Дмитрий Дивеевский - Ось земли
Порфирий поднялся со своего ложа, картинно прошелся перед Александром Александовичем взад и вперед, откинул назад сальную гриву волос, блеснул сумасшедшим глазом и вдруг запел хорошо поставленным, хриплым баритоном:
– А я Сиби– Сибири не боюся
Сибирь ведь тоже русская земля
Развевайся чубчик кучерявый
Мы живем на свете не зазря.
– Чуешь, профессор, о чем пою? Вот ты с таким песенником и поговори о цивилизованной культуре исполнения законов. А он тебе в ответ: живем на свете не зазря! Думаешь на нашей земле когда-нибудь такие песни петь перестанут? Если перестанут, тогда ты им о цивилизованной культуре и толкуй. А пока надо проще. Состоишь в бандгруппе, сучий сын? Состоишь! Ну и что с того, что сегодня на тебя следственного дела нет? Все равно бандит! Пошел в Сибирь, по признаку принадлежности к бандгруппе!
– Это нарушение прав человека. Это презумпция виновности!
Порфирий махнул рукой:
– Ну, тебя, с Сашхен. Надоел ты мне со своей талмудистикой. Говорю тебе: без таких мер в России ничего не добиться. Этот момент Сашка Керенский точнейшим образом отразил. Поначалу я Сашку терпеть не мог. Есть такая порода людей – первую половину жизни все их дурнями считают, а потом бац – и мыслитель оказался. Вот и Керенский такой. По молодости много глупостей наделал: в масоны затесался, с Бьюкненом, послишкой английским снюхался, вместо того, чтобы своей башкой думать, его советам следовал и буржуазную революцию не за понюх табаку профукал, в результате чего пришлось ему из России удирать. Но к старости многое понял. Так вот что он про Сталина писал, слушай: «Великий человек. Двое таких было: Петр Первый и он. Оба сделали Россию державою. Только деспотизм способен из хаоса и нищеты сделать нечто великое. Добром в политике ничего не добьешься. Я слишком поздно это понял. Насилие, железная дисциплина, но ради высокой цели можно и пострадать. Россия пребывала в спячке, он пробудил ее. Индустриальный гигант, военный колосс. Это его заслуга. Провел народ сквозь ад и вернул ему чувство собственного достоинства. Нынче каждый вынужден считаться с Россией». Чуешь профессор, как дело-то выглядит? Он мужика в колхоз силой, силой, кровью, индустриализацию силой, народ мычит, страдает, а в конце что? В конце трудовой человек видит себя совсем в другом качестве. Он – главная опора страны. Замечай, Сашхен, вчерашний раб при Сталине почувствовал себя вершителем истории! Диссидентишки то все тужились доказать, что это обман, иллюзия. Мол, коммунисты эксплуататорами были, а трудяга зря себя хозяином страны возомнил. Это его обманули. Поди, обмани его! Нет, брат, шалишь! Был он в ту пору хозяином страны и вершителем истории. Не зря всем народом пели:
«Широка страна моя родная
Много в ней лесов полей и рек
Я другой такой страны не знаю
Где так вольно дышит человек.
Народ за такое состояние души все простит.
– Ишь, какой лакированный вождь у тебя получился – ядовито отреагировал Зенон. Он не любил подобной патетики – может, объяснишь, почему тогда русская интеллигенция культа личности не простила и простить не сможет. А? Может потому, что он нашел с мужиком общий язык в ценностях средневековой давности: великая Россия, непобедимый русский богатырь, скатерть самобранка и конек-горбунок? А на современные вызовы он не готов был даже реагировать?
– Это что ты имеешь в виду?
– А то, что после войны в Западной Европе во всю расцветало, а в сталинском лагере замалчивалось: истинная демократия, многопартийность, права человека и так далее. Слабовата кишка оказалась у твоего кумира?
Зная огневой характер Поцелуева, профессор ожидал яростной вспышки, однако вопреки обыкновению, Порфирий насупился, задумался, а затем медленно изрек:
– Ты, друг мой, эпохи не путай. Сталин жил и правил в эпоху диктаторов. Сколько их тогда по всей Европе расплодилось! Начиная с Бенито Муссолини, кончая Салазаром. А вот сразу после войны разница, действительно обозначилась. Знаешь в чем разница? В исторической искушенности врагов социализма. Они не только правильные выводы сделали, но и воплотили их в реальность. В сорок пятом году социализм в европейские двери ох как громко постучал! И они за ценой не постояли: не только классовое угнетение убавили, но и демократический балаган настолько усовершенствовали, что даже появились многочисленные люди, которые стали верить в его исключительную незаменимость.
Тут и началось поражение социализма, потому что последователи Сталина такой же гибкой системы в ответ не создали. А могли бы! Да что теперь об этом говорить. Какие Вы там демократы, стало ясно после того как СССР развалился. Поползли по всем континентам завоевательные войны с участием демократических государств. Даже там, где, казалось бы, никто и предполагать не мог, например, в Югославии. После краха СССР чем дальше, тем больше не хотят эти политики себя демократическим притворством утруждать. Не доказали, что у Саддама есть оружие массового уничтожения? Нет, не доказали! Плевать, все равно будем воевать.
А Сталин в свое время и не думал уподобляться западным демократиям, потому что в отличии от тебя прекрасно видел их лживый характер. Он-то на своей шкуре испытал, что все либерально-демократические разглагольствования – лишь словесное прикрытие для постоянной агрессии англо-саксов, которые задают тон на Западе. Агрессия – это способ существования англо-саксонской политики и надо быть шутом гороховым, чтобы не понимать, что все разговорчики и договорчики на самом деле лишь маскируют ее. Стыдно, Сашхен.
– Я не позволю тебе обзываться. Либо ты ведешь политкорректный научный диспут, либо мы прекращаем отношения.
Поцелуев устало откинулся на спинку софы и прикрыл глаза.
– Если бы передо мной сидел какой-нибудь начинающий депутат или журналист, я бы с ним терпеливо вел разъяснительную работу. А с тобой, профессор, какую работу вести надо? Ты жизнь прожил, миллион книг прочитал и о какой-то западной демократии щебечешь! Ты, что, слабоумный? Вон, в Америке заговорщики в ЦРУ и Пентагоне гигантский террористический акт провели, взорвали торговый центр в Нью Йорке. Взорвали под руководством больших политиков. Теперь наружу вылезли белые нитки и что? Расскажи мне, какое-такое расследование ведет американская демократия, чтобы вывести это историческое надругательство над народом на чистую воду. Покажи на примерах, как по требованию общественности учреждаются комиссии, возбуждается прокуратура, кипит Конгресс и так далее. Нету этого! Факты провокации и подлога на лицо, целый ряд гражданских инициатив требует реального расследования – и не делается ничего. Террористический акт, в котором погибли три тысячи человек, террористический акт с применением самолетов и крылатых ракет спецслужбами против собственного народа, террористический акт в котором два американских пассажирских самолета были сбиты американскими же истребителями, этот теракт не расследуется. Напротив, его прикрывает весь американский правящий класс, потому что по итогам этого теракта получил войну-кормилицу. Вот это фратерните, вот это либерте! Вот это демократия! Давай встанем и поклонимся статуе Свободы, у которой в голове дыры!
Сталин строил свою систему. Я, свидетель и участник этого строительства, могу присягнуть на Библии, что при всех ее недостатках, она предназначалась для того, чтобы однажды появилось равноправное и счастливое государство всех рабочих людей. Да, оно было обречено на катастрофу из-за своего безбожия, но все-таки оно уже появлялось из кровавой пены развернувшейся вокруг него борьбы. Появлялось, несмотря на то, что весь капиталистический мир ополчился на него.
– Только не говори, что сталинизм вернется в Россию!
– Лучше, чтобы в том виде, какой уже был, он не возвращался. Не дай Бог! Но если России предначертано возродить свое величие, то с сегодняшней лживой и гнилой системой она такую задачу не решит. Ей понадобится другая власть, и я думаю в той, грядущей власти она кое-что позаимствует от Иосифа Виссарионовича.
Измена Воли
Всего два месяца минуло их близости, а Севка окончательно потерял голову. Свет в его глазах сошелся клином на Воле. Они постоянно находили возможность побыть вместе, то в комнате Булая, то у нее, и встречи эти погружали парня в состояние блаженства. Он словно нырял в Волю и нежился в ней, принимая ее страстные движения и поцелуи. Им не хватало времени на разговоры и узнавание друг друга. Все время властно отнимала молодая плоть, готовая трудиться день и ночь.
Севка забыл о Насте. Лишь иногда воспоминания о девушке покалывали его душу, заставляя неприятно ежиться. Совесть его была нечиста.
Незаметно приблизились праздники Октября. Студенты готовились на четыре дня разъехаться по домам. Засобирался и Севка. Воля решила ехать вместе с ним и познакомиться с его родителями. Для нее вопрос об отношениях с Севкой был решен – Булай ее устраивал. Парень добр характером, не конфликтен и слушается ее. К тому же хорошо учится, имеет перспективы неплохо устроиться в жизни. Такой будет подходящим мужем и хорошим отцом. По неопытности девушка переоценила свое влияние и неожиданно натолкнулась на нежелание Булая брать ее с собой в Окоянов. Севкины родители ни сном ни духом не знали о появлении у него зазнобы и он не хотел делать им такой сюрприз. Будет время, поедет… К тому же, ему предстоял трудный разговор с Настей и он не хотел, чтобы Воля крутилась рядом.
