Оленин, машину! (СИ) - Десса Дарья
Лисоченко нахмурился.
— Мог бы и подождать с ликвидацией, — сказал медленно. — Хотелось бы его допросить. Но ладно, раз ситуация была безвыходной… Сам как?
— Нормально, — ответил я, хотя боль давала о себе знать.
— Иди в санчасть. Пусть тебе первую помощь окажут. И приведи себя в порядок. Да, машина твоя как? Восстановить можно?
— Если Кузьмич постарается… — улыбнулся я, но тут же осёкся. — Уверен, что ремонтный взвод справится, товарищ капитан!
— Да уж, они умельцы. Ладно, у тебя два часа. Потом мы передислоцируемся вот сюда, — и он ткнул карандашом в карту. Я заглянул мельком — Муданьцзян. — Свободен.
Выйдя из штабной палатки, я сразу решил, что в санчасть не пойду. Ранение не критичное, незачем докторов от серьёзных дел отвлекать. Вместо них надумал довериться более знакомым, пусть и не таким профессиональным, но уж точно заботливым и нежным рукам Зиночки. Заодно она поможет с обмундированием, поможет привести себя в порядок. Неприятно всё-таки ходить по расположению, как оборванец.
Я направился к её палатке. Лёгкий вечерний ветерок чуть остудил разгорячённое лицо, и пока шёл, вспоминал, как Зиночка всегда с добрым сердцем принимала меня. Конечно, я знал, что её забота порой граничит с чрезмерной тревожностью, но это и придавало ей особый шарм. Даше на душе потеплело от таких мыслей.
Добравшись до места, я приоткрыл дверцу палатки и тихо постучал по деревянной перекладине.
— Зиночка? Ты здесь? — позвал негромко.
Девушка, услышав голос, вышла из-за громадья ящиков и коробок, и её глаза мгновенно расширились от ужаса. Она ахнула, прикрыв ладонью рот, когда заметила кровь на моей гимнастёрке и грязь, покрывающую меня с ног до головы. Её лицо, освещённое свисающей из-под матерчатого потолка автомобильной фарой, подключённой к аккумулятору, выражало искреннее беспокойство.
— Алёша! Что с тобой? — она буквально подлетела ко мне, в её голосе звучала смесь страха и облегчения. — Ты ранен?
Я попытался улыбнуться, чтобы успокоить её, но гримаса получилась скорее усталой.
— Да не переживай ты так, Зиночка, пустяк. Просто немного порезало и в грязи пришлось поваляться, — ответил я, протягивая руку, чтобы успокоить её ещё больше.
Но она не слушала, её нежные ладони уже были заняты: она осторожно ощупала порез на моей гимнастёрке, видимо, пытаясь понять, насколько глубока рана, затем, будто сама не веря, обвела взглядом всё моё обмундирование, измятое, порванное в нескольких местах.
— Ты не шутишь? Никаких шуток с ранами, понятно? Садись, я сейчас воды нагрею, будем тебя очищать, — в её глазах снова блеснуло волнение, но на этот раз с явным оттенком заботы.
Я сел, чувствуя, как усталость начинает накатывать, а Зиночка тут же начала суетиться, доставая тазик для воды и хозяйственное мыло. Затем достала аптечку, извлекла оттуда бинты и стрептоцид. Занятая своими хлопотами, в какой-то момент она вдруг замерла, повернувшись ко мне с озабоченным видом.
— Алёша, что же это мы… Так нельзя, — тихо, но уверенно сказала она. — Тебе нужно умыться и переодеться. Здесь сейчас неудобно… Пойдём, я знаю, где.
Я кивнул, не став спорить. Она вывела меня из палатки, и мы обошли её с тыльной стороны. Оказалось, там между трёх сосен обнаружилась ещё одна маленькая палатка, куда редко кто заглядывал. Насколько я мог догадаться — её Зиночка для себя соорудила персонально, да ещё обложила хвойными ветками — маскировка. Не от японцев, скорее от мужских досужих взглядов. Она огляделась, будто проверяя, что нас никто не видит, и, уверенно открыв полог, жестом пригласила меня внутрь.
— Здесь будет лучше. Раздевайся полностью, — велела строгим, но заботливым голосом.
Я повиновался, осознавая, что сопротивляться ей бесполезно. Стоило только начать стягивать одежду, как почувствовал лёгкий холодок на коже от вечернего воздуха, смешанного с влажностью, и понял, насколько сильно грязь и пот въелись в меня. Зиночка принесла тёплую воду в тазике, потом ещё ведро воды. Достала откуда-то мочалку и начала помогать мне омывать руки, спину и грудь. Её прикосновения были мягкими, но уверенными, чувствовалась опытная рука.
— Зиночка, а может, нам потратить время на что-то поинтереснее? — попытался шутливо протянуть руку, чтобы приобнять её за талию, но она моментально остановила меня серьёзным взглядом.
— Товарищ старшина, на глупости сейчас времени нет, — отрезала строго. — Ты ранен, а я должна сделать свою работу. Да и пахнет от тебя…
С её тоном было не поспорить. Она продолжала сосредоточенно омывать меня, не давая поводов для дальнейших попыток флирта. Я лишь усмехнулся и послушно дал ей закончить. Правда, особо интимные места всё-таки не доверил. Во избежание, так сказать, физиологических случайностей, которые происходят с мужчинами, когда их касаются нежные женские ладони.
Мы вернулись в складскую палатку. Там, среди ящиков и коробок, быстро перекусили. Пищу никто не жевал долго, настроение было тревожное — издалека уже доносились звуки передислокации: двигатели заводились, технику готовили к отправке.
— Переезжаем, — негромко проговорила Зиночка, откусив и прожёвывая кусочек хлеба. Я кивнул, чувствуя, что времени у нас совсем мало.
— Рану давай обработаем, — велела она. Осторожно ещё раз промыла порез тёплой водой, посыпала стрептоцидом, затем наложила чистый бинт.
— Не хватало, чтобы заражение началось, — проговорила озабоченно, торопливо и аккуратно завершая свою работу.
«Ей бы медиком работать, и тогда бы все пациенты говорили, что у неё лёгкая рука», — подумал я, представив Зиночку в белоснежном халатике. Стоило так подумать, как внизу шевельнулось. Отвёл взгляд от девушки. Жаль, на нежности времени и в самом деле нет.
Я оделся, достав сменный комплект одежды из своего вещмешка. Вокруг слышалось движение. Раздавались приказы, палатки сворачивали, грузовики выстраивались в колонну. Когда всё было готово, я крепко, по-хозяйски поцеловал Зиночку, взяв её лицо и ладони и ощущая тёплую кожу. Она ответила коротко, но крепко, зная, что разговоры сейчас ни к чему.
— Держись там, Алёша. Не геройствуй, — прошептала она, отпуская мою руку.
Я вышел из палатки и направился обратно к штабу. Везде суетились бойцы и командиры, слышались гулкие шаги и звуки перемещаемой техники. Замер на месте, вдруг осознав, что сам-то безлошадным оказался.
— Без машины, как без рук, — пробормотал себе под нос, прислушиваясь к шуму колонны.
Теперь встала другая проблема. Без виллиса дальнейшие передвижения усложнялись. Нужен транспорт, и срочно. А мне куда теперь, сапожнику без сапог? Неподалёку стоял студер, из его кузова вдруг донёсся знакомый голос:
— Эй, генацвале! — это оказался Гогадзе. — Ты что пешком-то? Залезай!
Николоз стоял на ногах в кузове, протянув мне руку. Я быстро схватился за неё и с его помощью забрался внутрь. Там оказались ещё четверо бойцов. Точнее, бойцами их можно было назвать с натяжкой, поскольку форма не всех делает воинами. А эти были два писаря и две связистки. В грузовике было просторно, но лица усталые, напряжённые. На меня посмотрели недоверчиво. Я ж для них малознакомый водитель, который к тому же, как они услышали, отчего-то без машины остался. Вдруг воинскую дисциплину нарушил?
Но я сделал вид, что не замечаю этих взглядов. Уселся, рядом положил вещмешок, из которого торчал эфес катаны. Это была та самая, доставшаяся мне по праву победителя в поединке с Сигэру. Другую, штамповку, оставил начштаба в доказательство, что не соврал насчёт японского офицера.
Гогадзе быстро оглядел меня с ног до головы, прищурив свои чёрные, цепкие глаза. Он сразу заметил рукоять меча и уставился на него.
— Что это у тебя? — Николоз слегка кивнул на меч, его глаза вспыхнули любопытством и жадным блеском.
Я коротко пояснил:
— Меч. Японский.
Взгляд грузина буквально прожигал мой трофей, интерес и желание обладать ей овладели им полностью.
— Послушай, дорогой, — начал он вкрадчиво, не сводя взгляда с эфеса, словно сканировал, — а где взял-то такую красоту?