Дженнак неуязвимый - Ахманов Михаил Сергеевич

Дженнак ходил к нему несколько дней, присматриваясь к повадкам наставника, вслушиваясь в его голос и стараясь выяснить хоть что-то о его благородной ученице. Баратцу-Им посещал ее вечером и после занятий неизменно заворачивал в кабак, ссылаясь на то, что выпивка дарует ему крепкий сон. В первой половине дня он вел уроки в школе, так что с Хрирдом встречался во время дневной трапезы, обходившейся без возлияний, что было для Баратцу-Има настоящим подвигом. Но идти к светлорожденной госпоже пошатываясь он не рисковал, да и язык у наставника в эти моменты заплетался. Во всем же остальном учитель был достойным человеком и хоть не посещал чужих земель, знал о них немало. Вполне достаточно, чтобы поведать Хрирду о лизирских степях и лесах, быках с четырьмя рогами и карликах ростом по колено, обитающих в Южном Лизире. Карлики, по словам Баратцу-Има, питались сырым мясом, не делая различий между говядиной и человечиной.

В День Фасоли Дженнак пригласил наставника в свой хоган на окраине Цолана, послушал его мудрые речи, угостил жарким из керравао и свежими лепешками с фруктовым соком. Наевшись, Баратцу-Им поник головой и захрапел, чему не приходилось удивляться - в соке было две капли зелья Шаня Третьего. Раздев учителя, Дженнак натянул его хламиду и убор из ягуарьей шкуры, присмотрелся еще раз к физиономии Баратцу-Има и принял его облик. Затем, покинув дом и спящего наставника, отправился в северный дворец.

Место было для него знакомым и памятным. Жилище цоланского правителя располагалось на искусственном холме вокруг двора с бассейном и, согласно майясской традиции, включало шесть строений: три большие пирамиды и три поменьше, стоявшие с восточной стороны. В одной из них Дженнак когда-то жил - в тот год, когда велись переговоры с атлийцами и тасситами. Южная, самая большая пирамида о пяти ярусах, была дворцом халач-виника, а с запада возвышался огромный каменный куб с надстройкой в виде массивной башенки. В этом здании, в Зале Сорока Колонн, Дженнак, Великий Сахем Бритайи, вел переговоры с Тегунче и Оро’сихе, посланцами Домов Коатля и Мейтассы. Здесь хранился текст Договора Разделения, высеченный на каменной плите, и к нему были подвешены шесть серебряных вамп, по числу Великих Домов. Теперь их осталось четыре, подумал Дженнак, медленными шагами взбираясь на насыпь.

Он направлялся к трехступенчатой пирамиде с широким основанием, стоявшей к северу от бассейна. Как и в былые годы, ее яруса были устроены в виде террас, засаженных зеленью и прикрытых от солнца яркими тентами, а под кровлей тянулся фриз из початков маиса. Когда-то здесь обитала красавица Ице Ханома, сестра Чичен-те, цоланского правителя... Память о ее объятиях, сочных губах и щедром теле не покинула Дженнака, но думать о ней ему не хотелось. Много, слишком много воспоминаний навевали Цолан и прошлое! Сейчас он шел в то же место, но к другой женщине, к девушке, что станет не подругой на ночь, а спутницей на век.

Внизу, у насыпи, прогуливались стражи из личных гвардейцев халач-виника, наверху, у северного дворца, стояли арсоланские воины, горцы с карабинами и при клинках. Их оказалось не меньше трех десятков, и при виде их суровых лиц Дженнак довольно кивнул - здесь дочь сагамора охраняли со всем тщанием. Но наставники, ходившие к ней, были воинам знакомы, так что никто его не задержал и не спросил, что он делает у входа во дворец. Там его уже поджидала девушка-служанка, и Дженнак поплелся за нею, старательно имитируя походку Баратцу-Има и даже ворча под нос, что годы его изрядные, а девица слишком шустрая, и поспевать за такой попрыгушкой нелегко.

Его провели в хоган на втором этаже, выходивший широкими проемами на зеленую террасу. Там на циновке сидела девушка - та самая, похожая на Чоллу и Вианну, и в то же время совсем другая, хотя зрачки ее были изумрудными, губы - пухлыми и алыми, а темные мягкие волосы падали на плечи так же, как у милой чакчан, спутницы юных лет Дженнака. Он не сразу догадался, в чем отличие - прошло, вероятно, три или четыре вздоха, пока он не понял, что у нее другое выражение лица. Не кроткое, как у Вианны, и не надменное, как у Чоллы; эта красавица смотрела на него чуть улыбаясь, с едва заметной смешинкой, будто говорила; вот и ты, мой бедный учитель! Потерпи! Кувшины тебя уже дожидаются!

Дженнак принял позу покорности и склонил голову.

   - Да будет с тобою милость Шестерых, светлая Айчени!

   - Да свершится их воля! - послышалось в ответ. - Садись, отец мой, и начнем урок.

Скрестив ноги и отдуваясь, Дженнак опустился на циновку. Сердце в его груди стучало ударами тревожного барабана.

   - Сегодня, госпожа, я расскажу тебе о Риканне... - начал он.

   - Но об этом мы уже говорили, - с улыбкой заметила Айчени.

   - Разве? Клянусь черепахой Сеннама, я был уверен, что сегодня речь у нас пойдет о Норелге, Бритайе и прочих странах... Ладно, тогда переберемся в Азайю, в ту ее часть, что зовется Сайберном.

На лице девушки мелькнуло удивление. Расправив на коленях подол белой туники, она промолвила:

   - Ты, почтенный, рассказывал мне об Азайе и всех ее частях, и я помню, что Азайя - это все земли от реки Днапр на восток, до океанских берегов. Азайя состоит из пяти огромных территорий, называемых Россайнелом, Сайберном, Китаной, Хннгом и Бихарой, и Сайберн - самая большая его часть. Еще я прочитала «Размышления у догоревшей свечи» Цора Себра, который пишет о странах, народах и их обычаях. Я даже помню, как ты сказал, что у Цора есть сын Кутум, тоже великий знаток чужих земель, и этот Кутум Себр скоро закончит новую книгу, более подробную, чем у его отца. Кстати, обе Эйпонны и Лизир мы тоже изучали, и остался у нас только Дальний материк.

Сказав это, Айчени уставилась на своего учителя, и в ее глазах Дженнак разглядел уже не смешинку, а подозрение: не заглянул ли ты, Баратцу-Им, на дно кувшина? Ноздри девушки затрепетали - кажется, она пыталась выяснить, не исходят ли от наставника винные запахи.

   - Это похвально, что ты усвоила мои уроки, - сказал Дженнак. - Это греет мне душу, ибо те юные бездельники, которых я обучаю в Храме, до сих пор не могут отличить Ханай от Хайана и полагают, что страна Нефати находится на берегу Бескрайних Вод. Воистину, они - черепашьи яйца, а ты - дочь кецаля!

   - Конечно, я дочь кецаля, ведь мой родитель - сагамор! - хихикнув, согласилась Айчени. - А вот ты сегодня похож на попугая. Где твоя память и острый разум, мой учитель? Где твои соколиные перья?

Дженнак добродушно улыбнулся ей в ответ. Айчени намекала на одиссарскую пословицу о том, что не сумевший раздобыть соколиное перо рядится в перья попугая. Он любовался этой девушкой - ее лицо было таким живым, таким изменчивым, словно море при разной погоде! Удивление, ирония, любопытство, властная уверенность в себе, но ни следа гордыни или неприязни... Чолла давно бы выкинула вон недоумка-учи- теля...

   - Ты смотришь так странно... - вдруг произнесла Айчени. - Так, будто видишь меня в первый раз.

   - Не в первый, - ответил Дженнак, и это было правдой. - Но вернемся к нашему уроку, госпожа, вернемся все же к Риканне и Лизиру. Думаю, я мог бы рассказать тебе о том, как были открыты эти земли. О плавании в другую половину мира, которое свершилось три столетия назад.

   - Но об этом я читала еще в детстве... в детстве и потом, когда у меня прибавилось ума... - Взгляд Айчени стал мечтательным и задумчивым. - Я читала «Историю завоевания Риканны» и другие книги о Первом походе пресветлого Дженнака и тидама О’Каймора, о том, как они достигли Иберы, и высадились там, и заключили союз с рыжебородыми людьми, и...

   - Читала, но помнишь плохо, - прервал ее Дженнак. - В «Истории» сказано: корабли достигли сначала Лизира, и лишь потом иберийских земель. И говорится в этой книге, что первыми людьми, которых увидел тар Дженнак, были не иберы, а темнокожие дикари, напавшие на его воинов. Это случилось в тот день, когда Дженнак повел отряд к их стойбищу, и шел он без щита, ибо в руках у него была вампа мира. Идти пришлось ущельем, и там дикари атаковали одиссарских воинов, но те перебили нападавших и, придя в ярость, хотели сжечь селение темнокожих. Но тар Дженнак запретил, сказав: не меч мы сюда принесли, но мир. И отряд вернулся на берег, прихватив с собой нефатского купца Та-Кема, что торговал в селении дикарей. Они вернулись к океану, в лагерь, разбитый у бухты, где стояли их драммары... - Закрыв глаза, Дженнак стал перечислять: - «Тофал» и «Сирим» с синими парусами, «Арсолана» с золотыми, «Одиссар» с пурпурными и «Кейтаб», чьи паруса были оттенка бирюзы... Они стояли там точно пять птиц, прилетевших из-за моря, и покачивались на волнах...