Игорь Чужин - Уйти, чтобы не вернуться
«Вот какие политические баталии, оказывается, развернулись во властных новгородских кругах, пока я занимался дружиной и строил свою усадьбу. Теперь нужно держать ухо востро, иначе можно в одно прекрасное утро и не проснуться», – подумал я, глядя на злую рожу Луки Федоровича.
После отповеди владыки степенной тысяцкий покинул мероприятие, а ко мне выстроилась настоящая очередь бояр, желающих выразить свое восхищение проведенными учениями. Политика дело грязное, и я прекрасно понимал, что бояре хвалят меня вынужденно, а на самом деле моя близость к владыке для многих как красная тряпка для быка. Если раньше я не встречал прямого сопротивления, так как большинство бояр просто не верили в успех затеи со стрелецкой сотней, то теперь начнется настоящее противодействие. По притворным маскам одобрения на лицах бояр было прекрасно понятно, что моя спокойная жизнь закончилась и теперь за меня возьмутся всерьез.
Примерно через полчаса стрелецкая сотня, с триумфом проведшая показательные учения, выстроилась на плацу перед владыкой, и он лично вручил мне боевое знамя с вышитым на нем ликом Андрея Первозванного, которое я как бы невзначай попросил архиепископа благословить.
Владыка мгновенно сориентировался в ситуации и, благословив знамя, толкнул настоящую речь по этому поводу. Правда, затем Иона укоризненно шепнул мне на ухо, что такое дело нужно было свершить у стен Софийского собора, а не на учениях, но было уже поздно. Чтобы оправдаться в своем промахе, я заверил архиепископа, что стрелецкий полк будет приведен к присяге в детинце по заранее согласованному с владыкой плану.
После торжественного прохождения стрелецкой сотни под боевым знаменем колонна сияющих от счастья бойцов отправилась в казарму на праздничный обед, а я стал прощаться с гостями. На этом раздача слонов и пряников завершилась, и владыка со свитой уехал в Новгород.
Глава 22
Праздничное настроение не покидало меня ровно три дня, но эйфория от успехов быстро проходит, а затем проза жизни снова ставит размечтавшегося индивидуума на место. Так произошло и на этот раз. Утром четвертого дня после показательных учений стрелецкая сотня походным маршем отправилась из загородного тренировочного лагеря на Томилино подворье. Стрельцы разместились в пахнущей свежей стружкой только что выстроенной казарме и занялись обустройством на новом месте.
Чтобы бойцы не маялись дурью от безделья и не растеряли наработанных за время учебы навыков, я сразу организовал караульную службу в усадьбе, а также круглосуточное патрулирование улиц и переулков Славенского конца. Хотя Томилино подворье занимало внушительную территорию, но свободного места для полноценных тренировок стрельцов катастрофически не хватало. Мне даже пришлось пойти на поклон к монастырской братии Павлова монастыря и озаботиться расчисткой стихийной свалки под монастырскими стенами, на месте которой бойцы соорудили спортивный городок. Спортгородок мы оборудовали примитивными тренажерами, турниками и брусьями, изготовленными по моим эскизам. Конечно, по меркам двадцать первого века самопальные тренажеры выглядели весьма убого, но для реалий Древней Руси у нас получился настоящий олимпийский стадион.
Дурной пример заразителен, поэтому бывшая свалка вскоре стала местом паломничества местной молодежи, которая с огромным интересом следила за тренировками стрельцов в тельняшках. Через некоторое время практически все окрестные пацаны забросили привычные игры и часами висели на турниках и брусьях, подражая моим бойцам.
Примерно через неделю после переселения стрелецкой сотни на Томилино подворье старшины в полном объеме возобновили тренировки личного состава, а я уселся за доработку под новые условия Устава гарнизонной и караульной служб, написанного еще в Верее. Помимо переписывания устава мне пришлось заняться составлением плана теоретических занятий по тактике применения огнестрела, а также графиком караулов и хозяйственных работ. Чтобы закрепить теоретические знания на практике, требовались регулярные выходы в поле на ротные учения, кроме того, нужно было проводить регулярные стрельбы.
Строевая подготовка, рукопашный бой и тренировки в спортгородке – это, конечно, замечательно, но стрелец прежде всего должен уметь хорошо стрелять, потому он стрельцом и называется, а патроны, свинец и порох стоили серьезных денег. В общем, для стрелецкой сотни началась настоящая воинская служба, скопированная мною из будущего, а для меня – настоящая каторга и растрата личных денег.
Когда основные организационные вопросы были решены, я приступил к подготовке развертывания стрелецкой сотни до размера полка, но неожиданно начались проблемы с финансированием. Формально в администрации архиепископа мне ни в чем не отказывали, просто распоряжающиеся казной черноризники стали запускать меня по кругу, прозрачно намекая на солидные откаты от выделяемых на создание стрелецкого полка сумм. Я, конечно, не с Луны свалился и прекрасно понимал, что платить чиновникам за содействие придется, но попы требовали откатить половину от заявленных сумм, а остававшихся денег даже на развертывание двух полноценных рот не хватит. Сначала я пытался договориться с чиновниками полюбовно и тупо обивал пороги кабинетов администрации архиепископа, располагавшейся в детинце на Владычном дворе, но, видимо, попы приняли такое поведение за проявление слабости и стали со мной разговаривать сквозь зубы.
В конце концов все это меня достало, и я настучал владыке на особо оборзевших мздоимцев. Архиепископ долго не разбирался и сослал пару не в меру рьяных бюрократов для покаяния в дальние монастыри, но после этого случая стало только хуже. Против боярина Томилина ополчилась вся поповская рать, и теперь по любому самому мелкому поводу от меня начали требовать грамоту за подписью владыки. Формально придраться к саботажникам было невозможно, но если архиепископа беспокоить по мелочам, то выйдет себе дороже. Я напряг на всю катушку Расстригу, однако Мефодий еще только начал вживаться в окружение архиепископа и, кроме информационной поддержки, ничем мне помочь был не в состоянии.
Хуже всего сказалось на сложившейся ситуации то обстоятельство, что 1 ноября Иона поспешно уехал в Псков, где, по полученным мною от Расстриги сведениям, активизировались сторонники унии с папистами. После отъезда архиепископа чиновники из казначейства окончательно перекрыли кислород моим начинаниям, в результате чего мне пришлось залезть в собственный кошелек, начавший худеть со страшной силой.
Еремей Ушкуйник, конечно, оказывал мне посильную финансовую помощь, но взять на свой кошт целую стрелецкую сотню даже родовитому купцу было не по карману. Тысяцкий Славенского конца Сторожевский тоже рад был мне помочь, но у него самого начались серьезные трения с городской властью, и ему вскоре стало не до меня.
Причиной опалы Сторожевского стало благоволение к нему владыки, высказанное на показательных учениях стрелецкой сотни. После того как Иона отказал в своей поддержке степенному тысяцкому Луке Федоровичу в пользу Сторожевского, против Никифора ополчилась вся Софийская сторона Новгорода. Как впоследствии я узнал, Лука Федорович на ближайшем общегородском вече собирался передать пост тысяцкого своему протеже Якову Игнатьевичу Лозьеву, а тут появилась альтернативная кандидатура, поломавшая все намеченные расклады. Для избрания Якова Лозьева степенным тысяцким несколько родовитых боярских родов зарядили очень большие деньги, за которые запросто могли и голову оторвать, поэтому Сторожевский полностью погрузился в подковерную политическую борьбу.
В общем, в отсутствие архиепископа выборы Никифора Сторожевского на пост степенного тысяцкого оказались под большим вопросом, даже при номинальной поддержке Владычного двора.
Чтобы читатель был в теме, сделаю небольшой экскурс в новгородские реалии того времени.
Новгород пятнадцатого века являлся боярской республикой и номинально управлялся демократически избранным новгородским вече. Для боярской республики характерен значительный социальный и феодальный вес новгородского боярства, которое имело давние традиции, уходящие корнями во времена еще до призвания на Русь Рюрика. В отличие от феодального княжества, где основой экономической власти являлось владение землей, Новгородом правили торгово-промышленный и финансовый капиталы. Это обусловило особую социальную структуру общества и необычную для средневековой Руси форму государственного правления, которым являлось новгородское вече.
Вече, или общегородское вече – собрание части мужского населения города, – обладало широкими полномочиями. Общегородское вече избирало посадника, тысяцкого и владыку (архиепископа), решало вопросы о войне и мире, издавало и отменяло законы, устанавливало размеры податей и повинностей, избирало представителей власти в новгородских владениях и судило их.
