Мари Польская - С видом на жизнь. Дилогия (СИ)
Виктор кивнул, вставил кассету в магнитофон и махнул рукой. Я начала петь:
«Мы снова спим валетом
В одной большой кроватке,
Бессовестное лето
Не щекоти нам пятки!
Спешить уже не надо,
Успеем — не успеем…
Мы просто очень рады
Тому, чего не имеем!
Пройдет сезон каникул,
В Париж уедет лето,
С конца читая книгу
Про Ромео и Джульетту.
На новеньких шпаргалках
Напишем смех и радость,
Лишь будет чуть — чуть жалко
Того что нам осталось».
Виктор записал всю песню, потом проверил и поставил на самое начало.
— Все готово! Ну что, Вета! Рискнешь еще раз?
Я, стиснув зубы, кивнула и направилась к адскому ложу.
— Ты уверена? — Рис остановил меня. — Ты ведь не обязана…
— Я просто хочу знать, получится или нет. Если остановлюсь сейчас, потом не прощу себе. А вдруг я где‑то около разгадки…
Машина вновь заурчала, но прежде, чем мое ложе двинулось внутрь аппарата, этот звук был перекрыт моим же голосом. Я закрыла глаза и сосредоточилась на нем, отметив, что для такого старья, как этот магнитофон, запись получилась нормальная. Правда, постороннее шипение присутствует, но это, как говорится, издержки производства. Виски вновь стало покалывать, но в какой‑то момент неприятные ощущения исчезли, появилась легкость, все мое существо окутала теплая волна радости и покоя. От неожиданности я даже чуть не подскочила, но удержалась в последний момент. Распахнув глаза, я стала смотреть как вдруг расплылось все окружающее меня пространство, соткавшись вновь в интерьер моей комнаты в Тиан — Ирре и склонившееся надо мною лицо Астелиата.
— Вета! — закричал он, упал на колени и схватил мою руку.
Я попробовала пошевелить ею и мне это удалось. Медленно словно сквозь кисель подняла ее и провела по волосам Астелиата. Это было так… чудесно… Но комната вдруг снова стала размываться. Я испугалась, и это отразилось в моих глазах. Астелиат крепче сжал руку и стал покрывать ее поцелуями.
— Я люблю тебя! — успел он выкрикнуть, прежде чем моя тушка вновь оказалась в лаборатории. Вместо Астелиата передо мной появилось бледное лицо Риса. Музыка уже стихла, как и звуки работающей машины. У стола без малейших проблесков сознания лежал Виктор.
— Вета! Девочка моя! Это невозможно! — шептал Рис, ощупывая мою голову, руки и ноги. — Ты абсолютно цела?
Я кивнула.
— Ты все помнишь? Как меня звать?
— Рис… А вон то тело — Виктор. Он хоть жив?
Только теперь Рис подошел к парню, потрогал артерию на шее и утвердительно кивнул.
— Что здесь произошло? — мне было очень любопытно, как же мое перемещение смотрелось со стороны.
— Да так… — Рис замялся, и мне почему‑то показалось, что он тянет время, пытаясь быстро сориентироваться, что стоит мне говорить, а что — нет. — Ты исчезала на минуту примерно…
Глава 8
Рис даже не представлял, чем может грозить эксперимент. Он вообще был уверен, что ничего не произойдет. Хотя данные исследования Веты и были, мягко говоря, странными, поверить до конца в ее историю он не мог, потому, что прекрасно помнил, все, что было до Веты и что не изменилось с ее появлением. Вера в сказку, которую рассказала девушка, означала бы полное признание того факта, что мир, в котором он живет, создан ее воображением.
Когда из маломощных динамиков магнитофона зазвучала песня, на мужчину навалилось какое‑то тяжелое предчувствие неминуемой беды. Под ложечкой засосало, и он уже готов был прервать эксперимент, но вдруг ощутил, что не может даже двинуться с места. Оставалось только стоять за стеклом в соседней комнате и наблюдать. Сначала все шло довольно предсказуемо. Вета вздрогнула от электрических импульсов и вот — вот должна была закричать. Но этого не последовало. А потом Рис просто не поверил своим глазам: ее тело начало медленно таять в воздухе.
Рис, наконец, смог пошевелиться, он ринулся туда, где шли исследования, но не добежав до стола, на котором уже просто лежала одежда Веты, вновь замер. Комната, будто картинка на стекле, пошла трещинками и начала рассыпаться. Первым пострадал центр композиции. Стол, вся аппаратура и даже Виктор просто по частям исчезли, оставив лишь зияющую темную пустоту. Но именно это, как потом понял Рис, и спасло весь их мир. Едва музыка перестала звучать, а машина — работать, Вета вернулась, возникнув из воздуха и провисев в пустоте на уровне своего невидимого ложа с несколько секунд. Потом в обратном порядке, составляя целую картину от краев к центру вернулись стены, пол, Виктор, теперь лежавший без сознания, стол, молчавшая аппаратура.
Рис подбежал к девушке как раз в тот момент, когда она открыла глаза. Он ощупывал ее, что‑то бормоча себе под нос и удивляясь такому точному попаданию тела в одежду. Потом мужчина проверил пульс Виктора, и с облегчением улыбнулся пришедшей в себя Вете. Он помог ей слезть со стола и уже вместе они перетащили аспиранта на кушетку.
— Ну и куда ты исчезла? — спросил Рис, притащивший из соседней комнаты пластиковый стакан с водой и теперь осыпавший брызгами лицо Виктора.
— Я была дома, — Вета, стоявшая у кушетки, грустно и в то же время мечтательно улыбнулась. — Всего несколько мгновений… Там…
Она еще что‑то хотела сказать, но потом замолчала и, поспешно отвернувшись от Риса, подошла к окну и прижалась лбом к холодному стеклу. Рис хотел было сказать ей что‑нибудь утешительное, но не смог. За несколько мгновений его отношение к девушке претерпело явные изменения.
Нравилась ли она ему раньше? Да, несомненно! Он понял это, еще просто наблюдая за Ветой. Хрупкая, одинокая, но такая сильная и решительная. Ему хотелось и защищать ее от всего мира, и владеть ею, и гордиться! Когда она пела в ресторане, он ловил себя на желании встать и всем окружающим заявить, что она — его. Пусть Вета в тот момент не знала Риса, но он был уверен, что когда они познакомятся, девушка не сможет уйти от него, не захочет. Собственно, так это и случилось. Только Рису хотелось бы, чтобы причиной такой привязанности к нему было не безразличие к собственной судьбе, а любовь или, на крайний случай, привязанность.
Сейчас Рис о своих чувствах к Вете мог точно сказать только одно: он боялся. Животный ужас поселился внутри. Он видел, как мир сыпался, возможно, не будь он в эпицентре, ничего бы вообще не почувствовал. Шел бы себе по улице и все… В один момент. Это поначалу разрушение было медленным, будто плотина реальности сдерживала вал небытия. А потом все стало осыпаться незаметно для глаза. Да какая, собственно, разница, как. Если все равно ничего не останется.
То, что Вета говорила правду, теперь стало очевидным. Но как такое вообще возможно? Как может один человек быть ответственным за жизнь целого мира. За целостность его, Риса, реальности. В мужчине все взбунтовалось.
Когда‑то давно, лет двадцать назад, будучи молодым парнем, он не задумываясь подчинял себе различных людей, он убивал, потому что так надо было, он разучился чувствовать и делал все только для своего собственного будущего. По крайней мере, он так считал. Его называли авторитетом… Он и сам для себя стал авторитетом. И сейчас оказалось, что рядом с ним живет неприметная девушка, которая создала в своей фантазии и его мир, и его самого со всеми недостатками и достоинствами… Для чего? Вот этот вопрос занимал Риса больше всего. Если раньше он всегда придерживался мысли, что нет человека — нет проблем. То сейчас мужчина задумался. И думы его уже не витали в облаках среди таких несвойственных ему понятий как симпатия, интерес, любовь. Он думал: «Как»? Как сделать, чтобы мир не исчез? Как заставить эту девчонку быть предельно осторожной? Как убедить ее отказаться от возвращения в свою реальность? Умирать Рису не хотелось.
Именно поэтому он отстранился от Веты и девушка это сразу почувствовала. Она не винила его, она еще острее захотела домой. А Рис перебирал всевозможные варианты. Самым действенным методом, на его взгляд, было создание для нее крепких семейных уз. Он давно наблюдал за ее сыновьями и теперь решил, что пришла пора ввести их в жизнь Веты.
* * *— Матвей! Прилепский! К ректору! — выкрикнул заглянувший на перемене какой‑то щегол. Матвей даже ушам своим не поверил. К ректору? Его? Неприметного студента, которого и декан‑то, наверное, ни разу не вспоминал.
— Эй, Моть, ты чего натворил? — поинтересовался его друг Сашка. Матвей только плечами пожал.
— Схожу — узнаю, — философски заметил он, поскидывал в сумку свои вещи и пошел на шестой этаж, где и был ректорат.
Секретарша у ректора была просто загляденье! Симпатичная девушка, которая, как говорили злые языки, завалила экзамены на очку, но при содействии утешившего ее в горе ректора обрела работу и поступила на заочное отделение. Она уже ждала Матвея и при его появлении встала, приветливо улыбнулась и сама открыла большую дверь в царственный кабинет. Матвей только удивился такому обхождению с ним — нищим студентом.