Оленин, машину! (СИ) - Десса Дарья

Теперь все сомнения отпали.

— Ну-с, приступим, ваше благородие! — крикнул я японцу с какой-то залихватской смелостью, вдруг наполнившей меня до краёв.

Солнце уже клонилось к закату, окрашивая всё вокруг в яркие, огненные оттенки, когда я встал напротив Сигэру. Оба держали свои мечи, готовые к бою, в воздухе витала напряжённая тишина, как будто сама природа затаила дыхание, ожидая развязки этого поединка.

Яркое лезвие катаны блестело на свету, и, глядя на него, я ощутил притяжение, магическую силу, исходящую от старинного оружия. Сигэру, с ухмылкой на губах, казался полным уверенности, словно он был готов не только сражаться, но и наслаждаться процессом. Я же, напротив, чувствовал волнение, но это только разжигало во мне пламя.

Первый удар раздался внезапно — Сигэру бросился вперёд. Я успел уклониться, чувствуя, как воздух, разрезанный клинком, овеял лицо, когда лезвие прошло в нескольких сантиметрах от меня. Поняв, что в схватке не может быть ни малейшей ошибки, я сделал шаг вбок и атаковал, пытаясь нанести ответный удар.

Мы крутились вокруг друг друга, как два хищника. Каждый удар, каждое парирование были чёткими и проработанными. Я старался запомнить, как двигается Сигэру, чтобы понять, как действовать дальше. Мышечная память подсказывала что-то давно забытое. Лейтенант был ловок, его движения плавными и грациозными, как у танцора, но в них проскальзывала усталость.

Наша схватка перешла в стадию взаимных выпадов. Я чувствовал, как напряжение нарастает, как мускулы гудят. Сигэру внезапно снова сделал резкий выпад, я успел увернуться, но почувствовал, как лезвие коснулось моей руки, оставляя глубокую царапину. Боль пронзила, но ярость и желание победить гнали вперёд. Я сконцентрировался, собрав всю свою волю. В этот момент меня охватило желание отомстить за каждого, кого погубил этот надменный японский аристократ.

Я шагнул вперёд, поворачивая корпус влево, и выполнил резкий круговой удар мечом, направленный на плечо Сигэру. Он быстро уклонился, при этом опустив катану в позицию для блокировки. Я воспользовался этим моментом и, прижавшись к земле, провёл подкошечный удар, нацеливаясь на его ноги.

Сигэру, почувствовав угрозу, отскочил назад, переводя вес на правую ногу и используя катану для быстрого парирования моего удара. Он оттолкнулся, меняя направление атаки, и провёл горизонтальный рез, направленный на мою шею. Я наклонился вбок, при этом поднимая меч для блокировки, и почувствовал вибрацию от удара, проникающего в мои руки.

Следующим шагом я перешёл в захват: схватил его запястье и пытался вырвать меч из его рук. Сигэру быстро отступил, резко поворачиваясь, чтобы высвободиться, и с размаху провёл вертикальный удар вниз, пытаясь зацепить меня. Я закрутился, отпрыгнув в сторону, и использовал момент, чтобы нанести контратаку.

Сразу после этого я провёл серию быстрых атак — один, два, три удара, быстро меняя высоту и угол, заставляя японца защищаться. Он смог заблокировать два удара, но третий попал в его плечо, оставив на ткани след. Сигэру, зная, что у него нет времени на ошибки, скакнул в бок, чтобы избежать дальнейшего повреждения.

Мы продолжали маневрировать, каждый из нас выжидая момент для контратак. Я применил технику «тати-учи», делая резкий проникающий удар, который заставил его наклониться, чтобы заблокировать. Это дало мне возможность использовать «цукомэ» — быстрый колющий удар, направленный в корпус врага.

Сигэру, почувствовав угрозу, инстинктивно уклонился, проводя своим мечом в сторону, чтобы отвлечь меня от дальнейшего наступления. Я воспользовался этой возможностью и закрутился, нанося боковые удары и заставляя его вновь защищаться.

Ситуация накалялась, и я перешёл к «ката», собирая всю энергию для финального удара. Вложил все силы в резкий и быстрый выпад, обвивая меч вокруг его катаны, пытаясь дестабилизировать его позу. В итоге, резко вонзил меч в грудь офицера, завершая поединок. Сигэру изумлённо замер. Посмотрел на торчащую из его тела сталь. Перевёл взгляд на меня.

— Этого не может… быть… — произнёс он и медленно обмяк на землю.

Глядя на него, я испытал странную смесь чувств. Вроде бы и радоваться надо — одним врагом на свете меньше стало. С другой стороны, ведь нарушил приказ командира. Кого мне теперь везти в спецотдел и как там оправдываться? Подумав, решил, что придётся придумать историю с аварией, в которой погиб пленный. Только труп я не собирался никому предъявлять. Решат ещё, что расправился с безоружным. Никто ведь не видел нашего поединка.

Я достал из разбитого виллиса сапёрную лопатку, вырыл неглубокую, в полметра примерно, ямку, уложил туда Сигэру. Потом засыпал землёй, забросал ветками. «Покойся с миром, потомок самураев», — сказал и, собрав свои вещи, пошёл пешком в расположение наших тылов.

Пока топал, вспомнил о сокровищах. Золото и драгоценности, о которых говорил Сигэру, сияли в моем воображении. Как же хотелось добраться до них! Каждая мысль о богатстве поднимала адреналин, но реальность тут же сталкивала с холодной логикой.

Как можно оставить всё это ради блеска и богатства? Служба — это долг, а оставить своих товарищей на произвол судьбы в разгар войны было бы предательством. Трибунал за это станет только началом моих проблем. Вся эта затея могла обернуться большими неприятностями.

Но сокровища! Как же заманчиво было бы заполучить их и использовать для восстановления страны, когда война окончится. Однако сейчас это только мечты. Я понимал, что в первую очередь должен думать о своих обязанностях, о том, как защитить тех, кто рядом. Долг и соблазн постоянно тянули в разные стороны, и я старался оставить эту мысль в стороне. Сокровища подождут, а моя настоящая работа — это сражаться за свою страну.

Глава 49

Как только вошёл в расположение части, сразу направился в штаб, чтобы доложить обо всём капитану Лисоченко. Шёл быстро, несмотря на усталость. Перед штабной палаткой остановился, отряхнулся, как смог. Хотя видок у меня тот ещё — на бомжа похож. Грязный, в некоторых местах рваный, да ещё порез зудит, надо бы обработать от греха подальше. Хорошо бы, прежде чем пред светлые очи командования показываться, привести себя в порядок. Но медлить было нельзя. Капитану нужно было узнать всё, что произошло за последние часы. По рации много не наговоришь, это не XXI век со смартфонами.

Зайдя в штабную палатку, я кивнул дежурному у входа:

— Здорово. У себя? — кивнул на вход, закрытый плащ-палаткой.

— Так точно… — изумлённо проговорил старший сержант.

Я, не спрашивая разрешения, сразу направился к Лисоченко. Внутри было привычно темно и прохладно. Андрей Мартынович сидел за столом, склонившись над картой, но, заметив меня, тут же поднял взгляд.

— Оленин? Что стряслось? — капитан отложил карандаш и сел ровнее, внимательно разглядывая меня. — Докладывай.

Я выпрямился и коротко начал пересказ:

— Здравия желаю! По дороге к городу нас атаковали камикадзе. Силами охраны комбата, — про своё участие скромно умолчал, — угроза была устранена. — Ну, об этом вам уже докладывали. Мы взяли в плен японского офицера, лейтенанта. Я получил приказ доставить его в штаб для допроса. Попали в аварию, виллис перевернулся, нам удалось выбраться. Оба остались живы, но техника была сильно повреждена. Пришлось идти пешком.

Лисоченко молча слушал, кивнув пару раз, когда я говорил про атаку смертников. Но я знал, что самое важное ещё впереди. Продолжил, стараясь кратко, но чётко передать события:

— В дороге пленный японский офицер сумел развязать себе руки. Подкараулил момент, когда я не смотрел на него. Напал, ранил меня. Хотел убить, — я показал на порез на гимнастёрке, который подтверждал мои слова. — Мне пришлось ответить.

Капитан прищурился недоверчиво.

— Где он? — его голос был холоден и строг.

— Мёртв, товарищ капитан, — твёрдо ответил я. — Выбора не было. Офицер оказался хорошо подготовлен, действовал умело. Ещё чуть-чуть, и он бы меня прикончил.