Опричник (СИ) - Борчанинов Геннадий

Я вздохнул, едва не ударив себя ладонью по лбу.

— А следовало его из сана извергнуть, от церкви отлучить и судить публично, уже не как священника, а как расстригу! Он же государыню отравить пытался! И детей твоих! Детей! — сорвался я на крик.

— Покаялся он, — холодно произнёс царь.

Мне почувствовал, как во мне закипает гнев. В покаяние Иоанн действительно верил, и врагов своих прощал, порой даже не единожды.

— На словах он что угодно сказать мог, — вздохнул я после того, как мысленно досчитал до десяти и обратно, чтобы немного успокоиться. — Измену прощать нельзя, государь. А покушение на супругу твою и наследников — тем более. Прикажи вернуть его. Осудить. Покарать. Покуда кара преступлению несоразмерна, так и будут вокруг тебя заговоры плести. И рано или поздно изведут. Или государыню, или наследников, или тебя. Одного наследника уже извели.

Царь молча стоял, сжимая и разжимая кулаки. Я всерьёз начал опасаться, что он кликнет рынд и прикажет меня схватить, а то и сам кинется, но он вдохнул глубоко, выдохнул, как перед погружением под воду.

— Поезжай за ним, — глухо произнёс он. — Сейчас же.

Глава 4

Приказ был понятен даже без всяких пояснений и подробностей, так что я прямо из Кремля отправился его выполнять. Вместе с дядькой заехали в слободу, забрали заводных коней, вещи, а потом отправились по ярославской дороге в погоню за опальным священником.

Я не переставал дивиться тому, как извратила образ богобоязненного и осторожного царя зарубежная пропаганда и домыслы историков девятнадцатого века. Иоанна здесь даже Грозным никто не называл, так звали его деда. Царя называли просто по имени-отчеству, хотя изредка можно было услышать, как его зовут Благочестивым за его набожность и любовь к паломничеству по монастырям.

Мы с Леонтием сейчас, можно сказать, тоже совершали паломничество, рысью двигаясь к Соловецкому монастырю, хотя я намеревался перехватить обоз Сильвестра гораздо раньше. Главное, чтобы царь не передумал, когда мы доставим попа обратно под его светлые очи. Сильвестр всё-таки был его духовников долгие годы, знал царя, как облупленного, да и заболтать мог кого угодно.

С одной стороны, конечно, можно было бы «случайно» прирезать его во время задержания. Но для моего дела нужен был громкий процесс, такой, чтобы на всю страну гремело. Чтобы все знали, что сотворил этот оборзевший поп, и не сделали его мучеником, извратив всю правду о его преступлении.

А для этого его надо доставить живым. И, желательно, целым и невредимым, но этого я никому не обещал.

Пока мы ехали, я размышлял над тем, кого всё-таки позвать в ряды опричников, и так и не мог найти ответа.

— Скажи-ка, дядька… Кого мне на государеву службу позвать? — совсем отчаявшись, спросил я.

— Как это кого? — удивился Леонтий. — Отца зови. Федьку зови. Родню всю зови.

Воистину, самое простое и очевидное решение. Абсолютно в рамках здешнего менталитета, понятное всем. Кумовство? Возможно, но другие варианты казались мне ещё хуже. Вот только с призывом родственников возникала ещё одна проблемка, и немалая.

— А станут ли они у меня под рукой ходить? Я же младше, — сказал я.

Леонтий почесал в затылке, серьёзно задумавшись.

— Так не тебе же служба, — сказал он. — Царю.

— Так я на ней старшим, — сказал я.

— Всё одно позвать надобно. Не то обидятся, — сказал дядька.

— На обиженных воду возят, — буркнул я.

Но правоту Леонтия я всё же признавал. Да и местные просто меня не поймут, если я откажусь брать родичей на службу, всё-таки родоплеменные отношения тут ещё очень и очень сильны.

— Весточку им отправлю, позову, сами пусть решают, соглашаться или нет, — сказал я.

— Вот это правильно, — оценил дядька.

Путь до Соловков неблизкий, ещё и приходилось делать изрядный крюк через Ярославль и Вологду до Холмогор, а оттуда уже до острова. Оставалось только надеяться, что два всадника легко догонят длинный обоз опального батюшки. Государь в своей милости разрешил Сильвестру забрать целую подводу самого разного барахла, да и сам протопоп вряд ли спешил добраться к Соловецкому монастырю. Скорее наоборот, перспектива провести остаток жизни фактически в арестантах СЛОНа его пугала и он не спешил.

И мы на каждом яме и постоялом дворе спрашивали, не проезжал ли здесь отец Сильвестр, и неизменно получали один и тот же ответ, мол, да, проезжал. Так что ошибиться и потеряться мы с Леонтием не могли. Тем более, что Сильвестр в день проезжал аккурат двадцать вёрст, засветло останавливался на яме, ночевал там, завтракал, долго молился, и только потом выезжал дальше.

Само собой, он ехал не один. С ним была небольшая свита из его самых приближённых слуг, пара монахов-пламенников, охраняющих его и от опасностей пути, и от попыток к бегству, а так же подьячий Разбойного приказа и его люди, которым приказано было доставить Сильвестра в монастырь.

Догонять, однако, пришлось не один день. Мы проехали Переяславль, Ростов, Ярославль, за которым начинались бескрайние леса, тянущиеся до самой Вологды, места глухие и дикие. Больше всего я опасался, что они съедут с тракта и пойдут по рекам. Но нет, подъезжая к первому же яму после Ярославля, мы увидели там настоящее столпотворение, какое бывает при путешествии важной персоны. Куча саней, лошадей, людей, спешка, злые окрики, лающие приказы. Сильвестр останавливался на ночлег.

Мы с дядькой въехали на подворье верхом, сразу же оказываясь в центре внимания. Я демонстративно положил руку на саблю, отыскивая взглядом Сильвестра. В воздухе сразу же запахло грозой, на нас стали коситься недобро. Кто-то взялся за оглоблю, кто-то тоже положил руку на рукоять сабли, двое пламенников с тяжёлыми посохами начали заходить нам за спины.

— Дело государево! — крикнул я, извлекая из-за пазухи свиток с царской печатью. — Велено мне Сильвестра назад в Москву доставить!

— Постриг он принял, — пробасил один из церковных чиновников. — Инок Спиридон теперь он.

— Да хоть Адольф Гитлер, — проворчал я, утомлённый долгой погоней. — Ведите его сюда.

— Нешто прям сразу обратно? В ночь ехать? — спросил другой.

До темноты оставалось ещё часа четыре, не меньше. Как раз хватит, чтобы добраться до Ярославля засветло, пусть даже с обузой в виде Сильвестра.

Я вглядывался в напряжённые лица монахов и мирян, пытаясь отыскать среди них Сильвестра, которого я в лицо не знал. Знал только, что он уже достаточно пожилой человек, и больше ничего.

— Зачем он царю? — крикнул один из церковников. — Неужто простил?

Ага, разбежался.

— Государевы приказы обсуждать будешь? — рявкнул я. — Велено доставить, и всё!

Желающих спорить со мной не нашлось, один из монахов торопливо прошёл внутрь яма, остальные продолжили заниматься своими делами. Распрягать лошадей, выгружать припасы, хотя я уже не видел в этом необходимости для них.

На пороге показался Сильвестр, вернее, инок Спиридон, одетый совсем не по-монашески, в шапку и шубу, а не в клобук и подрясник.

— Государь меня видеть хочет? — спросил он.

Это оказался довольно пожилой, но всё ещё крепкий мужчина, с седой кудрявой бородой и проницательным взглядом.

— Собирайся, уезжаем, — приказал я, игнорируя его вопрос.

— Коли Иоанн видеть меня желает, пусть приезжает сам, — горделиво произнёс Сильвестр. — Раз он меня решил в иноки постричь, я его волю исполню. А коли обратно в мир призывает, по нужде, али ещё зачем, то пусть лично зовёт.

Мне захотелось согнать с его лица это горделивое надменное выражение, накинуть аркан, поволочь за лошадью до самой Москвы. Я даже не ожидал подобной наглости. Опешил на мгновение.

— Если ты не поедешь добровольно, мне придётся потащить тебя силком, — сквозь зубы процедил я. — А мне не хочется марать руки об такое говно, как ты.

Теперь опешили все остальные. Некоторые церковники даже рот раскрыли от удивления.

— Да как… Как ты смеешь⁈ Это же… Это же сам Сильвестр! — выпалил какой-то молодой розовощёкий дьячок, больше похожий на девочку.