Магнус Флайт - Город темной магии
Сара взяла письмо ЛВБ и взглянула на дату. Тридцатое июня, тысяча восемьсот двадцать первый год… В этом послании ЛВБ подтверждал получение пособия от семьи Лобковицев (даже после того, как друг и защитник Бетховена умер в тысяча восемьсот шестнадцатом году году, сын Седьмого князя продолжал регулярные выплаты). Никаким образом документы не могли передать того, что она знала об отношениях, связывавших Бетховена и его покровителя. Маститые музыковеды, композиторы и прочие знаменитости съедутся в Прагу со всех концов света, чтобы посетить выставку во дворце!.. Им предоставят особый доступ и выдадут белые перчатки для работы с бумагами. Фотографы сделают сотню снимков, на которых, возможно, будет и князь Макс с улыбкой на лице. Но они никогда не узнают…
– Девочка моя, – тягуче пропела Сюдзико. – Тебе явно нужна передышка! Ты совсем усохла. Пойдем-ка, покажу тебе свою выставку огнестрела.
Сара подчинилась Сюзи. Со стен оружейной содрали старые кошмарные обои в цветочек, и теперь комнаты полыхали огненно-красным колером, поверх которого Сюзи не без таланта к драматизму развесила оружие. Сара уставилась на громадное колесо, собранное из винтовок.
– Прямо цветок! – горделиво сказала Сюзи. – Ромашка из стволов, будь я проклята!
Посередине другого зала располагался рыцарский доспех, окруженный частоколом ружей и флагов. Повсюду висели портреты охотящихся Лобковицев. Сюзи вела Сару по своему царству, показывая ей наиболее интересные экземпляры.
– Аристократы! – разглагольствовала она, качая головой. – Охота была для них почти искусством! Вот что я попыталась ухватить. Тут ведь и политика, и социальные связи, и театр… Это было у них в крови. Они нутром чуяли, что власть – отличная штука, и уважали ее. Поэтому я решила, что мне нужно устроить что-то одновременно шикарное и сексуальное. Власть – крутой афродизиак!
– Мне кажется, тебе действительно удалось это передать, – заметила Сара, осматриваясь вокруг. – Собрание похоже на порнографическую фантазию Теда Ньюджента[75], исполненную в стиле «Театра мировых шедевров»[76].
– Супер! – отозвалась Сюдзико. – Чего-то подобного я и добивалась. Стильно, но сильно!
Вдвоем они отправились бродить по другим помещениям. Мозес Кауфман вместе с двумя местными специалистами-чехами работал, размещая на витринах универсальную коллекцию декоративного искусства. Мозес и Сюзи принялись болтать, а Сара двинулась вдоль витрин, то и дело наклоняясь, дабы рассмотреть бесчисленные шкатулки для драгоценностей, миниатюрные флаконы, пивные кружки, записные книжки в шагреневых переплетах, колокольчики, замки, ключи, статуэтки животных, ковчежцы… Удивительно, подумала Сара, эти вещицы находятся здесь, в только что созданном музее, но все они принадлежат Максу… Если бы он захотел, то наверняка мог бы закрыть двери и целый день играть с изящными безделушками. Наливать диетическую колу в чашки мейсенского фарфора. Тренькать «Дым над водой» на альте восемнадцатого столетия…
– Николас привез мне это из Нелагозевеса, – сказал Мозес, показывая на большой ларец в углу. – Очень мило. Аугсбург, конец семнадцатого века. Дорожный ящичек для медикаментов и предметов туалета. Видите медную вставку? На ней изображена аптечная лавка.
– Николас? – переспросила Сара, стараясь не выдать голосом своего волнения. – А когда? Он где-то поблизости? Мне нужно с ним проконсультироваться.
– Он куда-то запропастился, – рассеянно отозвался Мозес, погруженный в восторженное созерцание ларца. – Но, кажется, он недавно звонил Дафне.
Когда Сара пробегала через комнату Фионы, сияющую необъятной коллекцией дельфтского фарфора, ее окликнула сама Фиона в безупречном белом переднике, склонившаяся над витриной.
– Посмотри, отблеск есть? – осведомилась она. – Золотое Руно трудно осветить как следует.
Сара замерла, воззрившись на тарелки, кружки и бутыли.
– Обеденный сервиз тысяча пятьсот пятьдесят шестого года, – пояснила Фиона своим высоким, похожим на звук флейты голосом. – Сделан на заказ в честь награждения Поликсениного отца орденом Золотого Руна.
Посуду украшал фамильный герб семьи Поликсены: черный бык с золотым кольцом в носу и плохо нарисованный желтый барашек, привязанный – или подвешенный – при помощи геральдического украшения, напоминающего кулон или ожерелье.
Пробормотав извинения, Сара поспешила дальше, в портретные залы, где отыскала Дафну. Та застыла перед огромным холстом.
– Рама подобрана точно, вы не находите? – сказала ей Дафна своим обычным сухим, без проблеска юмора, тоном.
Сара подняла взгляд на портрет смазливого Ладислава, брата Зденека, в его щегольском бело-золотом костюме, с ключом у пояса.
– Все замечательно, – уверила она Дафну. – Слушайте, вам Николас не звонил?
В этот момент в зал вошел Майлз.
– Майлз! – приветствовала его Дафна. – Я хотела бы выставить ключ, который обнаружил Мозес, вместе с портретом.
Сара вспомнила, как был возбужден Николас при виде ключа, когда Мозес впервые продемонстрировал находку.
– Что он открывает? – поинтересовалась она.
– Неизвестно, – ответил Майлз. – Но Рудольф придавал ему большое значение. Вот еще одна дворцовая загадка! Кстати, ключ в ларце был единственным подарком императора к свадьбе Зденека и Поликсены[77]. Немного похоже на ключ от машины, который отец дарит своему отпрыску к выпускному, верно? Обычно предполагается, что автомобиль уже стоит под окном. Но в данном случае – где она, эта машина?
У Сары запищал мобильник. Пришло сообщение от Макса: «Жду тебя снаружи. Срочно».
– Мне нужна ваша подпись на окончательном варианте каталога, – сказал Майлз Саре.
– Разумеется, – кивнула она. – Но я надеялась сегодня еще забежать в библиотеку. Хотела найти хозяйственные документы, связанные с теми датами, когда Бетховен гостил во дворце. Знаете, будет неплохо, если мы дополним общую картину того, как Седьмой князь покровительствовал Людвигу, бытовыми деталями. Какие-нибудь счета, расписки о плате музыкантам, нанятым для частных представлений…
– Ладно, но не забудьте, Сара, завтрашний день – крайний срок.
Сара выскочила из дворца и едва не налетела на Макса. Князь в безупречном костюме от Brooks Brothers и серой фетровой шляпе сидел в красном «Альфа-Ромео» и газовал. Устроившемуся на заднем сиденье Морицу не хватало только пары темных очков, чтобы довершить картину глянцевой роскоши.
– Где Нико? – выпалила Сара, запрыгивая в машину.
– Кто-то в Нела только что заказал пиццу при помощи моей кредитки, – заявил Макс, на полной скорости выводя спортивный автомобиль из ворот Града.
Глава 48
– Друзья не позволяют друзьям принимать наркотики, – заметил Макс, переступая через порог Рыцарского зала. – Во всяком случае, в одиночку.
Сара промолчала.
Им не понадобилась помощь Морица, дабы пройти по следу коробок из-под пиццы, устилавших лестницу замка Нелагозевес до второго этажа. А Нико превратил Рыцарский зал в импровизированную лабораторию. Он что-то стряпал на бунзеновской горелке, установленной в гигантском камине эпохи Ренессанса. Нико суетился возле современного складного столика – чудовищно неуместного среди исполинских фресок в нежнейших тонах, которыми были расписаны стены. А сам столик ломился от пузырьков и коробочек и был завален исписанными листками бумаги.
– Hej god dag[78], – проговорил Нико, кажется, на датском, едва взглянув в их сторону. – Где-то валяется пара кусков пепперони. Впрочем, чехи совершенно не умеют готовить пиццу.
Сара схватила карлика за ворот рубашки и хорошенько тряхнула.
– Куда все делось, признавайтесь?
– Что – все?
– Вот только не надо! Оно в доме Фауста или нет?
Нико оскорбленно улыбнулся.
– Ваш тон… вы не подозреваете меня в том, что я мог… Сара! Право же!
Нико выглядел разочарованным, и Сара на долю секунды почувствовала себя пристыженной.
– Вы сбежали! – возмутилась она. – Своровали все из потайной комнаты и дали деру!. Что я должна была о вас подумать?
Макс смеялся над ними обоими.
– Вы совершенно правы, дорогая. Содержимое библиотеки – в целости и сохранности, вещи перекочевали в дом Фауста. Маркизе Элизе и в голову не придет копаться в старье. Значит, я способствовал созданию благоприятных условий… для князя и для вас, Сара. – Нико отвернулся от Сары и склонился над бунзеновской горелкой. – По-моему, я нашел формулу снадобья, – спокойно добавил он. – Возможно, мы можем начать эксперименты. Надо действовать осторожно.
– Мы?
– Браге назвал вещество «уэстония», в честь Элизабет Уэстон, падчерицы Эдварда Келли. В наших обстоятельствах мне это кажется весьма уместным. Но я не уверен, что точно понял формулу. Экстракт может получиться… недостаточно чистым.
