Спасти СССР. Манифестация II (СИ) - Большаков Валерий Петрович

Е Пэ пожал плечами.

– Ну-у… – завел он. – Вариантов тут два всего. Если «Объект-14» обнаружен и идентифицирован на территории оппонента… – смолкнув, Питовранов покачал головой. – Нет, это не наш случай. Следовательно, вариант один – обнаружение плюс идентификация «Объекта» на нашей территории, но не нами! Тут все однозначно – при наличии прямого указания президента – эксфильтрация, даже против явно выраженного желания «Объекта» – то есть похищение с территории СССР! Расклад прост – у «Сенатора» уже есть определенное желание сотрудничать с оппонентом, а, следовательно, предиктор должен иметь определенный мотив к такому сотрудничеству – письма-то писал? И этот факт они обязательно используют в дальнейшем, сразу после эксфильтрации, уже в ходе разработки «Объекта», чтобы получать от него важнейшую, причем достоверную информацию. Так сказать, «стерпится-слюбится». А толковые психологи у них есть – и для «мягкого» варианта, и для «ломки», если что.

– Хм… – задумался Ю Вэ. – Какая-то странная, на мой взгляд, дихотомия возникает… Очень вегетарианская для ситуации, когда «Сенатор» контролируется СССР, и мы же предлагаем этакий кондоминиум, и весьма агрессивная, с похищением против воли и ломкой, когда предиктор вне нашего контроля!

– Нет-нет! – помотал головой Питовранов. – Если подумать, контраст между вариантами не слишком разителен. Дело в различии положения служб СССР и США по отношению к «Объекту-14», как к ценнейшему источнику сведений о проблемах исключительной важности. То есть, поменяйся позиция «Сенатора» на противоположную, заяви он о себе, скажем, что является не «советским человеком», а «стопроцентным американцем», тут же поменяются и решения наших стран относительно предиктора. И разность, разность глобальных оппонентов! А она велика и наглядна! В США ключевые акторы настроены на победу в холодной войне с СССР и их влияние растет, а вот в СССР единственно спасительной – от всеобщей ядерной войны – идеей видится приведение США к сотрудничеству, и даже конвергенции противостоящих систем! – он развел руками, словно извиняя поведение сверхдержав. – Приходится, увы, констатировать, что в СССР для «Сенатора» проще процесс коммуникации, но скромнее эффект его воздействия на стратегическое руководство страны – притом, вероятно, существенно скромнее! В США же, при всех вышеупомянутых проблемах, для «Объекта-14» возможен более живой отклик на новые идеи, и он, за какой-то период времени, как мне кажется, вполне мог бы найти там союзников достаточно высокого уровня и авторитета. Именно потому, что система властных сообществ в США не монолит.

– М-да… – Андропов вздохнул, и легонько шлепнул ладонями по столику. – Спасибо, Женя… Буду думать!

Тот же день, раньше

Марокко, Рабат

После «дня приезда» все, наконец-то, нормально выспались. В самолете не уснуть, разве что подремлешь чуток, а ложиться досыпать в отеле… Да кто ж пойдет на такое?! За границей, в экзотическом царстве-государстве, когда скромные командировочные жгут карман?

Побродили, погуляли они изрядно, а сегодня открывается конгресс. Это само по себе интересно, так ведь и вечер свободный! А послезавтра – день отъезда… Когда ж тут спать?

Подполковник Соколов хмыкнул, подмигивая своему отражению в зеркале. Послушаем «коллег» – и в тутошний торговый центр! По мудрому совету Валиева, решили сперва накупить гостинцев, а уже, что останется, потратить на себя.

«Умно!», – мелькнуло у Владимира.

Собравшись, наведя блеск туфлям, он постучался в соседний номер.

– Кеша! Ты готов?

– Всегда готов! – послышался глухой отклик.

Запор щелкнул, и на пороге остановился Дугин – в джинсах и элегантном блейзере. Ни дать, ни взять, стареющий профессор Гарварда.

– Пошли, – хмыкнул Соколов, – красавец-мужчина…

– Мне – можно! – лихо отрезал Иннокентий. – Я холост, и вообще…

– Собрались уже? – выглянул Смирнов. – Сейчас я…

– Марат! – крикнул Дугин в приоткрытую дверь номера напротив. – Долго тебя ждать?

– Всё, всё, иду! Марьянович уже внизу должен быть…

Геннадий Эдуардович действительно обнаружился в фойе, где он вел высокоученую беседу с пожилым арабом, одетым в европейский костюм. Лишь врожденная смуглость, да четки, которые марокканец держал в опущенной руке, с костяным стуком перебирая бусины, указывали на местное происхождение.

– Ну, наконец-то! – экспрессивно всплеснул руками полковник. – А то мы тут заждались уже! Карета подана, господа! «Кадилляк», прошу заметить!

Посмеиваясь, араб с достоинством поклонился.

– Салям! – молвил он, прикладывая ладонь к сердцу, и повел рукою в широком жесте: прошу садиться!

Огромный черный лимузин пластался прямо у парадного подъезда. Соколов резво обошел необъятный передок с капотом бо́льшим, чем крышка рояля, и плюхнулся на переднее сиденье.

– «Кадиллак флитвуд брогем»! – с чувством выразился Дугин. – Я такие только на картинках видел. О, бар! А виски там есть?

Араб с четками, одетый, как лорд, виновато развел руками, и сел за руль. Мощный двигатель засопел, заурчал, и машина, нежно любимая престарелыми миллионерами за мягкость хода, тронулась.

Водитель не гнал. Выехав на широкий проспект, он выжимал, от силы, восемьдесят в час, а свернув в переулок, сбросил скорость.

И резко затормозил, вороватым движением отпирая дверцу.

Всё произошло настолько быстро, что Соколов просто не успел среагировать. Откуда-то набежали черные, сухие, крикливые, с головами, замотанными в повязки, и с «калашниковыми» наперевес.

Призраки острова Русский промахнули перед глазами, выключая эмоции, а пальцы, будто сами по себе, уже выхватили из нагрудного кармана карандаш. Еще не успела померкнуть мерзкая улыбочка на лице араба, как подполковник всадил остро заточенный «Кох-и-Нур» в его морщинистую шею, в гладко выбритую щеку, в выпученный черный зрачок... Заклекотав, водитель резво вывалился наружу, роняя в пыль черные шарики крови.

Соколов не видел этого, со всей своей неуклюжей прытью тискаясь на место за рулем. «Кадиллак» умело заблокировали, но спереди громоздился тупорылый грузовик с фургоном, обитым раскрашенной жестью, а сзади приткнулся белый «Ситроен». Возможно, тот самый, что увязался за ними вчера.

– Володь!

Подполковник лишь оскалился.

Мотор взвыл, покрышки шаркнули, и лимузин задком таранил легковушку, расчищая себе путь. Затрещали автоматы, просаживая шины. Тяжелая машина осела, швыряясь резиновыми ошметками. Голые диски завизжали, высекая из бетона метелочки искр. Соколов сдал задним ходом, «Кадиллак» пошел юзом, а длинные очереди задолбили по капоту. Под перекрестным огнем испустил пар радиатор, и тут же заглох мотор. Дернувшись, словно в агонии, лимузин встал колом.

– Ничего, Володь, ничего! – успел хрипло выкрикнуть Дугин, а чужие мускулистые руки, тыча воронеными стволами, уже рвали дверцы. Под резкие гортанные выкрики, нападавшие выхватывали из роскошного салона военных медиков, скручивали их, гнали к грузовику-фургону, и прикладами заталкивали внутрь.

Упав на пол, Владимир испачкал новенький костюм, и именно это воспалило в нем ярость, «отложенную на потом».

Сжимая кулаки, подполковник сидел на грязном полу, глядел в черные дула автоматов, и кусал губы от бессильного бешенства.

Один из охранников, дюжий парень в шароварах и майке, в странной повязке-тагельме, вскинул руку с «калашом» и глухо взревел:

– Сахара либре!

Грузовик, словно распропагандированный, заворчал и тронулся, набирая скорость. Соколов медленно выдохнул, расцепил кулаки и сжал зубы.

"Еще не вечер..."

Глава 17

Пятница, 13 октября. День

Марокко, окрестности Марракеша

Соколов по привычке толкнул дверь их узилища – толстую дверь, сколоченную из обтесанного, изъеденного временем бруса, и часто обитую крест-накрест полосами позеленевшей бронзы.