В. Бирюк - Найм
Вот об это и бьются сейчас, в эти августовские дни этого 1160 года, два умных серьёзных человека в великокняжеских палатах в Киеве — Ростик, Великий Князь всея Руси, и Фёдор, присланный митрополитничать из Царьграда.
Это уже не вопрос — кому на княжеском столе сидеть, с чего, собственно, раскол и начинался. Это уже вопрос существования всего русского народа. Да и не одного его. Ежели «правильная благодать» может проистекать и из раскольников, то всё восточное христианство, и так-то не очень единое, мгновенно превратится в конгломерат враждующих церквей.
Так вот, лицензионный поп у нас есть. Точнее — бывает. Приходит из прихода. Там, ниже по Угре село есть. Село — это селище с церковью. «Благодать божья» у него — прямо «от производителя» — грек он. Но рукоположён — на Руси. Где раскол. Но — епископом Смоленским Мануилом, который в раскол не пошёл. Так что, вроде бы — всё законно и совсем не «пиратская копия». Когда Храбрита с Корькой хоронили — за попом лодку посылали. Приехал, отпел, помянул и уехал. Я ему постарался на глаза не попадаться, так — издалека видел.
А потом хоронили не отпетыми. И в Рябиновке, и у «пауков», и в Пердуновке. Нехорошо, неправильно, не по ритуалу. А что делать? За попом каждый раз не набегаешься. А морозильника здесь нет — мертвецов на третий день надо закопать.
Есть богатые приходы, есть бедные. А есть — обширные. Такие места, где попа видят раз в три-четыре года. Объезжает пастырь паству и сразу всё делает. Детишек, что с прошлого «круиза» родились — крестит. Парней с девками, что сошлись — венчает. Умерших — отпевает. При здешней детской смертности бывает так, что над могилкой сперва идёт крестильный обряд, потом тут же сразу — поминальный. Ересь конечно. Не по канону. Но как можно сунуть разложившийся детский трупик в купель? Или исполнить елеосвящение? А «последование мертвенное» без соборования… А что делать? Обречь душу невинную на муки адовы вечные?
Получается, что мне в хозяйстве, кроме всяких печников-скорняков, нужен ещё и поп. Где взять? Нанять попа на свободном рынке труда — невозможно. Ещё первые Вселенские соборы установили, что службы не в своём приходе — служить нельзя. Поэтому — только местный приходской поп. Такая вот «неестественная монополия». Ну и ладно — тоже ведь живой человек — договоримся. Буду нанимать его «на исполнение разовых работ». Аутсорсинг ритуальных сервисов. Это же не индийских программеров подряжать — живём недалеко, законодательство одно… Да мало ли какие сервисы в моё время в моей России на стороне заказывают! Раз население нуждается в таких «двух притопах, трёх прихлопах» — наймём на наш корпоратив сертифицированного исполнителя этих… экзотических танцев.
Но есть некоторые… личностные проблемы. Здешнего попа местные называют «пресвитер». Пресвитер Геннадий. У меня на это имя — идиосинкразия. Не знаю почему, но в первой моей жизни не было ни одного Геннадия из моих знакомых, который какую-нибудь подлянку мне не устроил.
Я не говорю, что они плохие. Или что имя определяет характер человека, или антагонизм с носителем конкретного имени. Моего, например. Я вообще ничего о связи имени и подлости не говорю. Просто есть такой факт.
Вот этот Гена и припёрся.
И меня это очень тревожит. Не потому, что он ритуалы проведёт, а потому что начнёт нос свой совать. Задавать вопросы, на которые и я ответов не знаю.
Вот честное слово — последний к кому бы я навстречу побежал — к попу. Русские народные приметы на этот счёт однозначны: попа встретить — не к добру. «Оборотень дорогу перебежал. Поп дорогу перешёл». А ещё говорят: «Попу да вору — все впору». Много чего «доброго» про это сословие на Руси сказано. Есть у Даля и про меня лично: «Поп Ваньку не обманет, а Ванька попу правды не скажет». Мда… Хорошо бы.
Прибежали с Суханом в «Паучью весь», и сразу в глаза бросилось: на берегу лодейка лежит. Явно не местная. У «пауков» — лодок мало, и сами они маленькие. А тут… как беременная корова — размером в обычную «рязаночку», но вдвое шире. Заскочил к Хрысю во двор. У того нынче семь девок, две бабы и он один гоголем ходит. Бурчит, но видно — без зла.
— Хрысь, я смотрю — тебе это бабьё по сердцу пришлось?
— Да с чего ты взял?! Глупость говоришь, боярич! Толку от них… — одна суета и разорение. Хотя… Вишь ты, прежде — тихо было. Будто пустой дом стоял. За день, бывало, парой слов с женой не перемолвимся. Да и об чём говорить-то? А теперь вот эти… день-деньской щебечут. Смысла-то, конечно, никого…
— Хрысь, а что это за лодка такая широкая на берегу лежит? Прежде не видал.
— Так то — поповская кошёлка. Покуда этот долгогривый её доверху не набьёт — не уйдёт.
Вот такие дела. Я, конечно же, народную мудрость помню: «Поповское брюхо из семи овчин сшито». Но чтоб столь нагло и наглядно… Это ж мои люди! Их же тут этот… служитель культовый — обдерёт как липку, а зимой они ко мне придут: «Помоги, владетель! Спаси от глада и мраза». В смысле: на дворе холодно и кушать очень хочется. И что мне тогда? Посылать их прямиком к Спасителю? Чей человек проблему создал, тот пускай последствия и расхлёбывает?
— Хрысь, а с какого дуба вы ему такой оброк платите?
— То — не оброк, то — за требы. Как требы класть — он цену дерёт… как похочет.
Опять не понял. «Треба» — слово славянское, языческих ещё времён. Тогда речь шла о жертве какому-нибудь местному божку. Подношении в форме еды или вещи. Такие «требы клали» в «святых местах» — под священными деревьями или у заметных камней.
В Осетии, в Дигорском ущелье, в советское время видел здоровенную чинару. На каждой ветке по пустой бутылке из-под водки надето. Когда очередной парень из аула должен был уходить в армию — он забирался на дерево и одевал очередную водочную бутылку на свободный сучок. Тут сразу и «треба на возвращение» и демонстрация молодецкости: ну-ка, слазил быстренько на такую высоту посреди сабантуя на сто четыре тоста.
Когда пришло христианство, обязательные ритуалы получили то же название — «требы». Только в церкви их «служат» или «исполняют». Но у нас сохранилась архаическая форма — «кладут». Не то — потому, что в церкви надо кланяться — «поклоны класть», не то — из-за необходимости «класть в карман» священника.
Тема вознаграждения за обязательные церковные службы — болезненная и в 21 веке. Фраза «размер минимального ожидаемого добровольного пожертвования при исполнении обряда…» — годится для налоговой инспекции. А реально — прикрывает весьма примитивную торговлю вот той самой «божьей благодатью». Переходя, временами, в простое вымогательство.
«Властолюбие и стяжательство — две главные проблемы в жизни современной Церкви, два препятствия на пути людей, приходящих в храм, так что многие из них соблазняются и уходят, не находя сил двигаться дальше». Слова эти сказаны православным священником в 21 веке. В веке 12 — то же самое. Только уйти — некуда.
Это общая проблема всей христианской истории. У иудеев, мусульман, части протестантов — священник ставится общиной. И ей же изгоняется. Поэтому обе стороны вынуждены находить «баланс интересов». В тех же конфессиях, где «святой отец» — назначенец «сверху»… о неприятии русским народом всякого рода «лиц начальствующих» я уже говорил.
Православный священник не может отказать в исполнении треб даже и при полном отсутствии вознаграждения. Ибо «окормление паствы» — есть его долг пастыря. Равно как и получатель этой услуги не может не пожертвовать церкви столь много, сколь позволяет его вера и материальное благополучие. Пока ожидания обеих сторон в отношении суммы совпадают — все довольны. Но так бывает очень редко. В реале кормящиеся околоцерковные «сомнища» проявляют обычное наше российское хамство, поддержанное верой в приближённость свою к начальству. К самому главному начальнику во Вселенной — к ГБ.
Смиренная просьба о представившейся мирянину возможности поспособствовать добрым делам, внеся любую посильную лепту в храм божий, сменяется наглым попрошайничеством, мелочной торговлишкой да унтер-офицерскими окриками.
Одно из самых ярких собственных впечатлений по этой теме — Свято-Троицкий Серафимо-Дивеевский монастырь. «Четвёртый земной удел Пресвятой Богородицы». Как-то занесло меня в те края, присел я на лавочку и понаблюдал картиночку.
Молодая, просто — юная пара с новорождённым младенцем на руках, собралась, было, поклониться и приложиться. Но тут выскочила одна из монастырских прислужниц и наехала на молоденькую мамашку:
— Отдай дитё мужу да пошли полы в храме мыть.
— Да как же ж… Да ребёнок-то маленький, ещё и головку не держит…
— Ничего. Вот тебе платок на голову, другой — на пояс, швабра. Вперёд.
— Сыночек плакать будет. Его кормить скоро.
— Давай-давай. Преподобный Серафим, коли надобно будет, и успокоит дитятю, и напитает. За труды твои праведные во храме его.
