Дженнак неуязвимый - Ахманов Михаил Сергеевич

В Инкалу он плыл на собственном драммаре «Хитроумный Одисс», имевшем не только паруса, но еще и мощный двигатель. Судно было торговое, трюм набили рулонами шелка и ценной посудой в прочных ящиках, а командовал им Рувейта, лихой акдам и опытный купец. Этот Рувейта, родом с Синцила, прежде ходил по Длинному морю и Бескрайним Водам, но Дженнак, убедившись в его верности, распорядился, чтобы акдама с командой перевели в Шанхо, а плату положили вдвое против прежнего. Экипаж на «Одиссе» тоже был с Бальора, Сарда и Синцила, все мореходы из племени мхази, и хоть их давно не считали пиратами, умели они и клинком рубить, и ножи метать, а с карабином обращались как заправские стрелки. Словом, люди были очень подходящие для деликатных поручений и разболтать ничего не могли, так как на китайском, арсоланском и многих других языках знали пару фраз: «где девки?» и «наливай полнее!».

В Арсолане, расположенной по другую сторону экватора, в Месяце Бурь созревали плоды, ламы давали приплод, а с гор тянуло прохладным ветром, освежающим воздух в прибрежных долинах. В гавани Инкалы, под защитой столичных фортов, сгрудились огромные плоты из Лимучати и суда из Одиссара и Юкаты, Асатла и Рениги, Бритайи, Иберы и Атали, но более всего - с Перешейка и Кейтабских островов. Здесь пахло пряностями и смолой, потом и соленой рыбой, здесь шуршали паруса, скрипело дерево, звенели якорные цепи, а купцы, мореходы и грузчики перекрикивались на двух десятках языков. Под эти вопли и шум Дженнак сошел на пристань, велев Ру- вейте побыстрее избавиться от товаров и быть готовым к отплытию в любой момент.

Он не раз бывал в Инкале - как за время долгой жизни не посетить такой прекрасный город! Но первая встреча с ним помнилась лучше всего. Тогда Дженнак приехал тайно, на огромном плоту из Лимучати, сопровождаемый чиновником, носившим звание Стоящего За Спиной. Плот пришвартовался в военной гавани, где Дженнака ждали охранники и Шаче Ция, Глаз Сагамора, ближний к владыке человек. И повел его этот провожатый подземными ходами в Дом Утренней Свежести, на встречу с Че Чантаром... Двести семьдесят шесть лет прошло, но те лабиринты под городом наверняка сохранились! Ибо строили их не на века - на тысячелетия...

Миновав торговую гавань с ее шумом и суетой, Дженнак вышел на нижний ярус Инкалы, на широкую улицу, что тянулась вдоль берега моря, остановился между харчевней и зданием гостевого двора и запрокинул голову. Город, врезанный гигантскими ступенями в склоны Лунных Гор, возвышался над ним, сверкая облицовкой домов из полированного камня и покрытых глазурью кирпичей, цветным стеклом окон и кровлями из бронзы и черепицы. Сотни лестниц и пандусов поднимались вверх, от яруса к ярусу, и каждый из них был украшен особо: аллеями пальм или рощей магнолий, озером с бьющими над ним фонтанами, колоннадой или галереей, за которыми угадывались статуи, мозаичные картины или свежая зелень садов, навесами, сплетенными из ветвей и пестрых тканей, искусственным водопадом или каналом с легкими изящными мостиками. Еще выше вздымались причальные мачты для воздушных кораблей, позолоченные шпили с солнечными дисками и символами божеств, и лес массивных каменных строений - дворцы арсоланской знати, небольшие храмы, Дома Закона и военных ведомств, школы, где обучали различным искусствам, увеселительные заведения. Между верхней и нижней частями города, на двух просторных ярусах, помещались рынки и торговые дворы под крытыми колоннадами - туда тянулись люди, моторные экипажи, тележки, запряженные лошадьми, и караваны лам. Дженнак знал, что где-то среди этой круговерти стоит прочное здание с решетками на окнах, а в его подвале лежат ящики с серебром и золотом, с долговыми расписками, торговыми договорами и обязательствами о поставках. Рука Банкирского Дома Аполло Джумы дотянулась и сюда... Он мог бы войти в это здание, сказать тайные слова, и перед ним раскрылся бы сундук с сокровищами... Но в этом не было нужды.

Границей города и его вершиной являлись дворец сагамора, Храм и соединявший их серповидный корпус, вознесенные на восемь тысяч локтей. Только горы были выше - горы, сиявшие голубоватым панцирем из льда и снегов. Вершины гор и две ступенчатые пирамиды, дворец и Храм, будто подпирали небеса, а в них, знамением нового времени, неторопливо плыл к причальным мачтам воздухолет.

Все же изменилась Инкала, подумал Дженнак и направился к одной из лестниц, где, как помнилось ему, были небольшие лавки с сувенирами, одеждой и украшениями. Скромные, тесноватые, но весьма дорогие, ибо предлагался в них товар наивысшего качества.

Он приобрел сандалии, пояс и белое, расшитое золотом одеяние, какие обычно носили чиновники и жрецы, потом, заглянув в ювелирную лавочку, выбрал серьги из нефрита и серебряную цепь с подвеской в форме солнечного диска Сделав это, Дженнак вернулся на корабль, понаблюдал за разгрузкой, после чего отправился в свою каюту и просидел там до темноты.

Когда солнце скрылось за чертой, соединявшей небо с морем, и суета в гавани затихла, он вновь появился на палубе. Теперь на нем было белое одеяние, ниспадавшее складками почти до пят, новые сандалии, цепь на груди, а в ушах - тяжелые нефритовые серьги. Увидев его в таком наряде, Рувейта пробурчал:

   - В Храм собрался, господин? Ну, возвращайся с добычей... Слышал я, там статуи из чистого золота. Если Одисса притащишь, я его приколочу под корабельным бушпритом.

   - Богохульник, — сказал Дженнак с улыбкой и, приподняв полу одеяния, перепрыгнул на камни пристани.

Затем он повернул к цитадели, охранявшей военный порт. Дорога была знакома; помнились ему массивные здания казарм и арсеналов, стоявшие ближе к городу, за линией береговых укреплений. В тени такого склада, невидимый для людей, луны и звезд, Дженнак остановился и начал превращение. Кожа на его лице приобрела оттенок старой бронзы и покрылась морщинами, веки набрякли, губы стали сухими и узкими, мочки ушей отвисли под тяжестью серег, плечи согнулись; прошло не больше пяти вздохов, и он уже выглядел старцем лет восьмидесяти, почтенным аххалем, перед которым вот-вот откроется дорога в Чак Мооль.

Шаркающей походкой Дженнак направился дальше, петляя среди темных строений и временами натыкаясь на патрули - в этом случае он поднимал руку, благославляя воинов, а те отвечали почтительными жестами. Наконец в одном из закоулков возникла щель в стене, а за нею - узкий проход, памятный с того мгновения, когда привел его сюда Шаче Ция, Глаз Сагамора. Миновав довольно длинный коридор, Джен- нак очутился в круглом зале, тоже ему знакомом, но прежде его освещали восковые свечи в виде змей, птиц и витых раковин, а теперь - эммелитовые фонари. Здесь стояла стража из горцев, склонившихся перед ним также почтительно, как воины патрулей.

   - Во имя Шестерых, - молвил Дженнак тихим дребезжащим голосом.

   - Да свершится их воля! - откликнулись стражи и расступились.

Лишних церемоний в Арсолане не любили, предпочитая им те молчаливые свидетельства, которые даются ситуацией. Раз старый важный жрец знает про тайные ходы, значит, имеет полное право тут находиться, а уж зачем и почему, это стражей не касалось. Благословив их, Дженнак зашагал по широкому тоннелю, тянувшемуся от зала; этот коридор, как и два с лишним века назад, был тих, безлюден и уходил словно бы в бесконечность. Стены его, покрытые светящейся краской, слегка мерцали, пол постепенно повышался, и, вспомнив объяснения Шаче Ции, Дженнак подумал, что сейчас над ним прибрежная равнина, засаженная злаками и фруктовыми деревьями, а через пять тысяч шагов он окажется под склонами Лунных Гор. Очевидно, это случилось в тот момент, когда тоннель сменился лестницей с пологими ступенями и площадками, от которых отходили помеченные знаками проходы, ведущие на городские ярусы, к тем или иным сооружениям.

Подниматься пришлось довольно долго, но наконец лестница кончилась, Дженнак отворил обитую бронзой дверь и очутился в большом квадратном зале с очагами в каждом углу. Это помещение было ему знакомо, но когда он попал сюда в первый раз, хоган озаряло пламя множества светильников. Теперь зал встретил его темной и тишиной. В трех его стенах зияли арки с проходами в другие покои дворца, а четвертой стены не было вовсе - за нею, как помнил Дженнак, лежал широкий балкон, а над ним простиралось усыпанное звездами ночное небо.