Журналист: Назад в СССР (СИ) - "товарищ Морозов"
— И не стыдно вам иметь дело со всякими гопниками? А еще зоветесь блюстителями закона… — в сердцах посетовал я.
Ответом мне была ироническая улыбка особиста.
— Ты не поверишь, но Федор — почти твой коллега, — проговорил Одинцов, явно забавляясь моей эмоциональной реакцией. — Выпускник филологического, специалист по городскому фольклору, подростковому сленгу, тюремному и уличному арго… В общем, специалист широкого профиля.
— Ага, — кивнул я и мстительно проговорил. — Филолух! Ничего-ничего, еще встретится мне как-нибудь ваш Федор на узенькой дорожке…
— Ну, ты же мне тоже по ноге въехал, — пожал плечами качок-филолог.
— И еще въеду, — пообещал я. — Всенепременно!
— Что ж, буду ждать, — равнодушно ответил мой обидчик.
— И дождешься! — заверил я. А потом обернулся к Одинцову и выпалил ему прямо в лицо:
— А камень я вам не отдам.
И показал ему кукиш.
Сбоку послышался нервный смешок: это Анна не удержалась и прыснула со смеху в кулачок. Полковник покосился на дочь и тоже усмехнулся. А в следующую минуту хохотали уже все, включая качка Федора.
— В общем, так.
Теперь полковник говорил по-военному — как говорится, с чувством, с толком и с расстановкой.
— О том, кто ты и откуда, должен знать весьма ограниченный круг лиц. На сегодняшний момент это я, Фёдор и Анна, уж извини, так вышло. Камень свой оставь при себе, если он так уж тебе дорог. Но если я что-то смыслю в предметах, способных содействовать перемещению во времени — в нашем с Аннушкой времени они, кстати, именуются «хронолоцманы», то круг их свойств крайне ограничен.
Я посмотрел на него в легком недоумении.
— Вы сказали — лоцманы? Но они же такие… маленькие…
Это был самый первый образ, который сейчас пришел мне в голову. Маленькое и юркое суденышко уверенно ведет за собой огромный корабль, безошибочно отыскивая путь между подводными рифами или опасными мелями.
— Вот именно, — кивнул полковник. — Ты совершенно прав, дорогой Александр Николаевич. Твой камень не в состоянии осуществить перенос такой массы энергии, как человеческое тело, ни на сорок лет, ни на десять месяцев, ни даже на неделю тому назад. Ему это просто не под силу, да и не его это функция. Задача «хронолоцмана» — определить наличие переносимого объекта и место конечной точки предстоящего маршрута во времени, после чего связать эту точку с исходной. Это своего рода навигатор, оттого-то мы и зовем его лоцманом.
— Но кто же тогда… переносит? Если не этот камень?
— А вот это уже совсем другой вопрос, — задумчиво проговорил Одинцов. — Но можно с определенной долей уверенности предположить, что тебя перенесла из твоей реальности сюда, в 1980-й, некая сила, с которой повстречались в лесном ханты-мансийском «куполе» твои родители.
— То есть вы хотите сказать, что этот серый камень — нечто вроде пульта управления, а сам «купол» был чем-то типа телевизора для него?
— Эта версия имеет право на существование, — подтвердил полковник, хотя его слова и прозвучали, на мой взгляд, несколько уклончиво. — Однако меня, дорогой ты мой Александр Николаевич, интересует кое-что другое. Откуда у тебя такая прямо-таки железная уверенность, что сюда, в восьмидесятый год, ты попал именно благодаря своей маме? Я имею в виду твою биологическую мать, Ольгу Антоновну Иноземцеву.
— Ну, как…
Признаться, вопрос полковника меня несколько озадачил.
— Она же сама мне об этом сказала. Всю ночь продержала камень в своей руке, а наутро я уже тут, как по заказу.
— Вот именно, — подтвердил Владимир Иванович. — Но почему ты считаешь, что именно это и привело к твоему… эээ… перемещению сюда?
— А что еще тогда?
Я обалдело уставился на полковника. Ну, надо же: только я нашел причину того, как и благодаря кому попал сюда, в эту новую реальность, можно сказать, возвратился в свою молодость, и что же? Меня сейчас натурально тычут мордой в пол, как нерадивого котенка-несмышленыша, и говорят: ты не прав, всё было не так, более того, всё было совсем иначе? Ну, знаете ли…
— Простите, Владимир Иванович, но я вас что-то совсем не понимаю, — сказал я, даже не пытаясь скрыть своего раздражения.
И тут неожиданно заговорила Анна.
— Саша, ну, чего же тут непонятного? Вот представь, что тебе нужно сделать лед в морозилке холодильника. Или, скажем, поджарить яичницу. Что ты делаешь в этих случаях?
Я пожал плечами.
— Ничего особо не делаю. Просто кладу формочку с водой в морозилку.
— А яйца разбиваешь на сковороду, верно?
Я тупо кивнул.
— Но прикинь: холодильник сам ведь не будет морозить, и сковородка сама по себе яиц не испечет, верно? Сковороду надо поставить на огонь, а значит, подвести к плите и горелке газ, просто повернув ручку конфорки. Легким движением руки, как говорится. А холодильник нужно как минимум включить в сеть и убедиться, что он исправен. Так и ваш с мамой камень, Сашенька. Сам по себе он никого не может отправить через года и расстояния, к нему нужно как минимум подвести энергию какую-то — как газ или электричество к тебе на кухню. Теперь врубаешься?
Я ничего не ответил, но посмотрел на Анну с большим уважением.
— Интересный образ и вполне наглядный, сразу видно будущих журналистов, — одобрил полковник. — В этом случае, таинственный «купол», куда однажды вошли твои родители, Саша — это некий аналог «кухни», если использовать терминологию Аннушки.
— Ладно, — согласился я. — А что тогда сыграло роль газа? Или электричества?
— А что сыграло роль газовой плиты? Или холодильника? Мы этого не знаем, Саша, и вряд ли узнаем, пока в нашем распоряжении не будет хотя бы одного очевидца. Непосредственно побывавшего в этом самом «куполе».
Признаться, мне не понравилось, как этот Одинцов сказал: «в нашем распоряжении». Очень даже не понравилось. Но многолетний журналистский, да и элементарный житейский опыт давно приучили меня по возможности не высказывать вслух собственные мысли в адрес тех, кого они непосредственно касаются. Себе, как говорится, дороже.
Поэтому я нацепил на собственную физиономию вполне легкомысленное выражение и небрежным тоном произнес:
— Если вы говорите о моей ма… об Ольге Антоновне, то вряд ли она сейчас будет вам полезной. Вы же прекрасно знаете, что она не помнит почти ничего из своего пребывания в этих треклятых «полостях». Представляю, сколько ее мурыжили и врачи, и ваше, кстати, ведомство, Владимир Иванович! А в результате? Полный провал в памяти именно на этот период. Тринадцать лет вылетели из головы этой бедной женщины, как из пушки воробей.
Одинцов некоторое время смотрел на меня с очень странным выражением лица, которое я у него уже видел. Будто он рассматривает в микроскоп какую-нибудь диковинную амёбу или инфузорию-туфельку. И при этом прикидывает: а что будет, интересно, если мы сейчас отрежем ей ногу? А две?
Но «полковник почти в отставке» удивил меня и на сей раз. Потому что спросил с почти искренним удивлением:
— А почему ты думаешь, Саша, что это сделала твоя мама? Я имею в виду твое перемещение во времени.
К такому повороту в нашей беседе я, признаться, вовсе не был готов. Хотя ожидал, кажется, чего угодно…
— Не моя… мама? Что вы хотите этим сказать, Владимир Иванович? А кто же тогда это сделал?
— Ну, сделал-то, похоже, все-таки этот аномальный «купол». Или обитающая там некая сущность, о существовании которой мы можем только осторожно предполагать. Но сейчас речь не о том. Речь идет о людях, Саша, и тут можно уже оперировать реальными фактами. Внутрь «купола» ведь вошли два человека, ты не забыл этого, надеюсь?
— Нет… — ошалело покачал я головой. — Вы что же, имеете в виду…
— Павла Иноземцева, — договорил за меня отец Анны. — И твоего биологического отца, между прочим.
— Ну, и что? Причем здесь он?
— А ты не исключаешь мысль о том, дорогой мой Александр, что твой отец, геолог Павел Иноземцев вполне может быть причастен к твоему… эээ… перемещению? А что, если это вообще сделал твой отец? Каким образом — мы не знаем. Но разве можно исключать такую возможность?