь ненадолго, - пояснил Курт, удостоверясь, что вместе с нервами не задел важных сосудов, - чтобы огласить список вопросов. Вопросы тоже будут типично инквизиторские. Имя - это первое. Имена тех, кто был с тобою сегодня здесь и тех, кто был в Кельне. Далее: смысл всей этой затеи с Крысоловом - для чего он вам. Также - для чего было привлекать мое внимание, для чего был нужен я. Еще - кто в Конгрегации снабжает вас сведениями, сколько их; имена. И, наконец - ведь не ты главный в вашей веселой компании. Последний вопрос - кто. Имя и где он.
- А карту тебе не нарисовать? - хрипло усмехнулся тот; он кивнул:
- Неплохая идея. Вот только вряд ли ты сумеешь это сделать, если задержишься с ответом еще на минуту. Следующий номер в нашем представлении - человек-unicus, умеющий согнуть руку в трех местах. Правда, у тебя останется еще одна рука... ты левша или правша?
- Как и ты, - все еще удерживая подрагивающую улыбку, отозвался чародей.
- Снова намекаешь на свою осведомленность?.. итак, стало быть, тебе все равно. Выбирай - какую ломать, левую, правую?
- Хоть обе - слова от меня не услышишь.
- Кто тебя за язык тянул... - Курт поднялся, сделав шаг и остановившись над головой пленного чародея; тот осторожно перевел дыхание, сжав кулаки и рванув руки. - Не рыпайся. Вбито на совесть. Один момент: как только ты пожелаешь ответить на какой-либо из заданных мною вопросов, я приостановлю наш только начавшийся разговор. Захочешь ответить на все - мы с тобою распрощаемся. Итак?
- Грубо работаешь; а я-то ожидал высоких традиций - игл под ногти...
- С собой нет, - сожалеюще отозвался Курт и четким резким ударом вмял каблук под локоть вытянутой руки чародея; хруст кости заглушило утробное рычание, и из-под впившихся в губу зубов на коже проступили крупные капли крови. - Надо же; не закричал, - отметил он с одобрением, медленно обойдя вокруг и остановившись над второй рукой. - Повторяю вопрос. Имена, смысл вашей затеи и моего участия в ней. Ответь хотя бы на один - и будет шанс перевести дух.
Тот рванулся опять и на этот раз почти не сдержал крика, когда сломанная рука, скребя костью по мышцам, вывернулась в сторону.
- Чтоб ты мной подавился, - выцедил он, с усилием проталкивая воздух в грудь.
- Ответ понятен, но неверен, - кивнул Курт и вдавил сапог во вторую руку, провернув в сломе каблук, дробя сокрушенную кость.
- Schweinehund! - вырвалось сквозь стиснутые до скрипа зубы. - Ублюдок, шваль монастырская!
Он поморщился.
- Фу. А меня величал люмпеном... - обойдя напрягшееся в болезненной судороге тело, он снова присел на корточки подле перекошенного лица и усмехнулся. - Это, вообще, хороший выход - выкрикивать оскорбления во время пытки. Вроде как это и не крик сам по себе. Самолюбие утешается. Только заметь: все это длится минуты две, не больше; сколько ты еще продержишься?
- Устанешь первым, - выдавил тот сквозь стон, закрыв глаза и дыша урывками, точно загнанный конь.
- Да брось, - возразил Курт уже серьезно. - Это похвальная стойкость, только к чему?
- Альберт Майнц, «Психология пытки», - тихо проговорил чародей, не открывая глаз. - Том второй, «Supplementum»[148], выдержки из протоколов. Самый часто применяемый довод.
