Дмитрий Дивеевский - Ось земли
– Я хотел поговорить с Настей.
– Поговорить? Ты два месяца не давал о себе знать. Наверное, не хотел говорить. А сегодня что-то случилось?
– Да, но я хотел бы лично….
– Нет, Сева. Лично ты с ней говорить не будешь. Она не для таких, как ты. Прости, что я ошиблась и не распознала тебя сразу. Если бы распознала, то в тот же день попросила бы нас не беспокоить. А ты обеспокоил. Ох, как обеспокоил! Уходи. Тебя здесь не ждут.
– Тетя Анна…
– Какая я тебе тетя. Ты человек бессердечный или безголовый. Не знаю, где правда. Я родней такому быть не хочу. Все, прощай.
Дверь за ней захлопнулась.
Севка понурив голову побрел прочь от дома. На душе его скребли кошки, в голове мелькали обрывки бессвязных мыслей. Он понимал свое ничтожество и не мог ничего возразить.
Все-таки они встретились. После разговора с матерью Насти Севка потерял покой. В душе его шевельнулись воспоминания о недавних днях душевного блаженства с Настей и ему нестерпимо захотелось повидаться с девушкой. Студенческие каникулы были длиннее праздников и когда город вышел на работу, он пришел к пошивочной мастерской. Парень появился рядом с заведением ближе к концу рабочего дня и терпеливо дожидался появления Насти. Наконец она вышла в группе портних и сразу увидела его. Слабо улыбнулась и подошла.
– Здравствуй, Настя, прости меня – с самого начала выпалил Севка.
Настя достала из сумочки наручные часы и протянула ему:
– Вот, возьми. Теперь они не мои.
Севка взял часы. Действительно, история должна иметь логическое завершение.
– Я хочу объяснить тебе, что случилось.
– Ты бросил меня, вот и все, что случилось. Наверное, не просто так бросил. Причина имеется.
– Да, Настя, я сошелся с другой девушкой. Как это случилось, сам не пойму. Будто не я это был.
– На совсем сошелся, или как со мной?
По Настиному лицу текли слезы.
– Ты прости меня, я не знаю, как тебе описать.
– Ты уже все описал. Сошелся с другой девушкой. Раз сошелся, значит, это твоя судьба. Будешь, наверное, с ней семью строить.
– Ну, что ты говоришь, я не думал об этом.
– А я подумала. Будешь строить. Счастья тебе.
– Я тебе тоже желаю…
– Давай прощаться, Сева. Я, наверное, уеду отсюда. У меня в Муроме тетка живет. Там тоже работа есть. А здесь ни на что смотреть не могу. Прощай.
Настя пошла, глядя себе под ноги. В ссутулившейся ее спине читалась боль и унижение обиженной души. Души, открывшейся навстречу любви и получивший беспощадный удар. Севка смотрел ей вслед и его раздирали противоречивые чувства. Где-то на самой окраине его сознания свербила мысль, о том, что он совершил огромную ошибку. Но молодой его разум и неопытная душа не обращали внимания на эту мысль. Воля своим теплым телом и страстным чувством заслоняла весь белый свет.
Силы небесные не делают скидок на неопытность и молодость. Поступок против совести наказывается всегда, только расплата, бывает, приходит не сразу. Севка не знал, что в тот самый момент, когда он разговаривал с Настей, в дверь Волиной комнаты в Ветошкино постучали и вошел Колосков. Точно также, как и Воля, Владимир Дмитриевич не остыл в своих чувствах и настал момент, когда он не смог больше сдерживаться. Он приехал в пустой техникум, и пришел к Воле переполненный ожиданием чуда. Он знал, что она примет его. И она приняла, потому что ждала его прихода. Они сразу же слились в единое целое и комната наполнилась их шумным дыханием.
Беременность Воли
Наступил 1939 год. В техникуме его праздновали шумно и весело. Студенты чутко воспринимали ритмы страны, а страна находилась на подъеме. Газеты трубили о свершениях строек социализма, армия демонстрировала танковые и авиационные армады, крестьянство пересаживалось на механическую тягу. Комсомол и пионерия стали главными властителями дум молодежи и она едва ли кто из студентов мог подумать о том, что где-то в лагерях и темных уголках столичных квартир существовали остатки тех сил, которых Сталин подверг беспощадному преследованию. Среди этих сил было много людей, не преступивших закон и вся их вина заключалась, как правило в том, что они имели отличные от сталинистов взгляды на происходящее в стране. Теперь они были сломлены и бессильны, но у всех у них появилось объединяющее начало, о котором не хотел думать вождь: жестокая ломка инакомыслия породила ненависть не только к нему, но и к той власти, которую он строил. Эта ненависть спряталась до поры до времени в московских и питерских квартирах интеллигенции и лишь обитавшие в них дети напитывались ее миазмами, чтобы став взрослыми, отомстить за родителей разрушением всего советского строя. Сталин совершал великие достижения и делал великие ошибки. Одна из самых больших его ошибок заключалась в организации широкого преследования оппозиции по принципу «лес рубят – щепки летят». Этих щепок было много, и, превратившись во врагов Сталина, они постепенно становились детонатором исторического реванша.
Однако в Ветошкине таковых не числилось и праздники проходили в том, новом, советском стиле, который надолго станет стилем жизни нескольких поколений. Сплоченная кампания окояновцев соединилась с выходцами из близлежащих сел и устроила в комнате Воли новогодний вечер. Собрали вскладчину закуску, вынули из сундучков припрятанный до случая домашний самогон, украсили комнату вырезанными из чайной серебряной бумаги листьями и зайчиками и сели за стол. Сначала танцевали под гитару и гармонь. А в двенадцать затихли, стали слушать новогоднее обращение Молотова по радио. Черная бумажная тарелка хрипела и трещала, но голос руководителя можно было разобрать. Он говорил об успехах советской власти, ее несокрушимой мощи и уверенной поступи в будущее. Затем раздался бой курантов. С криками «Ура!» ребята подняли стопки с самогоном и выпили. Затем снова начали танцевать. В комнате царило феерическое веселье. Севка веселился заодно со всеми, однако замечал, что Воля держится как-то необычно и по большей части сидит на кровати. Удивительного здесь было мало. Теперь весь техникум знал, что Хлунова является городской задавакой, с которой по-простому не поговорить. Она всегда может неожиданно вспылить или отбрить за неудачно сказанное слово. Открытому и веселому парню совсем непросто с такой подругой. По всеобщему мнению, они не очень подходили друг другу. Сегодня Воля держалась особенно отчужденно и всем своим поведением хотела привлечь внимание Булая. Ей нужно было, чтобы тот заметил ее особое состояние и сам начал разговор о причинах. Причины же были весьма серьезными. Она почувствовала, что несет в себе ребенка. Правда, вопрос об отцовстве был для нее не совсем ясен. С Колосковым Воля встречалась довольно редко. Обычно Владимир Дмитриевич приезжал в техникум без водителя. Приезды всегда случались вечером, когда занятий уже не было. Сделав дела, выезжал на окраину села и прятал машину среди разрушенных графских конюшен. Через полчаса туда подходила Воля и они лихорадочно соединялись прямо в машине. Все случалось быстро и совсем скоро Хлунова уже снова была в техникуме. Она не знала, догадываются ли о происходящем ее подруги, но надеялась, что не догадываются, ведь у всех на устах был ее роман с Булаем.
Наконец Севка подошел к ней и спросил:
– Тебе нехорошо, что-то стряслось?
Она кивнула:
– Стряслось.
– Выйдем, поговорим?
Они вышли в коридор и сели на подоконник. Воля вынула из кармашка юбки носовой платок и молча заплакала, аккуратно промокая слезы.
– Я беременна.
Севка смотрел на нее будто не понимая, о чем речь. Он уже несколько месяцев сожительствовал с девушкой и никогда всерьез не задумывался о последствиях. Блаженное состояние души сделало его ленивым и самодовольным. Он существовал так, как наверное люди могут существовать очень редкие периоды в своей жизни. У него все было хорошо, и он поднимался и ложился спать не потревоженный чем либо. Теперь все круто менялось. У них будет ребенок. Первоначальная растерянность прошла и парень обрадовался:
– Отлично! Будет сын!
– Сева, мы же учимся.
– Ну и что? Поедешь рожать к моим. А попозже я подъеду. Будем жить-поживать и добра наживать.
Воля внутренне расслабилась. Она побаивалась сообщить Булаю о беременности, но все обошлось. Значит, теперь можно завести речь и о женитьбе.
– Мы не расписаны.
– На весенних каникулах распишемся, это быстро делается.
