Теория заговора (СИ) - Ромов Дмитрий

В общем, наш небольшой кортеж из двух черных волжанок, пронёсся по городу. И направились мы прямо на Лубянку. Дзержинский зыркнул бронзовым глазом, когда мы пролетали мимо, мол, ну-ну, купился дурачок. По спине пробежал холодок, но отступать было уже поздно. Оставалось верить, что не для того меня облекали в дорогущий «Дормей», чтобы засадить в каземат.

Мы пролетели через ворота КПП во внутренний двор, проехали в глубину, машины остановились, мы вышли. Чувствовал себя Штирлицем, которого Мюллер… ну, типа, откуда ваши пальцы на чемодане русской пианистки…

В общем, мы пошли по коридорам, спустились по лестнице и оказались в кабинете, похожем на тот, в котором я встречался с Воронцовым из КПК. Тоже, типа, такая переговорная, небольшой конференц-зал. Комната для совещания. Длинный стол, стулья, железный бюст железного Феликса, красное знамя, портреты выдающихся чекистов, телефон и графин с водой.

— Проглотил порошок? — кивнул Весёлкин. — Вон водичкой запей.

Я не ответил. Сидеть под веществами во время беседы мне не улыбалось. Я надеялся, что в этот раз беседа должна обойтись без Шахерезады Степановны…

— Не бойся, — усмехнулся он. — Травить тебя не собираюсь.

Ха-ха, смешно.

— Нужно немного подождать, — сказал Весёлкин и уселся за стол.

— Кто-то меня подгонял, — хмыкнул я.

— Ну, тут такое дело, — пожал он плечами. — Мы свои обязательства выполнили, пришли вовремя.

— И с кем мы встречаемся? С гипнотизёром, психологом или с кем-то из начальства? О чём будет речь? Или о ком?

— О ком же мы можем говорить? — хмыкнул он.

— О Сёмушкине? Или о ком-то из его начальства? О Чурбанове?

— Так, давай не будем всё сгребать в одну кучу и…

Дверь распахнулась и Весёлкин не договорил. Он тут же поднялся и вытянулся по стойке смирно. Я сидел боком к двери, но даже не рассмотрев вошедшего, сразу понял, кто это и тоже встал. Правда не забыл чуть охнуть и крякнуть для правдоподобия.

Энергичным шагом в зал вошёл высокий седой человек в массивных очках. Он чуть сутулился. Подошёл к столу и внимательно посмотрел. Собственно, посмотрел он на меня. А я на него.

— Здравствуйте товарищи, — кивнул он.

— Добрый вечер, Юрий Владимирович, — задорно ответил Весёлкин.

— Присаживайтесь, товарищ полковник, — кивнул Андропов. — И вы, молодой человек.

Председатель, конечно, был человеком невоенным, а Весёлкин заявился в штатском, но даже при таких вводных называть старлея полковником было странно.

— Значит, — приветливо кивнул мне председатель, — вы и есть тот герой, что отличился в Анголе?

Я не ответил, потому что зазвонил телефон и Андропов снял трубку.

— Да, — сухо бросил он. — Хорошо. Через полчаса подходите. Мы тут должны закончить с товарищем Грабовским… Верно, Алексей Михайлович?

С кем?

Весёлкин даже и бровью не повёл.

— Да-да, с Грабовским.

28. Тень на плетень

— Так, товарищи, — сказал Андропов, опустив трубку на рычаг, и внимательно посмотрел сначала на Весёлкина, то есть, как теперь стало понятно, на Грабовского, а потом на меня.

Лицо у него было одутловатым, а взгляд прозрачно-водянистым, неприятным, проникающим глубоко под кожу, куда ему проникать совсем не следовало. Так и в рептилоидов поверить недолго. Я даже подождал, не отводя глаз, пока он не моргнул. Но нет, моргнул обычно, по-человечьи, зрачок не вертикальный, змеиные перепонки не появились.

Это я, конечно, в порядке самоиронии, про рептилоидов вспомнил. Но дела были такие, что теперь я бы и ящерам не удивился. К самому Андропову на приём попал, высоко взлетел, как говорится. Не опалить бы крылышки. Как в Ростик’се.

В общем, Андропов был нестрашным, обычным как бы дядькой, хотя взгляд имел, конечно, крайне неприятный. А вот Весёлкин, который оказался совсем не Весёлкиным… Вот гусь так гусь. Фамилию Грабовский я вспомнил. Из прошлой жизни. Иногда её упоминали, как некую легенду, практически миф. Имя, которое нельзя произносить.

Грабовский был якобы величиной, пинком любые двери открывал и держал за тестикулы дохрена народу и в ГРУ, и в ФСБ и даже ещё выше. Вот, значит, что это за паренёк… Полковник, бляха в тридцать с хвостиком. Нехило так-то. Я вон до старости лямку тянул и до полковника дотянул, а он широко шагает.

Так ведь и не сказал мне, как здесь оказался и когда. Засранец. Походу, он тут уже давненько крутился и операции крутил, вот до полковника и докрутился. Его врагам можно было только посочувствовать. Если он в будущем был весьма влиятельным дядей, то начав свой профессиональный путь заново, да со знанием всех раскладов… ух, даже дух захватило.

Ну, а если так, то Жужжалка уже никогда не заработает. А зачем товарищу Грабовскому контроль со стороны хоть кого-нибудь? Да даже просто лишние глаза и уши. Незачем. Он, вероятно, большие дела затеял. Под кодовым названием «Спасём СССР и сохраним». Верю. Охотно и всё беззаветнее.

Грабовский повернулся ко мне, едва заметно улыбнулся и чуть пожал плечами, мол, не завидуй. Я усмехнулся. Завидовать мне бы и в голову не пришло, а вот держать ухо востро — это да. С тройной силой. Даже с семерной. Будьте бдительными, товарищи. Честно говоря, открытие было не таким уж приятным.

Оставалось надеяться на то, что он относился ко мне, как к не слишком умному боевику, привыкшему всю жизнь бегать да стрелять. Ну-ну. Бросил меня сразу в пекло с первых дней.

— Ну, давайте, Алексей Михайлович, — кивнул председатель. — Вы что-то сказать мне хотели? Так говорите.

Ну, хоть имя менять не пришлось.

— Юрий Владимирович, — по-деловому начал бывший Весёлкин. — Это и есть тот самый молодой человек, о котором я вам говорил. Стрелец Григорий Андреевич. Молодость в данном случае пороком не является. Как вам известно, он провёл блестящую миссию в Анголе. Доставил гражданку Дориш Оливейру, доставил командира отряда, материальные средства, тоже, доставил. Выполнил больше, чем на него было возложено. Опять же не растерялся, когда после командировки на него вышел Сёмушкин из службы Чурбанова.

Говорил Грабовский спокойно и уверенно, перед боссом не лебезил, держался с достоинством, но без перегибов.

— А чем они вас прижали? — нахмурился, взглянув на меня, Андропов.

— Если честно, ничем, Юрий Владимирович, — ответил я. — Поясню. Дело в том, что реальных рычагов у Сёмушкина не было. Он прибегнул к простому запугиванию. Сказал, что испортит мне жизнь, привлечёт к уголовной ответственности, сфабрикует дело, из комсомола исключит и из института отчислит. Вот, всё в таком духе. Довольно грубое давление. Я подыграл.

— Зачем?

— Во-первых, на тот момент я уже сотрудничал с товарищем Весёлкиным… простите, Грабовским.

— Оперативная кличка, — кивнул Грабовский-Весёлкин.

— Ну, и работать в комитете было моей мечтой. Тем более, я рассчитывал, что испытание в Анголе будет мне засчитано, как успешно пройденное. Ну, и опять же, действия со стороны полковника Сёмушкина были явным нарушением закона и вызывали неприятие и естественное желание наказать его за это.

— Хм… И он не проявил… удивления, что вы так быстро согласились?

— Нет, не проявил. Когда я подписал обязательство о сотрудничестве, он воспринял это, как победу и решил, что теперь я никуда от него не денусь. Ну, то есть не рискну товарищу Грабовскому докладывать о вербовке, поскольку после этой подписи веры мне уже не будет.

— В этом есть определённый резон, — прищурился Андропов и бросил быстрый взгляд на Грабовского.

— Да, — согласился я. — Возможно.

— И что же вы хотите предложить, Алексей Михайлович? — кивнул Андропов Весёлкину и посмотрел на часы.

— Юрий Владимирович, разрешите, как мы с вами и обсуждали, отправить Григория Стрельца в Киргизию. То, что Сёмушкин там мутит воду мы с вами знаем отлично. У него покровители из близкого круга… э-э-э… руководства…

Андропов предостерегающе покашлял.