Московское золото и нежная попа комсомолки. Часть Третья (СИ) - Хренов Алексей
— О, боже мой! — вскрикнула она, крепко хватаясь рукой за «виновника» произошедшего.
— Это мой! — Лёха, пытаясь выдернуть младшего товарища из крепких пальцев незнакомки, в буквальном смысле.
Женщина в панике дёрнулась, а Лёха инстинктивно был вынужден подняться вместе с ней, чтобы не лишиться такого важного агрегата. Он поднял руки вверх, словно сдавался. Вода выплеснулась из ванны на пол, и только шум сдерживал её визг.
— Вы кто такой? Что вы тут делаете⁈ — выпалила она, всё ещё сжимая его член, как ручку управления самолётом.
— Это мой номер… Точнее, мне его дали! — оправдывался Лёха, стараясь не шевелиться.
Давно неиспользованный Лёхин орган от неожиданности принял угрожающие размеры…
В этот момент дверь снова приоткрылась, и в ванную заглянул Сент-Экзюпери:
— Ой! Простите за беспокойство, друзья. Кажется, я случайно перепутал номера.
— Чёрт побери, Антуан! — рявкнул Лёха, всё ещё пытаясь высвободить свою часть тела из захвата.
Женщина, наконец отпустив его, прикрыла грудь руками, оставив сверкать тёмный треугольник в падающем из комнаты свете, и повернулась к французу:
— Антуан! Это просто возмутительно!
Антуан, казалось, наслаждаясь этим приключением, слегка пожал плечами:
— Простите, ма шер. Маленький… организационный сбой. Но раз уж вы познакомились с Алексом, могу поручиться, что это замечательный человек и лучший русский лётчик! Сейчас мы всё уладим!
Лёха, которого уже трясло от стресса, выполз из ванны, прикрываясь полотенцем, и бросил на Антуана взгляд, полный негодования.
— Ты, «Парижский вечер», ещё раз такое устроишь, и я сам тебя в этой ванне и утоплю, фиг с этим «Маленьким Принцем», кто-нибудь другой напишет!
Антуан удивлённо развёл руками и с улыбкой сказал:
— Бегу к портье! Алекс! Это правда случайно получилось!
А Лёха, тяжело дыша, плюхнулся на край ванны и процедил:
— Никогда больше не выключаю в ванной свет. Никогда!
Антуан, с извиняющейся улыбкой, наконец скрылся за дверью, оставив Лёху и обнажённую молодую женщину наедине. Лёха, всё ещё прикрываясь полотенцем, хотел уже что-то сказать, но женщина вдруг подняла руку, заставляя его замолчать. Её глаза блестели с каким-то хитрым, чуть дерзким выражением.
— Ну, раз уж мы оба тут, в такой… интересной ситуации, — начала она с лёгкой улыбкой, — не пропадать же тёплой воде.
Она подошла к Лёхе, уверенно стянула с него полотенце, которое он держал перед собой, как последний щит, и толкнула его обратно в ванную. Лёха, ошалев, плюхнулся в воду, подняв брызги.
— Мадам! — начал он было, но не успел договорить.
— Мадемуазель! — женщина, не теряя времени, элегантно залезла в ванну и, словно ничего необычного не происходило, ловко оседлала Лёху. Вода выплеснулась на пол, но её это совершенно не смутило.
— Посмотрим, каковы эти русские лётчики, — произнесла она с вызовом, медленно опускаясь, слегка наклонив голову и глядя ему прямо в глаза…
Ванна продолжала ритмично плескаться…
А где-то в «Отеле Флорида» Эрнест Хемингуэй рассказывал уже порядком захмелевшему Кузьмичу очередную историю про Африку.
* * *
Несколько позднее, донеся её до кровати, Лёха всё ещё пытался осмыслить происходящее. Её глаза сверкнули в полутьме комнаты, и она хитро прищурилась, проводя пальцем по груди Лёхи, воскликнула:
— Ну Антуан! Ну и свинья! — покачала она головой, словно обсуждала плохо воспитанного родственника, потянувшись к Лёхе за очередным поцелуем. — Скрывал от меня таких русских героев!
Женщина рассмеялась, запрокинув голову, и это был тот редкий момент, когда Лёха мог одновременно почувствовать себя и героем, и жертвой.
— Эм… Послушай, — попытался он начать, но тут же замер, когда её руки коснулись…
— Катрин, — прошептала она, наклоняясь ближе. — Просто Катрин.
Лёха почувствовал, как у него снова сжались внутренности, и не только от её взгляда.
И в этот момент ему пришла в мозг не прошеная мысль: вот так они и станут героем очередного рассказа Антуана де Сент-Экзюпери!
«Только без подробностей!» — мысленно попросил Лёха.
Глава 4
Ляля-бася и прочие мелочи жизни
Самое начало июня 1937 года. Аэродром Алкала, окрестности Мадрида.
Вернувшись из гостиницы «Флорида», Лёха решил круто изменить свою жизнь. Одетый в форму номер два — то есть голый по пояс, в галифе и берцах, он был замечен около самолёта за занятием, которое Кузьмич охарактеризовал коротко и ёмко: «страдающий фигнёй».
— Рано утром, на рассвете, заглянул в соседний сад… сорок приседаний, — громко выдыхая, считал Лёха, — Раз. Два…
— Там смуглянку, молдованку… двадцать подтягиваний, — сгибал руки, он уцепившись за крыло самолёта, — Раз. Два…
— Пропихнули в толстый зад… — пропел он далее, но тут же сам себя одёрнул: — Хренов! Ну что за хрень тебе в голову лезет? Такую песню испортил, гад!
— Сорок отжиманий с хлопками! — скомандовал он себе с суровой решимостью, — Поехали! Раз. Два!
Качая пресс, он чувствовал себя настоящим новатором здорового образа жизни, неизвестного пока в этом времени зверя по имени ЗОЖ.
Закинув ноги на фюзеляж, Лёха встал на руки и оказавшись уже вверх ногами стал снова отжиматься.
Ловко спрыгнув и вернувшись к прямохождению, он с энтузиазмом объявил:
— Бегом! Марш!
Наш герой понёсся кругами вокруг лётного поля, оставляя за собой клубы пыли.
Через пятнадцать минут снова появившись около своего борта он объявил, стараясь отдышаться:
— Месячник борьбы с алкоголизмом и половыми излишествами объявляется открытым!
Тем временем Кузьмич, лежа под самолётом в ожидании вылета, лениво вытянул голову из-под крыла, чтобы посмотреть, чего это Лёха там так усердствует.
— Лёша, ты чего творишь-то? Что-то стряслось? — спросил он, еле подавляя зевок.
Лёха, вспотевший, но довольный, остановился и встал в позу философа.
— Видишь ли, Кузьмич! Сел я тут на лавочку и задумался… Не правильно я живу! Кузьмич! Не по комсомольски! Вот решил перестать бухать, бросить курить, завязать с совращением чужих женщин и заняться спортом.
Кузьмич, широко раскрыв глаза, внимательно посмотрел на друга, а потом подозрительно уточнил:
— На лавочку, говоришь сел?
— Ну да, лавочку сел, — кивнул Лёха.
Кузьмич, явно поражённый услышанным, лениво потянулся и, ухмыляясь, выдал:
— Спасибо, Лёшенька, что предупредил! Спас боевого друга! Больше я на эту лавочку не сяду!
И заржал так, что его хохот эхом разнёсся по всему аэродрому.
Наш же герой не без удовольствия вспомнил прошлый вечер и расплылся в довольнейшей улыбке.
Самое начало июня 1937 года. Чуть ранее физической зарядки, отель «Флорида», самый центр Мадрида.
Как и любое самое распрекрасное действие умеет свойство заканчиваться и теперь Лёха лежал вытянувшись на белой простыне. Раскинувшись в форме морской звезды, он откровенно наслаждался давно забытыми ощущениями. Красотка закрутилась в простыню и уютно устроившись между ног Лёхи, с улыбкой несла какую то пургу на английском, чуть растягивая слова. Рассказывала в общем про свою тяжёлую актёрскую жизнь.
Лёха вдруг припомнил, как иногда в прошлой жизни оказывался в компании студенток с пониженной социальной ответственностью, и что удивительно, они все через одну были или восходящими актрисами, или подающими надежды телеведущими…
Получивший там же, в прошлой жизни, устойчивый иммунитет от женских манипуляций, Лёха, в общем то свободно болтающий на английском, совсем перестал вслушиваться в смысловую нагрузку её речи.
Не моргнув глазом, он просто улыбался, забыв проявить эмоциональную отзывчивость и на задушевные женские разговоры не повёлся. Сочувственно прослушав монолог красотки о не лёгкой женской доле, козлах мужчинах, пидар**сах режиссёрах и прочих трудностях съёмочной жизни, из-за которых она сбежала на три недели развеяться в Испанию, ну и конечно о вечных поисках себя. Наш герой, как истинный джентельмен, просто перевернул красотку на животик и, понизив голос до соблазнительного шепота, промурлыкал ей на ухо:
