Журналист: Назад в СССР (СИ) - "товарищ Морозов"

— Поговорим?

Конечно, можно было попытаться удрать. Просто с ходу стартануть, как тогда во дворе, а при удаче еще и перевернув легкий столик кафе. Я не знал, каков качок в беге на длинные дистанции, но почему-то не ожидал для себя ничего хорошего в исходе такого состязания. К тому же шестым чувством — или кожей спины? — я моментально ощутил присутствие позади качка Федора, слишком близко от меня, поэтому лишь покорно вздохнул:

— Ну, давайте.

То, что для одного человека порой кажется настоящим и невероятным чудом, другому зачастую представляется просто закономерным исключением из правил, которыми пестрят любые законы природы или общества. А для кого-то это и вовсе — будничная обыденность, привычная как глоток утреннего кофе или первая, самая вкусная сигарета после обеда.

Наверное, я принадлежу к первой категории, потому что до знакомства с одиозным писателем Вороновым я был абсолютно уверен, что являюсь первым и единственным на сегодняшний день путешественником во времени в мире и на все времена. И уж точно я не мог представить, что на месте моего прибытия — в моем родном городе сорокалетней давности — меня уже давно и терпеливо поджидают. И цель их была проста и ясна как день — поскорее выдворить меня обратно в мою родную реальность, в том числе и временную, пока я не успел наломать дров в этом настоящем- прошлом.

— Существует несколько способов перемещения во временном пространстве, — пояснил мне полковник Одинцов, попивая ледяной апельсиновый сок. — Подавляющее большинство таких случаев сводится к элементарному возвращению обратно тех, кого капризная судьба однажды забросила в другую временную реальность. Возвращение происходит, как правило, тем же способом, как и первое перемещение. В этом случае оно происходит без нашего… эээ… деятельного участия, скажем так. Так и было поначалу с Владленом Борисовичем Вороновым.

Он помолчал немного, словно давая понять: поначалу было так, а вот потом — уже совсем иначе.

— По статистике подобных таинственных случаев с перемещением вторую по численности категорию странников во времени составляют те, для кого этот переход происходит нечувствительно.

— Это как? — недоверчиво переспросил я. Анна тем временем все так же помалкивала, рисуя ложкой на дне креманки замысловатые узоры. И самое главное, похоже, она была ни чуточки не удивлена странным содержанием нашей беседы с ее отцом.

— Им так и не суждено в итоге узнать, что они переместились в иную реальность. Память об их прошлой жизни напрочь исчезает, заменяясь ложными воспоминаниями.

— А кто им диктует… эти ложные воспоминания? Кто загружает их в голову такому переселенцу?

— Если бы мы это знали… — вздохнул Одинцов. — Сейчас бы мы уже сидели и разговаривали совсем в другом месте. И тебе бы не пришлось бегать по лесам.

Он сокрушённо покачал головой.

— Поэтому, чует мое сердце, нам предстоит еще немало сюрпризов и неожиданных открытий. Потому что та неведомая сила, которая проявляет себя таким образом, что способна стереть в мозгу человека воспоминания о его прошлом и при этом органично заменить их ложными, должна обладать поистине невероятной мощью. А также быть невероятно гибкой и пластичной, иначе ложные воспоминания очень быстро рассыплются в прах из-за всяческих нестыковок, противоречий и общей нелогичности картины. У меня даже дух захватывает от того, с каким противником мы можем столкнуться, если эта сила откажется вступать с нами в контакт.

— А к какой категории тогда принадлежу я?

Полковник ответил не сразу. Они обменялись с дочерью взглядами, и Анна еле заметно кивнула.

— Ты принадлежишь к третьему разряду, — ответил Одинцов. — Он, кстати, пока еще очень маленький, во всяком случае, для нашего ведомства. Собственно говоря, в нем лишь ты один и состоишь. И больше пока никого.

— А что же во мне такого особенного? Что мне даже выделили персональную категорию? — ненавязчиво закинул я первую удочку.

— Твое перемещение произошло благодаря действию неких обстоятельств непреодолимой силы.

— Так и Воронов вроде так же… — предположил я.

— Не совсем так, — ответил полковник Одинцов. — По видимости ты был перемещен в это время, — он обвел широким жестом окрестности парка, — в результате действия некоего аномального предмета. В свое время им воспользовалась твоя мама. Твоя настоящая, биологическая мама, а не приемная. И в настоящее время этот предмет с аномальными свойствами находится либо у нее, либо, что более вероятно — у тебя. И мы…

Одинцов сделал паузу.

— Мы очень заинтересованы заполучить этот предмет для его изучения и по возможности — установления принципа действия и всех его возможных других свойств.

— Ого! — воскликнул я. — Других свойств, говорите? А кто это, интересно, мы?

— Да все тут, — улыбнулся Одинцов. — Я, Аннушка, Фёдор вот…

— И кто вы такие?

— Как это кто? — улыбка полковника стала еще шире. — Это мы, молодой человек. Четвертая категория.

Сколько я ни слыхал и не читал в своей прошлой реальности обо всяких там попаданцах, перемещенных лицах и иных путешественниках во времени, сроду не слышал, что они, оказывается, еще и делятся на категории. И если в мою, третью категорию, по классификации полковника Одинцова, входят, в отличие от писателя Воронова, те, которые, сами того не желая, однажды перемещаются в другие тела, но при этом сохраняют и сознание, и воспоминания, и вообще весь опыт своей предыдущей жизни, то путешественники во времени четвертой категории совершают свои переходы абсолютно сознательно. И при этом, по-видимому, сохраняют возможность однажды вернуться в свое привычное и родное время, поскольку там для этого имеются реальные возможности.

Поэтому я даже с некоторым страхом в душе спросил Одинцова, из какого же они времени. И при этом покосился на Анну: ну, ты-то что молчишь, неужели это всё правда?

И, конечно, не добился ответа. Во всяком случае, полностью устраивающего меня в ту минуту.

— Думаю, Александр Якушев, тебе этого лучше не знать. Скажем так: мы — из недалёкого будущего. Недалекого от твоего реального бытия, понимаешь?

Тут я против желания опять посмотрел на Анну. Полковник перехватил направление моего взгляда и покачал головой.

— Как видишь, в этой реальности она — твоя сверстница.

— А в своей?

В этот миг мой голос все-таки предательски дрогнул. Ну, вы понимаете… узнать, что твоя юная подружка на самом деле — древняя старушка, это совсем не комильфо.

— Разумеется, нет. Она немного тебя постарше, скажем так. Ну, так и тебе же в твоей реальности шестьдесят. Как говорится, тоже уже далеко не мальчик.

Офицеру КГБ Владимиру Одинцову было еще только слегка за тридцать, когда судьба, похоже, решила полностью разрушить его жизнь. Заболела любимая жена, диагноз врачей был неутешителен — онкология, а Одинцов знал, что с такими заболеваниями люди не вылечиваются. Вопрос был только во времени, и когда состояние его ненаглядной Светланы вдруг улучшилось, и она даже стала вставать с постели и ненадолго выходить в маленький дворик их дома, Одинцов не верил в милость судьбы. И оказался прав.

Впоследствии знакомый врач рассказал ему, что раковые больные подобны осенним цветам: незадолго до кончины они зачастую испытывают улучшение, подобно тому, как осенние цветы ярко горят на клумбах под холодным осенним небом, прежде чем увять и уйти навсегда. Тем не менее, Одинцов до последнего верил в чудо, что лихая судьба обойдет их с маленькой дочкой стороной, поскольку жизнь не может быть настолько несправедливой к хорошим людям.

Оказалось — может, и пришло время, когда Одинцов остался один с трехлетней Анечкой, которой с каждым разом всё труднее было объяснять, куда уехала мама так надолго, и почему она пока не может вернуться. Служба тоже угрожала покатиться под откос и рассыпаться прахом: ФСБ — организация серьезная, служба там во все времена требует предельной концентрации всех сил, и предаваться личным переживаниям в рабочее время не получится.