Прыжок "Лисицы" (СИ) - "Greko"

А мы бегали и бегали по кругу. Я получал свои удары. Изображал «боль и муки». Просил прощения. Но Тамара была неумолима. Считая удары, вспоминала все мои «грехи».

Наконец, когда мы оба поняли, что окончательно отошли от утреннего проезда по деревне, от разговора с братьями… Что все эти напасти позади… И нам сейчас легко… Я подхватил Тамару на руки и уже сам впился в её губы, закрывая счёт своим «подвигам». Тамара сразу размякла. Подчинилась. Нежно отвечала.

Перестали целоваться. Смотрели друг на друга.

— Ты счастлива, любовь моя?

— Да! — Тамара тихо улыбнулась.

— Тогда в Тифлис?

— Да.

Тамара спрыгнула с моих рук. Бахадур уже подвел ей коня. Помог сесть.

— Только теперь ты мне все расскажешь!

— Расскажу, расскажу, — ворчал я, взбираясь на коня. — Куда я денусь?

— Теперь уж никуда! — улыбнулась моя грузинка.

…Между Вани и Тифлисом порядка двухсот пятидесяти километров. Памятуя о нашем недельном переходе из Поти в Вани с расстоянием всего в сотню, можно было предположить, что нам потребуется, как минимум, две недели. Но не тут-то было! Наша грузинка задала такой темп, что уже мне с Бахадуром впору было взмолиться, и просить её попридержать коней! Мы, конечно, с мольбой не взывали, но мягко намекали. На что Тома всегда отвечала нам смехом. Потом обвиняла в отсутствии мужества. И заставляла нас гнать и гнать! При этом и ночью мне не было покоя! Юная дева не успокаивалась, пока мои губы не начинали напоминать две сосиски! Между поцелуями я еще должен был рассказывать ей всю свою подноготную. Я, таким образом, еще и превратился на время перегона в мужской аналог Шахерезады! Мои «сказки» убаюкивали царицу. Она засыпала. Казалось, можно было, наконец, и самому отдохнуть. И тут уже после первой ночевки мы с Бахадуром поняли, что зря рассчитывали на полноценный ночной отдых. С первыми лучами солнца мы оба обнаруживали над собой уже готовую к очередному броску грузинскую амазонку. Она, особо не утруждая себя, просто пинала нас своими ножками, заставляя подниматься. Пресекала все наши ворчания. Совала нам в руки нехитрый завтрак. Стояла над нами, как воспитательница в детском саду, следившая за тем, чтобы детки съели всю кашку. И побыстрее! И плевать, что каша манная, загустевшая, с комками. Брррр! Потом также пинками заставляла быстрее собираться. Что в её понимании означало быстро пописать, плеснуть один раз водичкой на лицо. И в путь!

На третий день я не удержался. Во время обеденного привала, после подначки Бахадура, спросил:

— Любимая, из-за чего такая спешка? Пожар? Посмотри, во что платье превратилось! — я думал, что нашел самую больную точку любой настоящей женщины.

— Платье до Тифлиса. Я в нём там ходить не буду. Сразу купишь мне несколько новых!

Спрашивается: я реально мог надеяться, что получу иной ответ⁈ Ну, не идиот⁈

Пока я размышлял о своем недальновидном поведении, не заметил, что увеличил лимит времени, который мне был отведен на то, чтобы дать должный ответ царице. Строго говоря, никакого лимита и не было. Я должен был ответить сразу. Поэтому сейчас Тамара вскинула на меня свои прекрасные черные глаза, в которых уже начинала зарождаться очередная молния.

— Да, конечно! — я поспешил ответить, пока молния меня не испепелила.

Царица милостиво кивнула. И вдруг…

— Ты помнишь, я отказалась пойти с тобой на обед к генералу?

— Да.

— Я тогда отговорилась, что устала.

— А на самом деле?

— А на самом деле я сейчас совсем не готова сидеть за такими столами, общаться с такими людьми. С такими женщинами, — Тамара усмехнулась. — Я дикая, необразованная деревенская девушка. Хоть и дворянка. Я знаю только грузинский и пару сотен слов на русском. Я не умею носить такие платья, как у русских дам. И у меня немного времени, чтобы всему этому обучиться. Я должна соответствовать моему супругу. Своему званию. С тем, чтобы ни тебе, ни мне не было стыдно жить рядом с этими людьми, общаться с ними. Обедать… Поэтому я так спешу в Тифлис. Мне нужно многому научиться. И чем быстрее я начну, тем быстрее мы с тобой сможем спокойно выходить в люди, в свет.

Я подошёл к Тамаре со спины, обнял её.

— Значит, русский, французский! — начал её чуть раскачивать.

— Да, — улыбнулась Тамара.

— Мазурки, полонезы?

— Угу.

— Роскошные платья, кружевные чепчики, булавки?

— Обязательно!

«А мне, соответственно, — подумал я, — полагаются батистовые портянки и крем-марго!»

— Зная тебя, готов биться об заклад, что и года не пройдёт…

Тамара фыркнула.

— Полгода?

Тамара согласилась.

— Господь мне тебя послал. Какая же ты удивительная девушка! Откуда в тебе такой огонь горит⁈

— Сам же сказал. От Господа! — Тамара улыбнулась. — Что? Не можешь поверить своему счастью?

— А возможно?

— Даже не смей! Ты должен каждый день мной восхищаться!

Тамара повернулась ко мне. Поцеловала.

— И, кстати. Тебе тоже нужно выучить французский. И танцы.

Я вздохнул.

— Не слышу!

— Все уже ты слышала. Я же тебе уже говорил: куда я денусь⁈

— Хороший муж! — рассмеялась Тамара. — Всё. По коням!

…Мы мчались. Я смотрел на Тамару. Она была сосредоточена и спокойна. Все уже решила и распланировала. И все воплотит в жизнь по высшему уровню. В этом можно было не сомневаться. И тут я подумал, что моя жена станет одной из первых грузинок, которая перевернет многие из патриархальных устоев. На моих глазах будет происходить зарождение грузинской культурной элиты и интеллигенции. Той, которая впоследствии была так знаменита в бытность СССР. И вызывала всеобщий восторг великой страны.

На седьмой день нашей бешеной скачки мы добрались до города моего детства.

Въехали в столицу Закавказья через Гарцискарскую рогатку. Окраинная воинская застава с полосатым шлагбаумом и будкой. И продольный брус с вбитыми крест-накрест палисадинами для недопущения конного прорыва — та самая рогатка.

Старший, бросив на нас мимолетный взгляд, потребовал подорожные. Меня его спокойная реакция удивила. Я-то считал, что наше трио иначе, как пестрым, назвать было нельзя. Непонятный грек в виде горца. Покалеченная «мавра» в виде алжирца. (Тамара настояла на перевязке руки Бахадура после успешной операции в Вани). И юная девушка, грузинка. Какого чина — не разберёшь. Тамара сейчас выглядела, как и полагалось кавказским женщинам. Накидка на месте. Все закрыто, видны только глаза.

— Подорожных нет, — ответил я.

Служивый пожал плечами.

— Тогда я не смогу разрешить вам въехать в город!

[1] Буквальный перевод с грузинского: «Я», «Я есть». В данном контексте, хвастливое «Это я!»

[2] Коста воспользовался блестящей репликой С. Довлатова.

Глава 23

Тифлис не Тбилиси

Я достал свою бумагу-«вездеход». Часовой принялся ее изучать. Наконец, спокойствие ему изменило. Было видно, что он не знает, как с нами поступить. Все-таки моя бумажка-броня что-то да значила. «Почесав репу», старшой принял единственно верное решение, столь характерное для российской действительности. В деле «Лисицы» я вдосталь налюбовался на такую манеру что у армейцев или флотских, что у чиновников. Смысл простой: кабы чего не вышло. Отсюда выход: вот буду я теперь с вами разбираться⁈ Оно мне надо? Вон, есть начальство, пусть они головы ломают! У них и зарплата побольше! А моё дело маленькое!

Все это было написано на лице служаки. Так что я был почти на сто процентов уверен, какое решение он примет.

— Я дам вам сопровождающего. Он препроводит вас в корпусной Штаб. Пусть там решают, что с вами делать!

Кто бы сомневался!

— Милютин! — позвал старший одного из подчиненных.

Милютин подбежал к нам.

— Проводи до штаба! — приказал, передав ему мои бумаги. — Пропусти!

Это он крикнул уже рядовому у шлагбаума. Тот быстро исполнил приказ. Мы пересекли линию. Теперь, наверное, можно было сказать, что въехали в город.