Марат Ахметов - Сталин. Разгадка Сфинкса
Каковы бы ни были истинные намерения германской стороны, в итоге они оказались во благо национальных интересов России. Хотя часть людей пострадала, очевидно, совершенно безвинно. Надо полагать, Сталин и его ближайшее окружение, отнюдь не были склонны безоглядно верить документам столь любезно представленными наиболее вероятными в не столь отдаленном будущем противниками.
Но том, что в свое время отдельные красные военачальники распивали на брудершафт шнапс и водку с немецкими генералами, Сталину и его коллегам было хорошо известно. Они даже допускали возможность того, что немецкие военные по своим человеческим качествам вызывали у их советских коллег чувства приязни.
Однако наличие у германской стороны оперативных планов Генштаба РККА, а, судя по всему, таковое имело место, говорило о многом. Сталин молниеносно оценил опасность. Даже гипотетическую вероятность предательского сговора своих полководцев с немецкими генералами необходимо было немедленно устранить во избежание неисчислимых бед государству. Поэтому был дан карт-бланш НКВД и лично Ежову на ускоренное проведение всех необходимых мероприятий.
С середины мая аресты видных военачальников вследствие, и в том числе, признательных показаний Примакова, Путны и других, посыпались как из рога изобилия. Пытаясь спасти свои жизни, Корк А.И. и Фельдман Б.М. раскололись на первых же допросах и выразили полную готовность давать показания в интересах следствия.
20 мая Ежов представил Сталину, Молотову, Ворошилову и Кагановичу материалы по заговору в РККА и ставил вопрос об избрании меры пресечения в отношении остальных участников. Через три дня из чрева Политбюро вышел документ, адресованный членам и кандидатам в члены Центрального Комитета ВКП(б) для опросного голосования по лишению статуса их коллеги по партии военного Тухачевского, вкупе с высокопоставленным штатским Рудзутаком.
Положение последнего существенно пошатнулось в начале тридцатых годов. В 1931 году он был убран с кресла наркома путей сообщения, а в следующем лишился членства в Политбюро. В 1934 году Рудзутак вновь становится кандидатом в члены Политбюро, но заменяется Кагановичем на посту председателя Комиссии партийного контроля (КПК), одном из важнейших в иерархии ВКП(б).
Рудзутак был личностью склонной к неординарным решениям, даже авантюрным. Когда испытывавший немалые затруднения начинающийся авиаконструктор Яковлев обратился к нему за помощью, он предложил в качестве испытательного аэродрома заливной лужок близ своей дачи в Горках. Не удовлетворившись благополучной посадкой мало апробированного яковлевского детища, Рудзутак решился на еще более рискованное предприятие — возжелал лично полетать на нем. К счастью для летчика и изобретателя все обошлось благополучно…
Чуть позже Якир и И.П. Уборевич также были лишены партийной неприкосновенности. 30 мая Политбюро приняло решение отстранить Аронштама А.Н. и Гамарника Я.Б. от работы в наркомате обороны и исключить из состава Военного совета.
Последний, в бытность одно время первым заместителем Ворошилова, очевидно, играл среди военных особо видную роль. На следующий день приказ об увольнении из РККА Гамарнику доставили на квартиру сослуживцы. Сразу после их ухода он застрелился, поняв, что дело окончательно проиграно. Подельники Гамарника к тому времени дружно давали признательные показания, обвиняли друг друга и вовлекали в орбиту процесса все больших лиц.
С 1 по 4 июня в Кремле на расширенном заседании Военного совета при наркоме обороны СССР с участием членов Политбюро ЦК ВКП(б) обсуждался доклад Ворошилова «О раскрытом органами НКВД контрреволюционном заговоре в РККА». Кроме постоянных членов (из которых 20 человек уже было арестовано) на Военном совете присутствовало 116 военных работников, приглашенных с мест и из центрального аппарата Наркомата обороны. Предварительное ознакомление с показаниями «заговорщиков» всех участников работы Военного совета создало чрезвычайно напряженную атмосферу с первого же заседания высших военных представителей страны. Даже по выдержкам из материалов стенограммы, становится очевидным, что в командном составе РККА сложилась крайне нездоровая обстановка.
Нарком Ворошилов малодушно жаловался, что Тухачевский, Якир, Уборевич, покойный Гамарник и другие образовали оппозиционную ему группировку. Вели себя в отношении его агрессивно и даже враждебно.
2 июня на Военном совете выступил Сталин. Он высказал предположение о наличии в стране широко разветвленного военно-политического заговора против Советской власти, стимулировавшегося и финансировавшегося германским фашизмом. Руководителями этого заговора по мысли Сталина были Троцкий, Рыков, Бухарин, Ягода (следствие по трем последним к тому времени еще велось) и другие. По военной же линии главными были — Тухачевский, Якир, Уборевич, Корк, Эйдеман, Гамарник. Выступавшие в прениях по докладу Ворошилова резко осудили заговорщиков, заверяли в своей безграничной преданности партии и правительству.
Заметным диссонансом выглядело выступление Мерецкова, лишь накануне прибывшего из Испании. Он начал с рассказа о значении военного опыта, приобретенного на Пиренеях. Мерецкова начали перебивать из зала, требуя высказаться о главной повестке дня. Ни для кого не было секретом, что «он долгие годы работал с Уборевичем бок о бок». Поняв, что не отвертится, Мерецков не побоялся вступить в полемику. Он заявил, что ему совершенно непонятны выступления товарищей, дружно высказывающих только здесь свои подозрения и недоверие. «Это странно выглядит: если они подозревали, то почему же до сих пор молчали?» — сделал логичное умозаключение Мерецков. Откровенно и прямо он объявил, что Уборевичу верил и ничего дурного о нем сказать не может. Искренность Мерецкова была по достоинству оценена Сталиным и его коллегами по Политбюро, чего нельзя сказать о некоторых других военных, ибо из 42 выступивших 34 командира были также вскоре арестованы.
Для рассмотрения дела по обвинению Тухачевского и других было образовано Специальное судебное присутствие Верховного суда СССР, в которое были введены военачальники, занимавшие в РККА посты равнозначные теперешним арестантам. Создалась беспрецедентная ситуация, когда семеро высших военных иерархов страны осудили на смерть восьмерых своих коллег. Приговор был приведен в исполнение 12 июня. Вакханалия избиения военных кадров началась. Уже через 9 дней после суда над Тухачевским сотоварищами было арестовано около 1000 командиров и политработников. Печальная участь ждала и участников июньского судилища. Кроме Буденного и Шапошникова, все военачальники были репрессированы.
Вопрос — имел ли место полноценный заговор против руководства СССР — без подлинных материалов судебных дел, в полном объеме, без лакун и фальсификаций, рассмотреть невозможно.
Однако нет никакого сомнения в том, что Тухачевский и родственные ему по духу военачальники составляли сильнейшую оппозицию наркому Ворошилову и его окружению. Но Ворошилов был старым партийным товарищем и личным приятелем Сталина. Поэтому недовольство оппозиционеров ничтожным, на их взгляд, Ворошиловым могло распространяться на Сталина. Советские военные фрондеры понимали, что Ворошилова невозможно устранить при владычестве Сталина.
А широкомасштабного заговора, подобного тому, который был осуществлен в отношении Гитлера в 1944 году, пожалуй, все же не было. Были лишь определенные намерения, без четко разработанного плана, однако «соколам» Ежова этого было достаточно. Военачальники же упустили моменты, более благоприятные для выступления. Им надо было действовать более решительно в период наивысшего могущества Ягоды, с которым, несомненно, было легче договориться, нежели с Ежовым.
Правда, отношения военных ведомств и тайных полиций во все времена и у всех народов были всегда натянутыми. Каждое мнило свою структуру наиглавнейшей и наиважнейшей. Свою роль сыграло и то, что военные в Советской России не были столь сплоченной кастой, как, например, высшие круги генералитета в той же Германии. Красных военачальников раздирали противоречия, в том числе и личного характера. У них совершенно отсутствовал дух корпоративной солидарности.
Ежов и его присные, «разбиравшиеся» с Ягодой и его «наследством», очевидно, обеими руками ухватились за представившуюся возможность сделать «зачистку» и верхушки военной. Они был рады любому самому крошечному компромату. Материалов, исходя из нравственных физиономий отдельных персоналиев, хватало.
Одним из когорты, называемой «герои гражданской войны», числится П.Е. Дыбенко. В основном прославившийся амурными делами с годившейся ему в матери жрицей свободной любви — Коллонтай. Сей витязь весьма отличился в братоубийственной резне под Кронштадтом. На чисто воинском поприще успехами похвастаться не мог. Более того, в феврале 18 года богатырь-моряк Дыбенко вместе со своими матросиками позорно оставил позиции под Нарвой. От стыда, надо полагать, эшелон балтийских моряков прикатил аж в Самару, откуда и был возвращен не без труда Дыбенко уже в Москву.
